Иствикские ведьмы - Апдайк Джон (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
– Да, мне все еще требуется что-нибудь тонизирующее, – решила Александра, поскольку холод, вошедший в нее несколько дней назад вместе с грозой, так и не выветрился. – Нет ли у тебя водки?
Кто-то когда-то сказал ей, что водка не только менее калорийна, но и меньше раздражает слизистую желудка, чем джин. А раздражение, как физическое, так и психологическое, провоцирует рак. Он случается у того, кто не защищен от самой идеи его возникновения; ведь для этого и нужна-то всего-навсего одна свихнувшаяся клетка. Природа всегда начеку, наблюдает за тобой, ждет, когда ты утратишь веру, чтобы вонзить в тебя свое смертоносное жало.
Сьюки улыбнулась шире:
– Я ведь знала, что ты придешь. – Она выставила непочатую бутылку джина «Гордонз» с традиционной свирепой головой борова, глядящей круглым оранжевым глазом и высунувшей красный язык между загнутыми клыками.
Александра улыбнулась, глядя на этого дружелюбного монстра.
– И п-больше тоника, п-жалста. Калории!
Бутылка с тоником шипела и пенилась в руке Сьюки, словно хотела напугать. «А может, раковые клетки больше похожи на пузырьки газировки, разносимые током крови?» – подумала Александра. Нужно перестать об этом думать.
– Где Джейн? – спросила она.
– Предупредила, что немного задержится. Репетирует перед концертом у униатов.
– С этим ужасным Неффом, – добавила Александра.
– С этим ужасным Неффом, – эхом отозвалась Сьюки, слизывая с пальцев тоник и шаря другой рукой в холодильнике в поисках лайма.
Реймонд Нефф, преподававший музыку в старших классах, был низеньким толстым изнеженным мужчиной, который, однако, наградил пятерыми детьми свою неопрятную жену-немку с землистой кожей, носившую очки в стальной оправе. Как и большинство хороших учителей, он был тираном, вкрадчивым и назойливым, и желал спать со всеми подряд. В настоящее время с ним спала Джейн. Александра в прошлом несколько раз поддалась ему, но событие это произвело на нее столь незначительное впечатление, что Сьюки, вероятно, даже не уловила ни вибрации, ни следа зрительного образа. Сама Сьюки в присутствии Неффа вела себя сдержанно, но и она свободна стала не так давно. Быть разведенной в маленьком городе – в некотором роде то же, что играть в «Монополию»: в конце концов последовательно оседаешь во всех владениях. Подруги не одобряли этой связи Джейн, которая всегда продавала себя с неприличной поспешностью. Но больше всего они не любили отвратительную жену Неффа с тусклыми соломенными волосами, коротко подстриженными как будто сенокосилкой, с тщательно выговариваемыми и комически неправильно употребляемыми словами, с привычкой напряженно вслушиваться в каждое слово собеседника, глядя на него в упор выпученными глазами. Когда спишь с женатым мужчиной, в определенном смысле спишь и с его женой, поэтому она не должна быть настолько отталкивающей.
– У Джейн такие восхитительные возможности, – автоматически отозвалась Сьюки, забравшись в холодильник и по-обезьяньи яростно стараясь выскрести еще несколько кубиков льда из формочки.
Ведьма может взглядом заморозить воду, но разморозка порой превращается в проблему. Из четырех собак, которых они с Монти держали в лучшую пору своего супружества, две были прыгучими серебристо-коричневыми веймаранами – веймарскими пойнтерами. Одного, по имени Хэнк, Сьюки оставила у себя, и сейчас он жался к ее ноге в надежде, что она сражается с холодильником ради него.
– Но ее жертва напрасна, – завершила фразу за Сьюки Александра. – Это жертва в старомодном смысле слова, – добавила она, поскольку шла война во Вьетнаме, открывшая миру иной, опасный смысл этого слова. – Если Джейн серьезно относится к занятиям музыкой, то ей следовало бы переехать в какое-нибудь серьезное место, в большой город. Это же чудовищное растрачивание себя для выпускницы консерватории – пиликать на струнах для сборища старых глухих куриц в полуразвалившейся церкви.
– Ей здесь спокойно, – объяснила Сьюки тоном, предполагавшим, что им-то – отнюдь нет.
– Она даже никогда не моется. Ты обратила внимание, какой дух от нее исходит? – спросила Александра, имея в виду не Джейн, а Грету Нефф, однако Сьюки не составило ни малейшего труда уловить ассоциацию – их сердца бились на одной волне.
– А эти старушечьи очки! Она в них похожа на Джона Леннона, – подхватила Сьюки и, поджав губы, изобразила печально-торжественную мину, став действительно похожей на Джона Леннона. – «Я тумаю, сто тиапер мы можем выаиппить сфои – sprechen Sie wass? [10] – напиат-тки». – Грета Нефф произносила вместо гласных какие-то немыслимые, совершенно не американские дифтонги, будто катала по нёбу каждую гласную.
Продолжая хихикать, подруги понесли свои стаканы в «пещеру» – маленькую комнатушку со вспученными и выцветшими обоями, разрисованными корзинами фруктов и винограда, с облупившимся оштукатуренным потолком, имевшим странный угол наклона, поскольку комната наполовину уходила под лестницу, ведущую на второй этаж – в нечто вроде мезонина. Единственное окно, расположенное слишком высоко, чтобы женщина могла выглянуть в него, не встав на табурет, было застеклено ромбовидными панелями толстого, пузырчатого и деформированного стекла, какое бывает в донышках бутылок.
– Капустный запах, – продолжала развивать свою мысль Александра, ставя на подлокотник высокий серебристый стакан и опускаясь на двухместный диванчик, застеленный шерстяным покрывалом, расшитым обтрепавшимися вычурными завитками и стилизованными виноградными лозами, из которых во все стороны торчали нитки. – Он исходит даже от его одежды, – продолжала Александра, отметив про себя, что данное замечание отдаленно перекликается с рассказом о Монти и цукини и этой интимной деталью она явно намекает Сьюки на то, что спала с Неффом.
Зачем? Здесь нечем хвастать. Нет, все же есть чем. Как он потел! Кстати, Александра спала и с Монти и никогда не чувствовала запаха цукини. Один из восхитительных моментов адюльтера с чужими мужьями заключается в том, что позволяет взглянуть на жен под иным углом зрения: мужья видят их так, как не видит никто другой. Нефф, например, представлял несчастную омерзительную Грету как по-своему изящную, всю в лентах Хайди, прелестный эдельвейс, сорванный им на романтически опасной высоте (они познакомились во Франкфурте, в пивной, когда он жил в Западной Германии, вместо того чтобы воевать в Корее), а Монти…
Александра покосилась на Сьюки, пытаясь припомнить, что говорил о ней Монти. Вообще-то, стараясь быть джентльменом, он говорил о ней мало. Но однажды, придя к Александре после какой-то дурацкой консультации в банке и все еще находясь под ее впечатлением, проговорился: «Она милая девочка, но несчастливая. Я имею в виду, что она приносит несчастье другим. Себе она явно приносит удачу». И это было правдой. Будучи женатым на Сьюки, Монти потерял бо́льшую часть своих семейных денег, в чем все винили его собственную глупость и неповоротливость. Он никогда не потел. Монти страдал гормональной недостаточностью родовитого человека и неспособностью полагаться на возможности, предоставляемые тяжким трудом. У него было почти безволосое тело и мягкие женские ягодицы.
– Грета, должно быть, хороша в койке, – говорила между тем Сьюки. – Все эти Kinder… [11] Fünf [12] штук, однако.
Нефф поведал Александре, что Грета была горяча, но требовала усилий, разогревалась медленно, но неотвратимо. Она могла бы стать безжалостной ведьмой: ох уж эти кровожадные немцы!
– Мы должны быть к ней добры, – сказала Александра, возвращаясь к Джейн. – Вчера, беседуя с ней по телефону, я была поражена тем, как сердито она говорила. Эта женщина сжигает себя.
Сьюки взглянула на подругу – последняя реплика показалась ей немного фальшивой. Для Александры начиналась новая интрига, замаячил новый мужчина. Воспользовавшись тем, что Сьюки на миг отвлеклась, Хэнк слизал свисающим серым веймаранским языком два пшеничных крекера с крабовой тарелки, которую она поставила на видавший виды сосновый матросский сундучок, заново отполированный неким древним перекупщиком, чтобы его можно было использовать в качестве кофейного столика. Сьюки обожала свои обшарпанные древности; в них было нечто геральдическое, как в костюме из лохмотьев, во втором акте оперы принимающем округлые формы сопрано. Хэнк уже протянул язык к сыру, но Сьюки краем глаза уловила это движение и стукнула собаку по носу, который был резиновый, твердый, как автомобильная покрышка, и от удара больно стало, скорее, ее пальцам.
