Записки районного хирурга - Правдин Дмитрий (первая книга .TXT) 📗
— Саныч, стой! — закричал я. — Ты что, ослеп? Ты же чуть яичко ребенку не отрезал!
— Какое яичко? — Он подслеповато сощурил глаза. — Откуда ему здесь взяться? Это же грыжевой мешок!
— Саныч, грыжа врожденная, у нее дно — яичко! Ты вот яичко и хотел только что оттяпать, а не грыжу!
— Ая-яй! — побледнел Саныч. — Не отрезал?
— Да, не успел! А ты что, не видишь? — смутные подозрения закрались в мою душу. — А скажи, сколько иголок на столе лежит?
— Три! — Бурлаков опять сощурился.
— Не три, а пять!
— Где пять, я только три вижу!
— А я вижу, что ты слепнешь! Все Саныч, больше сам чтоб не оперировал, пока кого-нибудь не угробил!
— Да, шеф, тут три иголки, а не пять!
— Дело не в иголках, если хочешь знать, их тут вообще две, а в том, что ты опасен! Только не вздумай запить, тебя тут же уволят.
— Да я и сам хотел тебе сказать, — погрустнел Саныч. — Но боялся, что в операционную не пустишь. Сам же знаешь, хирург без операции — как летчик без воздуха.
— Знаю, — отрезал я. — Ассистируй, если хочешь. На приеме прыщи вскрывай. А про остальное забудь! У тебя отпуск не израсходован, вот собирайся. И не картошку копай — без тебя справятся, а езжай в область к окулистам, пусть или очки подберут, или операцию сделают. А после поговорим.
Одиннадцатого сентября 2001 года в Нью-Йорке террористы-смертники атаковали башни-близнецы. И в этот день в нашем отделении появился новый персонаж. Петр Вольдемарович Минусинский — так он представился при знакомстве. «Дополнение к нашему молодому пополнению», — съязвил Иван, рассмотрев нового хирурга.
Вольдемарыч роста был среднего, широк в плечах, лицо одутловатое — все бы ничего, если б не бегающий взгляд. Про себя рассказал, что работал в крупной больнице, был при квартире и с семьей, да развелся и вынужден был уехать, как жить стало негде. Квартира принадлежала бывшей супруге, а у нас обещали жилье.
— Точно бухает! По лицу вижу, свой брат, алкаш! — шепнул мне на ухо Саныч, внимательно рассмотрев Минусинского, и добавил: — Голову отдаю на отсечение, из-за: пьянки и работу, и жену потерял.
— Саныч, ну зачем ты о людях плохо думаешь? — тоже шепотом спросил Иван.
— Ничего я не думаю, я знаю! Потому что сам такой! — обиделся Бурлаков.
— Ну, а какими операциями владеете, коллега? — поинтересовался я у приезжего.
— Многими, кроме резекции желудка, — скромно ответил тот.
— Ну, хорошо. Проверим вас в деле, а там решим.
— Меня можно звать Петром или Вольдемарычем, кому как удобно, — предложил Минусинский.
Мы с Иваном не возражали.
— Дима, а ты заметил, что он к нам именно одиннадцатого сентября пришел? — спросил Саныч.
— И что ты хочешь этим сказать?
— Ну, как-то такая нехорошая ассоциация возникает.
— Хочешь сказать, что его сюда «Аль-Каида» забросила, чтоб он нам хирургическую службу развалил?
— Насчет «Аль-Каиды» не знаю, — хмыкнул Иван. — Но этот тип ох как не прост! Саныч прав, он чего-то недоговаривает!
Я спорить не стал, но мне тоже не приглянулся хирург с бегающим взглядом.
К вечеру привезли пациента с прободной язвой желудка, и я пригласил ассистировать Вольдемарыча. Мануальная техника у него оказалась на высоте, ход операции он знал досконально, за все время мы перебросились лишь парой фраз и в рекордно короткий срок спасли очередную жизнь.
— Всем спасибо! А тебе, Вольдемарыч, завтра отдам своих больных. Буду освобожденным заведующим. Такому хирургу можно доверить отделение.
— А ты не поторопился? — спросил Иван.
— Ты видел, какая у него техника? Сразу видно, опытный хирург!
— Я пока видел, что он блестяще тебе проассистировал, а как он самостоятельно оперирует, не видел! Пусть с месячишко на приеме посидит, привыкнет пока, да и мы приглядимся.
— Нет, он хороший хирург, я это чувствую, — возразил я. — Нечего ему на приеме болтаться!
— Ну, ты начальник, тебе видней, только смотри, чтобы пожалеть не пришлось.
Я решил никого не слушать и определил Минусинского старшим ординатором, а сам, наконец, занялся многочисленными отчетами.
Вольдемарыч показал себя прекрасным хирургом. Он так красиво и быстро прооперировал больного с желчнокаменной болезнью, мастерски удалив желчный пузырь, что Иван прикусил губу.
— Ну что, съел? — подковырнул я анестезиолога. — Видал, как оперирует! Не ошибся в нем!
— Смотри, так и тебя подсидит, — попытался задеть меня Иван.
— Да и на здоровье! — фыркнул я. — За должность не держусь. Скоро зима, надо рамы оконные менять, мне совсем не хочется этим заниматься. Будет он заведующим, ну и флаг ему в руки!
— Дима, да открой ты глаза! Ну не тот он человек!
— Ну что значит «не тот»? Шпион, что ли?
— Нет, не шпион! Ну не знаю, как это объяснить? Раньше бы сказали, что он не наш, не советский!
— Ладно, Иван! Сознайся, что невзлюбил его, не понравился человек, вот и хочешь оговорить!
— Да! Не понравился! Ты его сразу в старшие ординаторы произвел, а его место на приеме! Лучше б Юрку поставил.
— Юрка еще зеленый. Будет техника, как у Минусинского, тогда и поговорим!
Странное дело, но после этого разговора с Рябовым я стал более тщательно приглядываться к Вольдемарычу. Не знаю, за что его так не любили в нашем коллективе, причем не только врачи, но средний и младший медперсонал.
Ни медсестры, ни санитарки больше меня не чурались — привыкли. Старшая медсестра действительно стала моей «правой рукой». Через пару недель после прихода Минусинского она пришла ко мне в кабинет и, затворив за собой дверь, заговорщицким голосом произнесла:
— Дмитрий Андреевич, вы не заняты? Можно с вами пошептаться?
— О чем, Анастасия Романовна?
— Не о чем, а о ком! Я хочу поговорить о Минусинском.
— Слушаю.
— Дмитрий Андреевич, вот вы его приветили, старшим ординатором сделали, а ведь он не тот человек, за которого вы его принимаете.
— У вас есть к нему нарекания по работе, он плохо с больными обращается, с персоналом?
— Нет, вот с этим как раз все в порядке! Он всегда трезвый, чистенький, гладко выбритый, всем улыбается, с больными и персоналом вежливый, со всеми на «вы».
— Ну а вам чего надо? Чтоб доктор ходил в майке-алкаголичке, в трико с пузырями на коленях, небритый и слегка трезвый, да?
— Нет, этого я не хочу. Но мне кажется, что Минусинский ваш что-то замышляет. Понимаете, — попыталась объяснить сестра. — Он какой-то неискренний. Будто маску на себя надел и на работе носит, а когда на улицу выходит — снимает.
— У вас есть какие-то факты?
— Есть! Ира Карпухина, медсестра с третьего этажа, на днях шла по улице, а навстречу ей Минусинский попался, пьяный!
— Он же не пьет.
— Он на работу пьяный не приходит, а что он у себя в общаге вытворяет, мы не знаем.
— Так, а почему она решила, что он пьяный, может, устал человек после работы?
— Так в том-то и дело, что это суббота была, а он и пиво с горла хлестал, а из кармана куртки бутылка водки торчала.
— Ну, я тоже выпиваю иногда и вы, — попытался я оправдать Вольдемарыча.
— Да, мы тоже выпиваем, по праздникам, но потом бомжей до крови не бьем и не материмся!
— Это как понять?
— А вот так! Минусинский тогда пиво допил, бутылку прямо на тротуар бросил. Какой-то бомж из кустов выскочил, хотел ее подобрать, а Вольдемарыч вдруг на него орать стал, а потом по лицу кулаком ударил, с ног сбил и пинать стал. Прохожие еле его оттащили, а то, может, и убил бы бомжика!
— А вы ничего не путаете?
— Нет, да вы у Иры спросите, она сегодня сутки дежурит. Позвать?
— Не надо, я вам верю, — протянул я. — Итак, что получается? На работе он — внимательный вежливый врач, хороший хирург, а в быту — пьяница и дебошир. Так?
— Так, Дмитрий Андреевич! И что вы намерены предпринять?
— А что я могу сделать?
— Ну, убрать его, к примеру, из операционной.
— Анастасия Андреевна, а на каких основаниях? Подойти и сказать, мол, снимаю тебя с операций и шуруй в поликлинику, потому что наша медсестра видела вас пьяным в выходной день, и как вы бомжа били? Так я, по-вашему, должен сделать?
