Между небом и землей - Беллоу Сол (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
Минна переходила от группки к группке нетвердо, на каждом шагу рискуя сверзиться с высоты своих каблуков.
Наконец остановилась перед Джорджем Хейзой. Мы слышали, как они препираются. Она, оказывается, заставляла его начитать на магнитофон поэму, которую он внедрял в массы давно еще, когда работал под сюрреалиста. К чести его, он отнекивался. То есть вилял, краснел и нервно улыбался. Он хочет забыть грехи юности. Всем осточертела эта поэма, ему в первую очередь. Его поддержали. Абт, не без яда в голосе, сказал, что Джордж сам имеет право решать, читать поэму или нет. А поскольку все ее слышали… сто раз…
— Не все, — сказала Минна. — И при чем это тут, если я хочу ее записать. Талантливая вещь.
— Считалась талантливой.
— Считается до сих пор. Очень даже талантливая.
Абт смолк, так как ситуация становилась двусмысленной. Абт с Минной когда-то собирались пожениться, но, по никому из нас не известным причинам, она вдруг решила выйти за Гарри Серватиуса. Какая-то сложная история оскорбленных чувств. Атмосфера неловкости сгущалась. Абт ретировался, и Минна добилась своего. Поэму записали. Голос Джорджа странно звенел и срывался.
Я одинок,
Мой гребень перебирает волосы, как реестр печалей…
Джордж с виноватой ухмылкой попятился от магнитофона. Одна Минна была довольна. Она поставила запись снова. Я спросил у Майрона:
— Что сегодня не так, не знаешь?
— А… опять-таки Гарри, я думаю. Он в кабинете с Хилдой Хилман. Целый вечер сидят. Разговаривают.
— Джозеф, — говорит Айва, — не принесешь мне еще? — и протягивает стакан.
— Айва, — хмыкает тут Джек Брилл, — ты с ним поосторожней.
— Это ты про пунш?
— Он легко идет, а потом разбирает.
— Может, тебе хватит? — говорю я. — Ты же плохо себя чувствуешь.
— Сама не знаю, почему такая жажда напала. И не ела соленого.
— Давай я тебе лучше воды принесу.
— Воды! — Стакан отдернут с презрением.
— Тебе сегодня больше не стоит пить. Пунш очень крепкий, — говорю я ей.
Тон мой не оставляет сомнений. Я требую послушания. Тем не менее чуть погодя я обнаруживаю ее возле пунша и хмуро наблюдаю, как жадно она пьет. Я до того разозлился, что чуть не подошел и не вырвал у нее стакан. Вместо этого я затеваю с Абтом разговор на первую подвернувшуюся тему, о войне в Ливии. Переговариваясь, мы продвигаемся к кухне.
Абт, может быть, самый старый мой друг, самый близкий. Я очень к нему привязан, наверно, я всегда ценил его больше, чем он меня. Ну да какая разница. В конце концов, он же любит меня и ценит. В колледже мы одно время делили комнату. На время разошлись из-за политики. Потом вернулись в Чикаго, дружба возобновилась, а когда он работал над докторской — до прошлого июня он преподавал политологию, — то практически у нас жил.
— Мы в огромном долгу перед итальянцами, — начал Абт. — Они трезво относятся к войне. Хотят домой. Но этим наш долг не исчерпывается. Капитализм так и не превратил их в жертвы сложения и вычитания. Они остались мыслящими людьми. (Говорит медленно. Я понял: импровизирует, обычная его манера.) Не стали рубаками. У них больше вкуса и меньше ходульной спеси, чем у потомков Арминия <Арминий, или Герман (18 или 16 г. до н.э. — 19 или 21 г. н.э.) — германский вождь, разгромивший римлян в битве у Тевтобургского леса>. Тогда, конечно, они промазали. Тацит раздул германцев…
Моя злость на Айву поблекла. Я с увлечением слушаю гимн итальянцам.
— Итак, мы в долгу, — говорю я, а сам улыбаюсь. — И по-твоему, они собираются нас спасать?
— Они нам ничего плохого не сделают. И цивилизация, того гляди, начнет свое возвращение оттуда, где родилась, со Средиземного моря.
— Ты испытал эту штуку на докторе Руде?
— Уж он-то принял бы все за чистую монету и попытался бы слямзить идею. Доктор Арнольд Руд, или Мэри Бейкер Руд (Мэри Бейкер Гловер Эдди (1821-1910) — американский теолог, основательница так называемой христианской науки исцеления от болезней.), как его называет Абт, — декан его факультета и ректор колледжа.
— Как, кстати, старик?
— А что ему сделается — все лоснится, все самый дорогой лектор в городе и все так же темен, как ночь. Обожает меня обращать, и по два раза в неделю приходится его лицезреть и обсуждать «Науку и здоровье». В один прекрасный день я всажу в него нож и скажу: «Молись, и Господь тебе поможет, засранец». Конечно, дешевый аргумент, не лучше, чем у Джонсона, когда он пинал камень, чтобы образумить Беркли <Джордж Беркли (1685-1753) — ирландский философ-идеалист, писатель, англиканский епископ, автор книги «Принципы человеческого знания». Сэмюэл Джонсон (1709-1784) — знаменитый английский писатель, лексикограф.>. Но просто не постигаю, что бы еще с ним предпринять.
Тут я захохотал, и сразу другой, пронзительный хохот, почти стон, отозвался из глубины дома. Я уставился в ту сторону.
— Минна, — сказал Абт.
— Ну сделайте что-нибудь… — Я ужаснулся, услыхав этот выкрик и вспомнив, с каким она лицом нас приветствовала.
Веселье шло своим ходом, и я задумался над тем, кому вообще нужны эти сборища. Вдруг меня осенило, что цель подобных мероприятий издавна-высвобождение чувств из застенка сердца, и как гонит зверей инстинкт искать известь или соль, так и нас с элевсинских времен нужда сгоняет на празднества, чтоб с танцами и обрядами демонстрировать страданья и муки, выпускать на волю злость, желанье, тоску. Только выходит у нас неуклюже и пошло, мы утратили ритуальные навыки, полагаемся на пьянку, поубивали друг в друге богов и мстительно воем от боли. Я содрогнулся от этой жуткой картины.
— Да уж, — сказал Абт. — Плоховато ей.
Мне полегчало от того, что он смотрит на все так же, как я.
— Только зря она себе позволяет… — Торопливый топоток близился к кухне. — Есть в конце концов такие вещи, как… — Но снова он не кончил фразу. Вошла Минна в сопровождении Джорджа.
— Интересно, и какие же вещи?
— Это ты голосила? — спросил Абт.
— Я не голосила. Отойди-ка от холодильника. Мы с Джорджем пришли за льдом. И почему, спрашивается, вы затаились на кухне? Между прочим, у нас званый вечер. Эта парочка, — сказала она Джорджу, — вечно прячется по углам. Этот вот, в костюме гробовщика, и этот… круги под глазами. Как заговорщики. — И, шатаясь, вышла. Джордж с вытянутой, осуждающей физиономией потащил за ней вазу со льдом.
Абт сказал:
— Хозяйка веселится на всю катушку, а?
— Гарри что, тоже надрался? Да что там у них?
— Может, чуть и перебрал. Но, между прочим, он знает, что делает. Э, да какое нам дело…
— Я думал, у них все хорошо.
— Какие-то трения. Но — ах! — тут он скроил гримасу. — Все это довольно неаппетитно.
Я поддакнул:
— Уж конечно.
— И с меня на сегодня хватит. Эти штучки с поэмой Джорджа…
— А-а, ну да.
— Лучше от греха подальше.
Я совсем сник. Голос у Абта и лицо были ужасно несчастные. Не то чтобы он редко бывал несчастным, скорей наоборот. Но сегодня его обычный коктейль натужного веселья с желчью как-то больше горчил. Я это заметил сразу, и хоть хохотал, но, между проним, поежился, когда он размечтался насчет ножа в груди доктора Руда. Я вздохнул. Конечно, он до сих пор влюблен в Минну. Или, может, точнее сказать — так и не оправился от разочарования? Но не только в этом дело, я понял его глубинное недовольство, которое не покрыть простыми терминами — «разочарованье», «любовь». Более того, я и на себя разозлился, потому что мне, в глубине души, поднадоела несчастность Абта, поднадоело наблюдать, как он снова и снова собирает для нее все силы, как выдохшийся, но опытный боксер. Я мобилизовал все свое сочувствие. Ему же плохо, в конце концов, правда?
Мы возвращаемся в гостиную. Айва сидит со Стилманом у пианино. Наконец являются Серватиус и Хилда Хилман. Танцуют. Она склоняет лицо к нему на грудь. Переступают медленно, прижимаются друг к другу.
— Дивная парочка, а? — говорит Минна. Она стоит за нами. Мы испуганно оглядываемся.
