Мангушев и молния - Покровский Александр Михайлович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
– Я вернусь… я вернусь… – и ему виделась чудесная, удивительная страна, и он знал как она называется…
Если вы когда-нибудь поплывете на юг, все время на юг за голубыми китами, вы увидите высокую и снежную страну.
Там над головой звезды яркие и чужие.
Это Страна Уходящих Айсбергов…
Маленьких и Больших Айсбергов…
Они никогда не возвращаются…
Пап
– Пап, а ты, когда был маленький, боялся умереть?
– Боялся.
– Вот и я боялся. А потом перестал.
– Почему?
– Ну, я же вырос.
– Пап, а в Африке люди зачем живут?
– Они там родились.
– Это они из-за слонов?
– Почему из-за слонов?
– Ну, чтоб каждый день слонов видеть.
– Пап, мама говорит, что я у нее в животике лежал.
– Ну, раз мама так говорит.
– А ты думаешь, что это враки?
– Да нет, я маме верю.
– Я тоже верю, только…
– Что «только».
– Только как я там образовался?
– Постепенно.
– И ты считаешь, что это нормально?
– Пап, ты в детстве писал в штаны?
– Бывало.
– И тебя ругали?
– Однажды – очень сильно.
– А что они не понимали, что ты еще ребенок?
– Понимали.
– Я бы тебя не ругал.
– Почему?
– Потому что ты же мне родной человек.
– Погоди. Ты что, уже написал?
– Да нет.
– А что ж тогда спрашиваешь?
– Чтоб знать как себя вести.
– Пап, ты за кого, за меня или за Витьку?
– За тебя, наверное, ты же мой сын.
– А если я сделаю что-нибудь нечестное, а Витка – честное, ты тоже будешь за меня?
Молчание, внимательный взгляд, потом со вздохом:
– Ну, и что же ты сделал?
– Да ничего я не сделал, я тебя просто проверяю.
– Пап, тут некоторые говорят, что Вселенная разбегается.
– Ну, и что?
– Что «ну и что»?
– Ну, и что? Ну, разбегается она, ну и что?
– Я что-то не понимаю, ты совсем что ли нашим будущим не интересуешься?
Красота
Сашке семь лет. Рисует он только церкви. Купола и кресты. Если попадаем с ним в город, то каждая встреченная церковь – это задумчивый поход вокруг нее, оценивающий взгляд.
После пяти церквей я обычно еле ноги волочу, а он бодро вышагивает.
Подходим к Казанскому собору. Сашка немедленно и молча направляется к нему, а я, со стоном внутренним и с надеждой в голосе:
– Сань, может не будем его осматривать, а?
Санька, остановившись, разводя руками, возмущенно:
– Ну-у… если тыне хочешь смотреть эту красоту!..
Делать нечего. Отправляемся смотреть «красоту».
Арабский
Саньке двенадцать.
Летом он вдруг решил изучать арабский. Измученный этим его решением, я направился в университет на восточный факультет, где – о, счастье! – за деньги можно летом учить арабский.
Санька ростом очень мелкий и с увесистым учебником арабской грамматики выглядит, как Буратино с букварем. Я его сопровождаю. Тащу учебники. Преподаватели смотрят на него с нескрываемым уважением.
По дороге мы заходим в книжный магазин, где он, мой отпрыск, в мгновение ока находит Коран и учебник грамматики санскрита.
Подходит ко мне:
– Купишь?
– Сань, ну Коран – понятно. Вещь очень нужная. А санскрит-то тебе зачем?
– А ты знаешь, что на нем уже не говорят?
– Ну, вот! Тем более!
– Ты, значит, хочешь, что-ли, чтоб его совсем забыли?
– Я-я?…
В общем, я купил и санскрит…
Шмель и любовь
Жил-был Шмель. Он был толстый, лохматый трудяга.
Когда он садился на цветок, тот сгибался до земли.
Шмель собирал нектар и пыльцу. Неуклюжий, он просыпал ее всюду и был вечно недоволен, что так мало собрал. Он не замечал, что сам виноват и сваливал все на Цветок.
– А ну тебя! – говорил Цветок, – Кормишь его, кормишь, а он еще и недоволен!
– Плохо работаешь! – гудел Шмель, – Вечно не успеваешь! – и, сорвавшись с тычинок, улетал, мотаясь из стороны в сторону, а Цветок только качал ему вслед головой:
– Какой невежда!
Шмель иногда сталкивался налету с Солнечным Зайчиком и падал в траву.
– Извините, – говорил вежливый Зайчик, – я нечаянно.
– Ходят тут всякие, – гудел Шмель, выкарабкиваясь из травы, – не собирают и другим мешают. Безобразие!
И вдруг свершилось чудо: старый ворчун Шмель влюбился в Пчелку. Да-да, в ту самую Маленькую Пчелку. И как же он раньше не замечал, что она такая лохматенькая, такая красивая и такая тоже трудолюбивая.
Пчелка видела, как расцветает старый бродяга, когда садится с ней рядом на Цветок, и от смущения теряет пыльцу, но она была еще маленькая и глупая и много себе воображала.
– Ах! – говорила она, – Надо ли мне все это? Он такой старый и такой вечно ворчливый.
Но при этом она никогда не забывала посмотреть на себя в лужицу: все ли там у нее хорошо?
– И потом он толстый, безобразный увалень, – добавляла она, поправляя прическу.
А Шмель пел. Он казался себе снова молодым и стройным и так вежливо собирал нектар и пыльцу, что и Цветок и все остальные встречали его улыбками, как старого знакомого.
– А, это вы? – говорил Цветок, – садитесь. пожалуйста.
– Я только на секундочку, – смущенно гудел Шмель, – Я вас не беспокою? А то все летаю, летаю…
– Что вы, что вы! – махал на это своими лепестками Цветок, – передайте привет Пчелке.
– Ах! – разворачивался налету Шмель и еще сильнее смущался, – Она на меня совсем не глядит!
– Она вас полюбит, – уверял его Цветок.
– Вы так думаете? – возвращался к нему Шмель.
– Конечно. Как вас можно не полюбить? Вы такой добрый.
– Вы правы. Мне хочется что-нибудь сделать для нее.
– Подарите ей нектар.
– Ах, боюсь, примет ли? Это дерзко с моей стороны и невоспитанно – навязывать подарки. Она такая гордая.
– Но вы же от чистого сердца.
– Да, это точно! Мне ничего не надо. Я ей так благодарен. Я так счастлив, что на земле есть Пчелка. Я только сейчас по-настоящему живу. Я подарю ей нектар – будь что будет. А вам не кажется, что она очень красивая и добрая?
– Конечно же, кажется. Я за вас очень рад. Не забудьте передать от меня привет.
– Не забуду, дружище! – гудел шмель и вдруг опять сталкивался с Солнечным Зайчиком.
– Эх! Какой я неловкий! – сокрушался Солнечный Зайчик.
– Что вы, что вы! – говорил ему Шмель, – Это я вас совсем не заметил. Иногда летишь себе и мечтаешь.
– Говорят, вы влюблены?
– Что вы, – смущался Шмель, – она такая молодая, а я такой лохматый. Но ведь я добрый, правда?
– Правда, – улыбался Солнечный Зайчик, – Вы очень добрый. Она должна вас полюбить. Нельзя не любить добрых. А когда она вас полюбит, это будет самая большая радость для всех ваших друзей. У вас так много друзей вокруг.
– Это все так! – осторожно гудел Шмель, – Я и не знал, что у меня столько друзей.
Но однажды Шмель повстречался со старой и злой Стрекозой.
– А, это ты, толстый дуралей! – сказала ему злая Стрекоза, – Говорят, ты влюбился в эту мохноногую дурочку?
– Полегче, ты, треснувшее коромысло! – сразу же загудел по-старому Шмель, – Не встречайся мне больше!
– Сам лучше не попадайся, толстяк! И Пчелке своей передай, пусть не попадается!
Шмель загудел от злости так сильно, что не заметил Цветок, ударился о него и шлепнулся в траву.
– Ой! Вы не ушиблись? – забеспокоился вежливый Цветок.
– Вот еще! – выбирался из травы Шмель, – Пускай не дожидается!
– Вы не должны обращать внимания на эту тощую Стрекозу, – убеждал его Цветок. – Она злая потому, что не пьет нектар. Она абсолютно высохла от злости.
– Ваша правда! – карабкался вверх Шмель, – Только толстые могут быть добрыми.