Происшествие в Никольском - Орлов Владимир Викторович (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
— Вылезай. Поехали. Совесть надо знать.
В электричке они сидели молча и были сердиты, а жара плавила вагон.
— Таким манером только к вечеру и доедем, — сказала Вера.
— Что ты на меня шипишь, что ты злишься?
— Ничего, — сказала Вера резко. Потом смилостивилась: — Это я на себя злюсь. По одной причине.
Уже узкая и тихая Москва-река осталась позади, и пролетели гремящие, забитые составами пути люблинской сортировочной горки, и явились под окна белые и желтые дома Текстильщиков, и раскаленная, с пеклом коричневых корпусов «Серпа и молота», вставших у железной дороги, приняла электричку Застава Ильича.
— Времени-то не так уж много, — сказала Нина, но уже миролюбиво, — а там, на пляже, один парень, студент, рыжеватый такой, развитой, как культурист…
— Ну и что парень?
— Очень недурной парень, москвич, царицынские-то — они все теперь москвичи…
— Ну хорошо, ну, москвич…
— Ну и ничего, — обиделась Нина. Потом сказала: — Уж совсем было мы с ним познакомились в прошлый раз. «Давно, говорит, я вами любуюсь». Мной… И тобой тоже.
— Невидаль какая. Где сходить-то будем — на Курской или на Каланчевке?
— На Курской. Там «Людмила» рядом. А на Каланчевке одни овощные ларьки.
На серой горбатой Курской площади, урезанной, ужатой ремонтными работами, была толчея, была давка, извинения и ругательства, плотное, утрамбованное движение народа во встречных потоках, тишайших, а потому и утомительных и для нетерпеливых москвичей, опаздывающих куда-то, и для транзитных людей, едущих в солнечные, фруктовые и виноградные края, измученных кассовыми хлопотами, столичными ритмами и звуками. А на берегах потоков было спокойствие, была работа, справа у забора стояли десятки южных людей в кепках-аэродромах, весельчаки и оптимисты, они зазывали кавалеров приобрести для своих красивых женщин кавказские пахучие розы. На другом берегу теснились такси, и хитроумные водители молча, но уж внимательно и по-хозяйски, горными орлами, высматривали подходящих клиентов, попростодушнее и попровинциальнее. Подруги наши были в московской толпе своими, действовали локтями и языком, энергично и быстро пересекли оба потока без ущерба для платьев и сумок. Идти им надо было влево, к большому дому, белому с зеленым, где и находился неплохой, с их точки зрения, магазин «Людмила».
— Этот дом кооперативный, — сказала Нина, — тут живут с телевидения, дикторы всякие, вот тот, который волосы нарастил, знаешь, и женщины…
— Ты уж мне рассказывала.
— Деньги у людей есть, — вздохнула Нина, не осуждая хозяев кооперативных квартир, а с сочувствием к самой себе.
— Девушки, здравствуйте, — сказал проходивший мимо модный молодой человек и, как показалось Вере, поклонился ей.
— Здравствуйте, здравствуйте, — ответили подруги.
— Это он кому? — шепотом спросила Нина, а сама как бы невзначай глаза скосила на молодого человека. — Мне или тебе?
— Тебе, наверно.
— Да нет, тебе. Знакомый твой? Верка, познакомь.
— Первый раз вижу. Это он на тебя глядел…
— Нет, на тебя, — расстроилась Нина. — На тебя все всегда в первую очередь внимание обращают…
Это было правдой, и Вера знала, что так оно и есть. Всегда, если они были с Ниной на людях, внимание парней, а уж пожилых мужчин тем более, привлекала она, Вера. Она это чувствовала, и Нина это чувствовала. Разумных объяснений этому Вера подыскать не могла, на Нину, с ее точки зрения, каждый прохожий должен был бы смотреть с восхищением — такая она вся ухоженная, стильная и ритмичная. Однако Нину по справедливости оценивали не сразу и не все, а она, Вера Алексеевна Навашина, вызывала тут же восклицательные знаки. «Яркая ты больно, — объясняла Нина, — у меня одни кости, а ты вон какая». И жестами показывала какая.
— А чего в «Людмиле» будем покупать?
— Ничего, — сказала Нина. — Зайдем просто так, для разгону. Кто же в первом магазине что-нибудь покупает?
Действительно, в «Людмиле» ничего они не купили, хотя там и было кое-что, и красивое, и фирменное, и недорогое. Позже они, естественно, жалели, что не купили ничего в «Людмиле», но сейчас выходили из стеклянного магазина спокойные, рассудив, что раз это торговое заведение расположено у вокзала, значит, первым делом в него бросаются суматошные приезжие люди.
Метро привезло подруг к ГУМу.
Вера звала идти в секции, где продавали шерстяные вещи и белье, а Нина тянула через переулок, к грампластинкам. Побыли у грампластинок, потолкались среди досужего люда, походили от одной секции к другой и к третьей, прислушивались к мелодиям — не брать же им Кобзона или Миансарову, — получили удовольствие от ритмов джайва и гоу-гоу, и уж потом Нина за рубль шестьдесят в блестящем супрафоновском конверте приобрела Матушку и Карела Готта. Верины секции оглядывали серьезнее и внимательнее. Вера все думала о матери, прикидывала, что бы практичнее и по ее вкусу купить — шерсти, что ли, на кофту или саму кофту фабричной вязки, или белье, теплое, но такое, чтобы мать, непривычную к моде, не испугало. Однако же цены были для Вериных средств неподходящие, Вера нервничала, а Нина не понимала, почему на все ее слова Вера отвечает с раздражением.
— Ну ладно, пошли из этого ГУМа, — сказала Вера.
Пошли-то они пошли, и все же не удержались и купили по паре клипсов с длинными подвесками, подешевле, и, проходя туннелем под Манежной площадью и Охотным рядом, радовались им, потому что клипсы и впрямь были удачные.
— Что-то мы с тобой одни клипсы только и покупаем, — сказала Нина. — Словно уши зря кололи.
Прошлой осенью они холили в районную поликлинику, хирург проколол им уши. А серы и они так и не носили.
В ЦУМе, душном, стесненном решительной реконструкцией, Нина заволновалась, как борзая, учуявшая за мокрым кустом зайца. И действительно, что-то несли.
Нина бросилась куда-то, исчезла на пять минут, растворилась в бурлящей суетне готического магазина, и потом вынырнула из-за колонны, из-за снежной бабы — продавщицы пломбира — и схватила Веру за руку:
— Пошли! Быстрее! Я заняла очередь! Они еще есть!
— Где? Что? — не поняла Вера, но вопросы она задавала зряшные, по инерции, а сама уже бежала за Ниной, волнуясь, как и подруга.
