Ящик водки. Том 2 - Кох Альфред Рейнгольдович (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
Типологическая близость различных воровских культур — французской, английской, русской — при всех понятных национальных особенностях (вроде резко различного отношения к гомосексуализму, скажем, во французской и русской блатных «субкультурах») давно привлекала внимание исследователей. Д. С. Лихачев в статье «Черты первобытного примитивизма в воровской речи» объясняет это обстоятельство «общностью примитивного способа производства»…
Доктор наук Владимир Жельвис (защитился по мату) отметил важную вещь: «Еще в битве при Ватерлоо английские войска окружили кучку гордых и отважных французов, и герцог сказал им: „Солдаты, вы доказали свою храбрость, и мы не хотим убивать таких славных воинов. Можете уходить“. Французы сказали: „Merde“ (дерьмо) — и взбешенный таким смертельным оскорблением герцог приказал расстрелять смельчаков из пушек. Прошло 200 лет, и президент страны Франсуа Миттеран этим же „merde“ напутствовал выпускников университета. Сейчас во французском языке слово обозначает что-то вроде „ни пуха, ни пера“.
И у нас в стране мат не стоит на месте, он все-таки развивается.
А. Гороховский указывает, что до XVIII века слово «б…» без ограничений употреблялось в литературе.
Тот же Михайлин пишет: «В православной некогда до мозга костей России до революции ругательства, связанные с богом, стояли на первом месте. И дело не в том, что русский народ был не богобоязлив. Наоборот. Но ведь задача мата — вызвать шок, и это достигалось путем оскорбления святого. Даже упоминание черта и его ближайших родственников (чертова бабушка) и хозяйственно-бытовых агрегатов (чертова кочерга) считалось жуткой скверной. Ну, и где сейчас богохульные высказывания? Слово „черт“, экс-ругательство, стало обычной нормой и даже превращается чуть ли не высокопарное (можно же проще сказать: мудак или еще что-нибудь в этом роде).
И потом, мат до тех пор является таковым, пока его действия являются оскорбительными. В современной России происходит такая тенденция, что слова типа «…банный в рот», «…б твою мать», «пошел на …уй» становятся чем-то вроде присказки, вводного слова, слов-паразитов и уже никто не воспринимает их буквально, и отрицательные эмоции вызывает в большей степени лишь сам факт упоминания бывших опальных слов».
Вот типичная фраза из наукообразного текста про современный мат: «Кино, музыка, литература, средства массовой информации, стремясь к выразительности, следуют старому как мир закону и частым употреблением ругательств превращают их из экспрессемы в стандарт, а со временем доведут и до стереотипа. Слова типа „шлюха“, „блядь“, „говно“ уже давно прочно поселились на экранах телевизоров и страницах газет, перестав шокировать окружающих. Русский народ скорее матерится из уважения к традиции, но никак не от души. Сколько ругательств перебежало в строй законной лексики — не счесть…»
Одним словом, все идет к тому, что табуированная лексика постепенно исчезнет также и из русского языка. Это наряду с другими авторами косвенно подтверждает Илья Кормильцев, человек с чрезвычайно нестандартным мышлением, — он сочинял тексты для «Наутилуса Помпилиуса», а сейчас пишет прозу и переводит. Кормильцев дал такую версию: «Мат табуирован вовсе не потому, что его запрещено печатать, а потому, что менталитет носителя русского языка устроен таким образом, что предполагает наличие неких абсолютных табу, нарушение которых дает определенный эмоциональный эффект. Русская ментальность вовсе не нуждается в том, чтобы мат был легализован, если его легализовать — придется придумывать что-то новое».
Кох: — По-моему, ты увлекся… Так что все-таки было на юбилейной пьянке?
— Там был такой момент. Стоит, значит, человек в уголку, а другой подходит к нему, руки за спиной, и говорит: «Сейчас я покажу тебе фокус, закрой глаза!» Тот закрывает. И тогда фокусник достает разделочную доску, укладывает ее подопытному на темя и с размаху разрубает эту доску кухонным топориком. Публика потрясена. Тот, у которого на голове доску рубили, после проплакал до утра, а потом подшился. А который показывал фокус, тот пошел кого-то е…ть в ванную и через какое-то время повесился. Жесткие были линии в жизни…
В общем, тридцать лет стукнуло. Я тогда провел собрание, вызвал всех подружек и объявил, что они уволены: всем спасибо, все свободны, поскольку я на вас не собираюсь жениться. Они отвечают: «Так тебя никто и не заставляет жениться, какой вопрос!» Нет, говорю, это не к вам вопрос, а ко мне. Поскольку жениться на вас я не планирую, зачем вы мне тогда? Вот и все. Потом я еще и с работы уволился. Сказал: хватит уже. Решил заниматься серьезными делами, а не провинциальной журналистикой.
— Подожди, а ты когда окончательно женился?
— В 88-м году.
— А, так ты как всех уволил, так вскоре и женился. Механика простая.
— Ну… А в 87-м, кстати, еще началась кооперация.
— Да, уже можно было бабки зарабатывать.
— И я помню, в 87-м привез какую-то заметку в «Собеседник» сдавать и встретил там Вову Яковлева. А он уже уволился из газеты и как раз делал кооператив «Факт». И вот стоим мы в очереди в редакционном буфете, все берут суп и второе, а он говорит: «Ну-ка дайте мне полный граненый стакан черной икры и пачку „Мальборо“! О как! И мне Яковлев говорит: „Хочешь, дам тебе хоть червонец в долг, а отдашь, как деньги будут!“ Я взял. А чего?
Комментарий Свинаренко
Потом, через три года, я пришел в старый «Коммерсант» и в коридоре встретил Яковлева. В кармане у меня было тринадцать рублей — все мое на тот момент состояние. Я достал десятку и стал ее возвращать, должок, — но он засмеялся и не взял.
Свинаренко: — Я подумал тогда: как жизнь повернулась! Вон люди бабки делают… Чуть ли не семьсот рублей в месяц получают. И в этот самый момент Яковлев говорит: «А иди-ка ты работать ко мне в кооператив, и будешь получать семьсот рублей (видно, эта сумма тогда у всех крутилась на языке)». То есть этот стакан икры был не просто так им закуплен, это была часть его стратегии как head hunter. Я поскучнел, потому что вопрос перешел из чисто теоретической легкомысленной плоскости в область действий… И отказался!
— А что он производил в том кооперативе?
— Да ничего. Он торговал информацией о кооперативах. Ну вот. Я понял, что мне очень не хотелось заниматься бизнесом. Бабки туда-сюда передвигать, из пачки в пачку перекладывать… Он говорит: иди, мы сделаем классную газету! Ну, не сразу, а чуть погодя… И начинает описывать некую воображаемую идеальную газету — грубо говоря, будущий старый «Коммерсант», который у него уже вертелся в голове. Я послушал и говорю: вот как дойдет до такой газеты, ты мне сразу свистни — и я не заставлю себя ждать. Ну, приблизительно так оно и получилось потом, как мы знаем. А Матиас Руст когда прилетел, это какой праздник был, помнишь? День пограничника это был, 28 мая!
— Да ты что!
— Точно. Граница на замке!
— Если б он сел не на Красной площади, а в другом месте, то это бы замолчали. А так невозможно было замолчать.
— Люди думали, что это съемки, шутки… Значит, ты думаешь, что при социализме военные все бабки просто растранжирили, и все, — даже элементарная ПВО поэтому не работала…
— Думаю, что да.
— Были же версии, что Руста видели, вели, но просто не стали сбивать.
— Ну да, и поэтому он сел на Красной площади… За пять лет до этого они «Боинг» корейский сбили, там не одна сотня человек сидела, — и глазом не моргнули, а тут у них гуманизм, сука, разыгрался. Прозевали! Сто процентов! Это как американские smart-бомбы, которые почему-то все время в базар попадают. Думаю, там была такая схема, с теми бомбами. Подрядчик с генералом договорился, приходит в Белый дом и говорит: охерительная бомба изобретена, мухе попадает в левое яйцо, срочно нужно закупить партию для Пентагона. А то невозможно без них! И все на откате… А у нас при Советах и откаты были дурацкие, кэша ж не было. К примеру, солдат на дачу присылали. А вот из нашей жизни свежий пример. У Московского вокзала в Питере выкопали яму, потратив на работу девяносто миллионов долларов. Якобы это котлован под новое здание вокзала для новой скоростной магистрали. Никто никакую магистраль не строит, а девяносто миллионов вкопали в эту яму… И никто не сел!
