Актриса - Минчин Александр (читать книги онлайн полностью без регистрации .txt) 📗
— Я могу отвезти вас обратно.
— Я там пробуду долго.
— Я смогу подождать.
— Если так уж хочется — ждите.
И она ушла, вся светло-кофейная. Он смотрел на ее ножки, бедра, тонкие щиколотки, изящную походку без шатания, ниже талии, и внутри у него все громыхало вверх и вниз, вверх и вниз, вверх и вниз.
Он прождал ее пять часов, сидя в машине. Потом до его обостренного ожиданием слуха донеслись звук открываемой двери, вскрики, слова, шум высыпавшей компании. Он обернулся и среди них увидел свой светлый кофе. Как радужно стало его душе, как тихо и счастливо поплыли волны, укачивающие обнаженные кончики нервов.
…Сначала он не понял, что происходит. Потом выскочил и быстро побежал вперед.
Два шикарно разодетых паренька, взяв ее за руки, не то в шутку, не то всерьез, тянули сильно в разные стороны. Остальные хохотали и наблюдали. Он не успел заметить выражение ее лица, когда очутился перед ними.
— Отпустите ее.
Те и не думали отпускать. Напрягшейся ладонью он резко и неожиданно ударил по бицепсам тянувшей руки, и та, дернувшись, ослабла и отпустила. Он успел удержать Корнелию за талию, чтобы она не упала, так как второй тянувший чуть не увлек ее за собой. В это же мгновение он увидел несущийся ему справа в глаз кулак. Он успел оттолкнуть ее легко, но сам уклониться уже не успел. Удар попал куда-то в скулу, но задел и глаз. Из которого что-то посыпалось. Он хотел присесть, но в эту секунду первый чем-то сильно ударил его по голове. Он зашатался, впечатление, как будто накрыли кувалдой. Но все же устоял, когда второй ударил ногой со всего размаха в живот и, когда он оседал, каблуком в лоб.
Он услышал крик Корнелии. Понял, что проиграл. Теперь не подняться — и на ее глазах. Сил бы. Потом его добивала вся компания. Все порезвились. Но он уже ни на что не реагировал.
Сознание уплыло куда-то в неясное. «Моя птичка, Корнелия, моя возлюбленная царица, моя любовь и мой ожог, мой вздох и воздух, моя мечта и мысль. Моя любовь, страсть к тебе приносит гораздо больше боли… чем эти щипки (от которых, правда, я не чувствую ни одной части своего тела). Вот я перед тобой, какой есть, бедный, без имени, с простой работой, без титулов и связей, без богатства и родословной, в обычной одежде, без гарантии в будущем, но безумно любящий тебя, страдающий и жаждущий. Так никто в мире не любил никого. И весь мой недостаток — имя. Как я люблю тебя. Такого чувства…»
Он очнулся на переднем сиденье машины и одним глазом (второй он не мог раскрыть) увидел ее. Она сидела за рулем. Он так и не понял взгляда, которым она смотрела на него.
— Можно я поведу?
Филипп попытался сказать, но горло было чем-то забито и он только кивнул. «Забрал девушку называется», — грустно пошутил он. Откинув голову, он смотрел на нее. Она перехватила взгляд:
— Я спала с ними когда-то.
Он невольно сглотнул половину того, чем было забито горло.
— Куда? — спросила она уже в Городе. Он показал рукой.
Потом она добавила:
— Может, в больницу?
Он резко закачал головой. Откуда такие деньги — платить в этих бешеных госпиталях.
Она затормозила машину около его дома. Он каким-то образом выбрался сам и наконец-таки сплюнул сгустки крови, заполнявшие рот.
Но не удержался и опустился на колени. Она быстро вышла, помогла подняться и, поддерживая, повела. Филипп боялся, что она испачкается, касаясь его, но колющая боль в боку затмила все мысли.
Они поднимались на третий этаж без лифта. На втором он подумал, что, даже если в него сейчас начнут стрелять из автомата, он не пройдет по этим ускользающим ступеням еще один этаж. Но с ее помощью и поддерживающим взглядом дошел. Она завела его в маленькую ванную, умыла ему лицо — неумело, было видно, она никогда ни для кого этого не делала. Филипп хотел закричать, но побоялся ее испугать. Потом довела до кровати и опустила на нее. Он прерывисто дышал и одним глазом смотрел на нее. (Почему-то сейчас вспомнив, что Толстой писал о Кутузове: «Он открыл глаз и посмотрел на вошедшего».)
Ее костюм из светло-кофейного превратился в кроваво-кофейный. Он опустил взгляд. Потом почему-то она стала смуглого мрамора, ее кожа.
Она опустилась рядом голая, касающаяся телом его ран. Филипп поплыл. Тихая-тихая сладкая радость — она делала что-то сама.
Еще одна волна, скрутившись в шар, накатилась и разбилась. И он забылся до утра.
Проснулся он уже один. Где была она, на подушке лежала бумага: «Филипп, не звони больше, не приезжай, это ни к чему».
Он отвел взгляд, и что-то покатилось из его глаза.
Я снял трубку и позвонил ей в четыре часа дня. Она не спала.
— Я вас узнала.
— Очень приятно, — сказал я. Подумав, что наконец сегодня…
— Но, к сожалению, сегодня не получится, я очень занята. Хотите, попробуйте позвонить к уик-энду. Может, я найду полчаса, мы поговорим где-нибудь в баре.
— Хорошо, я попробую, — сказал я, проклиная ее и себя.
После этого я звонил еще несколько раз и каждый раз она была чем-то очень занята — то полетами, то встречами, то вечеринками, то съемками, то выходами.
В конце концов эта идиотка мне надоела.
За два дня до 25 декабря я с одной очень красивой девушкой (родившейся в Европе) собрался идти на вечеринку для моделей ведущего агентства «Форд», устраиваемую в честь Рождества в дискоклубе «Ксилофон». Знакомый фотограф дал мне пригласительный билет. Мы приехали к девяти часам, заплатили 30 долларов за вход, сдали ее шубку на вешалку, за которую попросили расписаться, и прошли в зал. Сам клуб был деревянным большим сараем, но считался модным и элитным в это время. Люди пили, курили, танцевали, кричали друг другу, гремели колонки, блистали наряды, модницы. Моя спутница привлекала всеобщее внимание. Она была в шелковом золотистом платье, которое еще больше подчеркивало ее мягкую смуглую кожу, высокий мраморный лоб, большие зеленые глаза.
Мы вступили в толпу танцующих, и она как бы раздалась, высвобождая нам место. Моя девушка танцевала отлично, я был не совсем блестящий партнер для нее. Но она этого тактично не замечала, наоборот поощряя — взглядом, движением, полуулыбкой. У нее были чудесные губы, хочется сказать — уста.
У меня издавна привычка замечать детали, рассматривать предметы и запоминать.
В темноватом углу вдоль стены были составлены столы со стоящими на них бокалами, ведерками с шампанским, початыми плитками шоколада. За столами сидели, стояли или суетились люди модельного бизнеса, их знаменитые гости, сама мадам Форд и другие.
Я наблюдал. Мы танцевали среди длинноватых плоских моделей — стандартные скулы, носы, похожие зубы, одинаковые улыбки. Никакого разнообразия. Они вежливо поглядывали на мою спутницу, увлекшуюся в танце, — она отличалась от них. Модельные мальчики были с красиво стриженными затылками, аккуратно уложенными проборами и прилизанными волосами (я завидовал их головкам), квадратно-мягкими челюстями и прямыми открытыми взглядами. Вкус мадам Форд накладывал отпечаток на каждого из ее детей.
Я опять стал смотреть в угол, где что-то подсознательно привлекало мое внимание. Я придвинулся в танце ближе к углу. Какая-то девушка в черном с распущенными волосами металась там по сиденьям как мышка. Куда-то рвалась, но оставалась на месте. Ее спутники, о чем-то переговариваясь, смеялись.
Мы танцевали, обменивались вежливыми улыбками с модельными мальчиками и девочками, среди которых я заметил наконец пару очень интересных, привлекательных лиц и взглядом показал своей девушке — она ласково согласилась. Она вообще старалась относиться ко мне снисходительно.
Я поглядел в угол — там всё шуршали, ерзали и возились. Какой-то мальчик, лет 30, увлеченный сменой партнерш под резкую, какофоническую музыку, дошел наконец до нас и сказал: «Я бы хотел…» Я взглянул на мою лунную европейку, она согласно кивнула, и я, уступив место, оставил их танцевать. В нее я верил больше… чем в себя.
Я прошел через переполненный бар, где делали мерзкие напитки, стараясь дать меньше и взять побольше. И подошел к двери, выходящей в коридор, где можно было вздохнуть и отдохнуть от ревущего шума, называемого современной музыкой.
