Работа легкой не бывает - Цумура Кикуко (читать книги без сокращений .txt, .fb2) 📗
– Да это же господин Сугаи! Подумать только! А я сначала не узнала вас с длинными волосами и бородой!
Господин Сугаи удивленно взглянул на нее:
– Юкки?
Госпожу Кудо звали Миюки, и я догадалась, что в кругах болельщиков ее прозвали Юкки.
– Как Дзюн? Хорошо играл?
– Даже не знаю, что сказать, в последнее время он заводится с пол-оборота. На прошлой неделе получил желтую карточку в добавленное время и теперь не сможет играть в финальном матче.
Госпожа Кудо, казалось, хотела продолжить, но тут появился господин Хакота с какими-то документами в руках, и она скрылась на кухне с пустым подносом, по дороге несколько раз оглянувшись.
В итоге я присутствовала при разговоре с господином Сугаи. Я говорила господину Хакота, что лучше бы мне пойти помочь господину Нодзима и госпоже Кудо, но он ответил, что кое-чего в этой истории вообще не понимает, так что мне предпочтительнее остаться здесь. Одновременно говорить и записывать ему удавалось с трудом, так что в какой-то момент я взяла роль секретаря на себя.
Слегка запинаясь, но без каких-либо заметных речевых затруднений господин Сугаи рассказал о том, как поселился в секции «Дары леса» в парке. Последней каплей для него стало, как и можно было предположить, решение Кольдобика Исагирре вернуться в Испанию, совпавшее с понижением команды, – впрочем, выяснилось, что три месяца он еще кое-как держался. В день перевода «Кангрехо» в низшую лигу господин Сугаи заболел, с работы вернулся сразу домой и уснул, даже не заглянув в парк. Но в период между объявлением о понижении и первым матчем нового сезона «Кангрехо» в низшей лиге нарастающая враждебность публики по отношению к Исагирре и отсутствие информации о том, что именно произошло, а также нагрузка на работе, требующая огромного напряжения, совместными усилиями вызвали у господина Сугаи чувство, будто запасы его душевных сил стремительно иссякают. Он даже начал было учить испанский в надежде почерпнуть какие-нибудь сведения об Исагирре из местных испанских газет, но узнал только, что Исагирре вернулся в Страну Басков к родителям. В стартовом матче сезона «Кангрехо» потерпел унизительное поражение на своем поле со счетом четыре – ноль. Всего за два дня до этого господин Сугаи наконец нащупал решение сложного случая, над которым бился. Ему казалось, что, возможно, теперь хоть что-то наладится, но в день матча по пути домой перелез через изгородь, пробрался в глубину парка и с тех пор жил там.
– Думаю, если бы я в самом деле впал в депрессию, я, наверное, просто стал бы затворником, – объяснил он. – Но все было не так-то просто. У меня действительно тяжелая работа, но мне всегда удавалось справляться с испытаниями, которым она меня подвергала. И каждый раз мне казалось, что эти испытания следуют одно за другим. Стоило перевалить через одну гору, впереди появлялась другая, еще выше первой. Наверное, в какой-то мере я смирился, что так уж все устроено, и мне помогала держаться на плаву мысль, что «Кангрехо» снова пройдут в высшую лигу, как вдруг оказалось, что положение у них еще хуже моего. И я как болельщик конечно, никак не мог повлиять на исход матчей. Вот так и продолжалось все время…
С этими словами господин Сугаи поднял руку, волнообразно пошевелил пальцами в воздухе, поднял их повыше и резко бросил вниз.
– Мне просто казалось, что я уже ничего не понимаю. Я не знал, что вообще делаю и ради чего живу.
– Значит, когда вы пробрались в парк, вы рассуждали так: пока я здесь, мне незачем думать ни о чем, кроме одного – как продержаться еще один день? – спросил господин Хакота, уточняя причины пребывания в парке господина Сугаи, которые тот сам изложил в начале беседы.
– Да, все верно.
Господин Хакота почесал в затылке ручкой и повернулся ко мне. Я несколько раз кивнула и тихо подтвердила:
– Я могу это понять.
Жить в лесу на территории рукотворного парка не так уж трудно, продолжал объяснять нам господин Сугаи. Он пользовался одним из парковых туалетов. Подбирал зажигалки, оставленные в местах для курения, и с их помощью разводил костры, готовил главным образом по вечерам, чтобы не привлекать внимание дымом. Когда ему казалось, что хижина пустует и туда некоторое время никто не вернется, он раскручивал проволоку на замке и проникал внутрь, изредка пользовался плиткой. С тех пор как я начала работать в парке, землю в нем испещрили маркеры, поэтому находить дорогу к хижине господину Сугаи стало проще простого. Правда, чуть сложнее было, когда белые маркеры сменились деревянными, но и в этом случае он скоро приспособился.
Мылся он в фонтанах и ручьях, которые имелись здесь во множестве, старался мыться каждый день или через день. Поначалу рылся в мусорных баках у кафе в поисках еды, но потом обосновался в секции «Дары леса» и понял, что она названа так не зря – можно выжить, питаясь тем, что растет здесь. Он забирался на деревья и оставлял на них свои вещи, которые служили ему ориентирами, пешком бродил целыми днями и собирал пищу. Хлебное дерево оказалось чрезвычайно полезным растением, он хотел, чтобы ему досталось как можно больше его плодов, поэтому часто менял направление указателя. (В этот момент господин Хакота, который почти весь рассказ господина Сугаи слушал молча, раздраженным тоном вмешался: «А как же посетители парка, приходящие специально за хлебным деревом? Что им, по-вашему, было делать?»)
Такой образ жизни – пока еще день, добывать пищу, готовить ее трудоемким способом, с помощью орудий каменного века и съедать, а после захода солнца сворачиваться клубочком в пещере и засыпать, – был чрезвычайно прост. Настолько, что вряд ли нам с господином Хакота следовало ожидать согласия на наш вопрос: «Наверное, тяжело было, да?» «При нем же был бумажник», – сказал господин Сугаи. В парке банкоматы отсутствовали, но в случае острой необходимости он собирался выскользнуть из парка и снять где-нибудь наличные. Однако такая необходимость так и не возникла, хотя он со свойственной ему серьезностью признался, что уже подумывал сходить купить настоящую защитную экипировку к надвигающейся зиме.
– Правда, в последнее время я старался обходиться тем, что есть в пределах парка. Бросил собирать зажигалки, пытался высекать огонь с помощью кремня и так далее.
– Как долго вы собирались вести такую жизнь?
Услышав мой вопрос, господин Сугаи опустил взгляд и медленно покачал головой.
– Правда не знаю. Пока меня не найдут. – Он тяжело вздохнул, посмотрел сначала на меня, потом на господина Хакота. – Мне жаль. В самом деле очень-очень жаль. От такого стресса вам самим наверняка хотелось сбежать куда глаза глядят.
Ни мой начальник, ни я кивать не стали.
– Я испытал такое облегчение, когда узнал, что Исагирре вернулся, а «Кангрехо» повысили. Я обрадовался, что еще жив, – продолжал он и добавил: – Понимаю, это наверняка звучит странно.
– А вы не думали вернуться, когда услышали об Исагирре? Уйти из парка? – спросила я.
Господин Сугаи вскинул бровь и словно погрузился в раздумья, прежде чем ответить.
– Я понимал, что если уйду отсюда, вернуться мне будет некуда. У меня нет ни семьи, ни жены, я не общаюсь с родственниками, и, уж конечно, работы у меня больше нет.
– А если бы мы сделали вид, что так и не нашли вас, и разрешили вернуться в лес, вы бы так и поступили?
Вопрос был слишком бесцеремонный. Мне показалось, господин Хакота рассердится на меня за него, но он промолчал, только уставился на господина Сугаи, скрестив руки на груди.
– Пожалуй, но сначала поблагодарил бы всех своих прежних коллег и извинился за то, что сбежал, бросив их на произвол судьбы. – Договорив, господин Сугаи потупился.
Послышался голос господина Нодзима: «Господин Хакота, звонят от директора парка», – и господин Хакота встал, чтобы отойти к телефону.
– Я звонила на ваше прежнее место работы, – сообщила я, и господин Сугаи вскинул голову. – Меня просили сделать все возможное, чтобы найти вас. Сказали, что понимают, как много на вас свалилось, и с нетерпением ждут, когда вы вернетесь.
