Сад вечерних туманов - Энг Тан Тван (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
«Юноша, – произнес старый монах, – скажи мне: ветер ли находится в движении или флаг заставляет двигаться ветер? Кто из них – зачинатель движения?»
– И что ты сказал? – спросила я.
– Я сказал: «Они оба в движении, святой отец».
Монах сокрушенно покачал головой, явно огорченный моим невежеством.
«Придет день, и ты поймешь, что нет никакого ветра и флаг не движется, – сказал он. – Только души и умы людей не ведают покоя».
Мы стояли молча и смотрели на долины.
– Пойдем, – позвал он наконец. – Путь еще предстоит неблизкий.
Моросящий дождик вымочил джунгли, и нам приходилось перепрыгивать через лужи на тропе. Аритомо будто порхал через корни, двигался решительно и легко, повинуясь зову, который слышал он один. Ветки, обломанные прошедшими грозами, загромождали тропу. Когда мы перебирались через них, они пачкали нам руки и ноги выше колен лишайниками и обрывками вымокшей коры.
– Далеко еще до этого Храма Облаков? – спросила я после часового карабкания в гору.
– Три четверти пути до вершины, – бросил Аритомо через плечо. – Только очень преданные способны добраться туда.
– Ничего удивительного.
На всем пути по тропе мы не встретили ни души.
Оглядываясь по сторонам, я представляла, будто мы вернулись на миллион лет назад, к тому времени, когда джунгли были еще молодыми.
– А вот и он.
Монастырь предстал скоплением низких сероватых строений, прилепившихся к склону горы, и меня это расстроило: после изнурительного подъема я ожидала чего-то большего. Мимо монастыря бежал поток, пропадавший в узкой теснине. В брызгах воды над водопадом возникали и играли небольшие радуги. Аритомо указал на скалы противоположного берега. Казалось, они дрожали. Секундой позже я поняла, что они были сплошь покрыты тысячами бабочек. Я полюбовалась ими, но недолго: нетерпение тянуло идти дальше.
– Подожди, – сказал Аритомо, поглядывая на небо.
Солнце пробилось из-за облаков и преобразовало поверхность скал в переливы бирюзового и желтого, красного, пурпурного и зеленого, словно свет проходил через призму. Крылышки бабочек вздрогнули и забились чаще. Небольшими облачками поднимались они со скал, повисали в лучах света на несколько мгновений и рассыпались по джунглям, словно почтовые марки, взметенные порывом ветра. Горстка бабочек пролетела сквозь радугу над тесниной, и мне показалось, что вылетели они из нее, трепеща еще сильнее: радужные цвета, образованные светом и водой, напоили их крылышки силой.
Мы подошли ко входу в монастырь. Пара матерчатых фонариков (когда-то белых) свисала с карниза, словно коконы, брошенные шелковичными червями. Выписанные на них красным иероглифы почернели от десятилетий копоти и дыма ладана, которые разъели ветхую ткань и впитались в нее, обратив моления в ранения…
Никто нас не встретил, когда мы вошли и стали подниматься по пролету раскрошившихся каменных ступеней. Шум реки сделался тише. В главном молельном зале монашка в сером одеянии, шаркая ногами, миновала нас, окуривая все вокруг целым букетом благовонных палочек, который держала в руках. Дым ладана сандалового дерева громадными кольцами свисал с балок, превращаясь в текучие бесконечные спирали. Боги стояли в алтарях, взгляды их были полны ярости, лики имели сердитый вид, у некоторых в руках – трезубцы и широкие мечи, унизанные металлическими кольцами. Все они были покрыты изъеденным мехом пыли и пепла.
Я узнала краснолицего Кван Кунга, бога войны, – когда-то давно моя нянька несколько раз приводила меня в какой-то храм в одном из закоулков Джорджтауна, где упрашивала богов назвать ей выигрышные номера еженедельной лотереи. Ни разу никаких денег она не выигрывала, но все равно, неделю за неделей, наведывалась в храм. Бога войны укрывали черные доспехи, его пожелтевшая борода была зажата в одной одетой в боевую перчатку руке.
– Он еще и бог торговли, – поведала я Аритомо. – Торгашеское дело – это война, говорил этот бог.
– А война, – в тон мне отозвался Аритомо, – это торгашеское дело.
Перед другим божеством преклонила колени на скамеечке с подушкой женщина лет семидесяти с лишком, руки ее сотрясали деревянный ящичек, наполненный плоскими бамбуковыми палочками. Она брякала ящичком до тех пор, пока одна палочка не вылетела из него и не упала со стуком на пол. Поставив ящичек, женщина поклонилась божеству и подобрала палочку. И поспешила к монастырскому посреднику, мужчине с аккуратной бородкой. Тот обернулся к стоявшей у него за спиной стойке с ящичками размером со спичечную коробку и вытащил полоску бумаги из ящичка, номер которого соответствовал номеру на поданной бамбуковой палочке. Старая женщина склонилась поближе к посреднику, чтобы услышать ответ бога.
– Хочешь попробовать? – шепнул Аритомо.
– Он не в силах сказать мне то, что я хочу узнать, – ответила я.
К нам подошла монахиня, возраст которой трудно было предположить по безмятежным чертам лица и бритой голове. Аритомо китайскими иероглифами написал имя Томинаги и отдал ей бумажку. Затем взял у нее пучок благовонных палочек и погрузил их концы в пламя масляного светильника. Прошел к стойке перед статуей Богини милосердия, стоявшей в квадрате солнечного света, падавшего через дыру в крыше. Аритомо закрыл глаза, вновь открыл их и вставил благовонные палочки в пузатую бронзовую вазочку на алтаре. Белые пряди дымка потянулись к солнечному свету.
– Как-то раз, когда я не слушался, моя мать рассказала мне сказку про убийцу, – заговорил Аритомо голосом сухим, как запах сандалового дерева, аромат которого разносился в воздухе. – Когда он умер, то был низвергнут в Ад. Однажды так случилось, что Будда, прогуливаясь по саду в Раю, заглянул в пруд с лотосами. А глубоко в пруду он увидел того самого убийцу, переносящего мучения Ада.
Будда уже хотел продолжить прогулку, как вдруг заметил паука, сучившего свою паутину, и вспомнил, как тот убийца однажды не стал убивать паука, взбиравшегося по его ноге. С разрешения паука Будда взял из его паутины одну прядку и закинул ее в пруд с лотосами.
Внизу, в недрах Ада, убийца увидел, как что-то поблескивает в кроваво-красном небе, опускаясь все ближе и ближе к нему. Когда это оказалось прямо у него над головой, убийца ухватился за прядку и потянул ее. К его удивлению, она выдержала его вес. Он стал выбираться из Ада к Раю, находившемуся за тысячи и тысячи миль. Другие грешники вскоре увидели, что он делает, и тоже стали взбираться по паутинке. Убийца был уже высоко, почти выбрался из Ада. Остановившись передохнуть, он глянул вниз и увидел, как вслед за ним тысячи людей – мужчины и женщины, старые и молодые – все пытаются выбраться, все ухватились за нить. «Отпустите! Это моя паутинка! – завопил он им. – Отпустите!»
Только никто его не слушал. Убийца пришел в ужас от того, что паутинка порвется. Некоторые из грешников уже почти добрались до него. Он стал пинать их ногами – и те не выпустили нить из рук и полетели вниз. Только от его резких движений паутинка порвалась, и он тоже полетел обратно в Ад, не переставая все время кричать…
Ласточки летали среди балок, вздымая в полете дым ладана.
– Я несколько недель спать не мог, услышав эту сказку, – закончил Аритомо.
Мы вышли из молитвенного зала, поднялись по еще одному пролету ступеней. По пути Аритомо здоровался с некоторыми встречавшимися нам монахинями. Сразу за ступенями начиналась дорожка, ведшая в маленький садик, окруженный низкой стеной. Далеко внизу, в долине Кинта, я разглядела город Ипох с его магазинами и дворцами оловянных магнатов, сгрудившимися словно зернышки риса на дне чашки. Выше, в горах, над линией деревьев, джунгли редели, слабели, им уже не хватало сил забраться выше.
– Как бы ты улучшила этот садик? – спросил Аритомо, усевшись на шаткую каменную скамью.
Мысли мои все еще занимал убийца, получивший возможность вырваться из Ада и тут же потерявший ее, поэтому ответила я не сразу.
– Я бы избавилась от живой изгороди из китайской розы: тут для нее слишком тесно. Потом наполнила бы декоративный пруд в форме половинки сердца и спилила бы большинство деревьев гуавы, закрывающих вид, – перечисляла я. – Все упростить. Открыть сад для неба.