Харлампо и Деспина - Искандер Фазиль Абдулович (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
Порой Камуг сватался к вдовушкам или девицам, которых родственники уж очень хотели сбыть с рук, и, пытаясь как-нибудь смягчить, облагородить его версию распределения урожая кукурузы, они намекали ему, что понимают его теорию как неизвестный, но, в сущности, добрый чегемский обычай приносить жертву богу плодородия.
Но Камуг со всей прямотой (кстати, на определенном этапе свойственной носителям этой идеи) отвергал такую версию и говорил, что он преследует только одну цель справедливо возвратить земле то, что она заработала. Наконец, ему удалось посвататься к многодетной вдовушке, отец которой, видимо, в знак брезгливого неодобрения его теории, велел передать своему будущему зятю:
Половину урожая с нее уже собрали, пусть попробует собрать вторую половину.
Новая жена Камуга, освоившись в его доме, решила внести поправку в теорию Камуга. Соображения ее, кажется, не лишенные какой-то хитрости, остались чегемцам непонятны.
Раз уж ты решил изводить половину урожая, сказала она мужу, зачем его закапывать в землю?.. Разбрасывай его просто так по полю…
Камуг, говорят, посмотрел на нее и выразительно постучал себя по лбу.
Да ты, я вижу, еще глупее, чем та жена, сказал он, та хоть курам скармливала кукурузу, заработанную землей, а ты хочешь этим сойкам-пустомелям ее скормить. Не выйдет!
Больше новая жена не вмешивалась в его теорию, но в нее стали вмешиваться дикие кабаны, случайно дорывшись до заработанной землей кукурузы. Жил Камуг немного на отшибе, поблизости от леса. Кстати, там-то, на отшибе, всегда и возникают великие идеи.
По ночам дикие кабаны все чаще и чаще стали посещать его усадьбу. Камуг теперь каждый раз все глубже и глубже закапывал в землю заработанную землей кукурузу. Но дикие кабаны своими погаными длинными рылами все равно докапывались до нее.
Камуг стал зарывать кукурузу в самых разных местах своей усадьбы, но они все равно ее находили. Тогда Камуг стал по всему приусадебному участку малыми порциями закапывать кукурузу, чтобы не все доставалось кабанам, чтобы и земле кое-что перепадало. Но дикие кабаны, эти сухопутные акулы чегемских лесов в поисках кукурузы к весне перерыли своими рылами весь приусадебный участок Камуга. (Кстати, слово «рыть» не от слова ли «рыло»? То есть то, что роет. Сколь плодороден Чегем! Стоит прикоснуться к его делам, как попутно делаешь небольшие открытия даже в русской филологии.)
Глядя на перерытый дикими кабанами приусадебный участок, Камуга, чегемцы по-своему оценили случившееся.
Да теперь ему и пахать не надо, говорили они, не такой уж он сумасшедший, этот Камуг.
Камугу слышать такое было очень обидно, и он, решив доказать свое полное бескорыстие, взялся за ружье. Он стал по ночам дежурить на своем приусадебном участке и до следующей весны убил пятнадцать кабанов.
Как истинный абхазец, хоть и открыватель всемирной идеи, Камуг свинины не ел. Оттащив за хвост убитого кабана к изгороди, он давал знать местным абхазским эндурцам, и те приходили к нему и по смехотворно низкой цене покупали его добычу.
Я беру деньги только за порох, пули и бдение, говорил Камуг.
Вот что чуднее всего, рассуждали чегемцы по этому поводу, какая бы чума на нашу голову ни свалилась, а эндурцам, глядишь, все на пользу.
Измученный ночными бдениями, Камуг приспособил для передышки иногда дежурить свою жену. Но тут восстали чегемские старейшины. Смириться с таким нарушением абхазских обычаев они не могли.
Женщина, по нашим законам, оскверняет оружие, говорили они, а оружие бесчестит женщину. Неужто он этого не знает?
Тем более год тому назад остроглазый охотник Тендел, побывавший в городе, принес оттуда неслыханную весть.
Светопреставление! закричал он, вступая в Чегем, и рассказал об увиденном.
Оказывается, он шел вечером по городу и заметил возле одного магазина старуху с ружьем в руках да еще с глазными стеклами на носу, сторожившую магазин. Старуха с ружьем в руках, охраняющая магазин, да еще в очках это потрясло воображение чегемцев.
Многие чегемцы нарочно ездили в город посмотреть на эту удивительную старуху. Они подолгу стояли поблизости от нее, жалея ее и удивляясь такому варварскому обращению со старой женщиной.
Чтоб я оплакал тех мужчин, что выставили тебя на позорище, говорили одни по этому поводу.
Бедная, говорили другие, вместо того что бы возиться с внучатами, она с ружьем в руках и с глазными стеклами на носу сторожит казенный магазин.
Что случилось с русскими, разводил руками кто-нибудь из чегемцев, какая порча на них нашла, что они своих матерей выставляют сторожить магазины?
Да они всегда такими были, находился какой-нибудь скептик.
Нет, качал головой кто-нибудь постарше, мы их помним совсем другими. Кто-то под них подкапывается…
Уж не эндурцы ли?…
Бедная старуха, бдительно следившая за этими непонятными ночными делегациями чегемцев, однажды не выдержала и засвистела в свисток, призывая милиционера.
Да у нее еще свистулька на шее! поразились чегемцы, нисколько не обеспокоенные ее призывным свистом, а еще более потрясенные количеством предметов, находящихся при старухе, несовместимых с обликом почтенной старой женщины: ружье, глазные стекла, свистулька.
Теперь свисти не свисти, сказал один из чегемцев, просвистели твою старость твои родственники с мужской стороны, чтоб я их оплакал.
Милиционер, явившийся на призывный свист, к своему несчастью, оказался абхазцем, и ему, вместо того чтобы водворять порядок, пришлось обороняться и от чегемцев, и от сторожихи.
За что ее так?! подступились к нему чегемцы. Она что сирота?!
Пытаясь объяснить причину, по которой старуху выставили сторожить магазин, милиционер сказал, что дело не в ее сиротстве, а в том, что новый закон теперь признал в городах равенство мужчин и женщин. Такое смехотворное равенство чегемцы никак не могли признать и удивлялись милиционеру, почему он, будучи облеченным властью и при оружии, признает такое глупое равенство.
С другой стороны, сторожиха пыталась узнать о причине любопытства чегемцев и требовала от милиционера решительных мер.
Они грабить не будут, успокаивал ее он, они просто никогда не видели сторожих, немножко дикие горцы.
Когда один из чегемцев, чуть-чуть понимавший по-русски, перевел остальным слова милиционера, чегемцы не только не обиделись, но увидели всю эту картину в новом, истинном свете ее безумного комизма.
Неудержимо хохоча и вспоминая отдельные детали этой встречи особенно им казалось смешным, как она свистела в свисток, раздувая щеки и не сводя с чегемцев глазных стекол, они отправились ночевать к своему родственнику.
Мы, жалея бедную старуху, удивлялись их дикости, смеялись чегемцы, а они, оказывается, в это время нас считают дикарями! Ха! Ха! Ха!
Выставить на ночь старуху с ружьем в руках, с глазными стеклами на носу и со свистулькой на шее уж дичее этого и эндурец не придумает! Ха! Ха! Ха! Ха!
И наш милиционер туда же! вспоминали они попытки милиционера объяснить это позорище каким-то там равенством мужчины и женщины, признанным властью в городах.
И вот не прошло и года после такого светопреставления, как в самом Чегеме появился человек, заставляющий свою жену с ружьем в руках подстерегать диких кабанов. Этого терпеть было нельзя.
Ты бы еще купил глазные стекла и выставил бы ее с ружьем, как ту русскую сторожиху, язвительно заметил один из старцев, когда Камуг вошел в комнату, где сидели старейшины.
Да повесил бы ей свистульку на грудь, как дитяти, сказал другой.
Неужто ты не знаешь, добавил третий, что по нашим обычаям женщина оскверняет оружие, а оружие бесчестит женщину? Отправить жену в ночь с ружьем все равно что отправить ее в ночь с чужим мужчиной. Какой ты после этого муж, если отправляешь в ночь собственную жену с чужим мужчиной?!
Но тут самый старый из старейшин властным, но не оскорбительным движением руки остановил старцев и сказал Камугу, склонившему повинную голову, спокойные, мудрые слова.
