Возвращение домой.Том 2. - Пилчер (Пильчер) Розамунд (бесплатные полные книги TXT) 📗
подушки, привалилась к ним спиной и вскрыла конверт ногтем большого пальца. Внутри лежало несколько сложенных листков почтовой бумаги. Мошкара лезла в лицо. Джудит распустила москитную сетку, развернула письмо и начала читать.
«Лиджи,
Роузмаллион.
22 июля 1945 г.
Дорогая Джудит, только не пугайся. Ты, конечно же, думаешь, что случилось что—нибудь ужасное, но не волнуйся, никаких дурных новостей не будет. Мы с Натом только что вернулись из Дауэр-Хауса — ходили на чай. Без тебя там было очень непривычно, и я так по тебе заскучала, что решила написать. Ham, слава Богу, уснул, а Уолтер ушел в паб выпить пива с приятелями. Ham — не у себя в кроватке, а на диване, прямо здесь на кухне. Стоит мне положить его в кроватку, он вопит и вылезает обратно, так что я обычно его не трогаю — пусть заснет, — а потом несу на руках в спальню. Ох, и тяжеленный же он! Ему уже два с половиной года, и ты бы видела, как он вырос. Черные волосы, очень темные глаза, неисчерпаемая энергия и непокорный нрав. Домой его калачом не заманишь, даже в проливной дождь рвется на улицу и больше всего любит ездить на тракторе со своим отцом. Сидит у Уолтера на коленях, часто так и засыпает, а Уолтер на него внимания не обращает, просто делает свое дело. Прилично себя ведет, только когда мы в Нанчерроу, потому что побаивается папчика и, разумеется, Мэри Милливей, которая не спускает ему с рук ни одной проделки.
После чая Бидди рассказала мне, что твоего дядю Боба назначили в Коломбо и что он уже там. Ну не странно ли, что вы в конце концов оказались в одном месте. Хотя, может быть, ничего странного тут и нет, ведь теперь, когда война в Европе кончилась, наверно, весь военный флот устремился на Восток. Интересно, виделась ли ты уже с ним, с дядей Бобом? Я посмотрела карту: Коломбо и Тринкомали — на противоположных концах острова, так что, по всей вероятности, не виделась.
А может, в ваших краях появится и ДжеремиУэллс. Последний раз, когда мы получали от него весточку, он был в Гибралтаре в составе 1-го флота. Во время войны он столько носился по всей Атлантике, что теперь, должно быть, блаженствует в Средиземном море. По крайней мере, там не холодно.
В Нанчерроу теперь пусто и печально, потому что месяца два тому назад Афина с Клементиной уехала насовсем к Руперту в Глостершир. От мамы, Бидди или еще от кого-нибудь ты уже наверняка знаешь, что он был очень тяжело ранен в Германии, после перехода через Рейн, и ему ампутировали правую ногу. До боли обидно, ведь он прошел всю Западную пустыню от Эль-Аламейна до Триполи, а потом еще воевал в Сицилии, не получив ни единой царапины, и вот угораздило, когда до конца войны оставалось совсем чуть-чуть. Его привезли домой, и он долго пролежал в больнице, а потом еще в реабилитационном центре учился ходить на металлическом протезе. Афина оставила дочку с Мэри и мамой и съездила к нему. Он, конечно, не мог уже оставаться в полку, и его демобилизовали по состоянию здоровья. Теперь они с Афиной живут в маленьком фермерском домике в имении его отца. Руперт собирается освоить все хозяйственные тонкости к тому времени, когда его престарелый отец уйдет на покой. Всем нам тяжело было прощаться с Афиной и Клементиной, но она уехала с легким сердцем, и мне кажется, просто благодарна судьбе, что Руперта не убили. Она уже два раза звонила, говорит, что Глостершир очень милое место и дом тоже будет чудный, нужно только найти время и заняться им. Трудновато, конечно, из-за того, что все продается по купонам, даже занавески, одеяла и простыни не достать без них.
Ham скучает по Клементине, хотя, с другой стороны, рад, что теперь все игрушки в детской Нанчерроу принадлежат только ему, никто не возмущается и не лупит его по голове куклой или игрушечным грузовиком.
Окончание войны — огромная радость, однако повседневная жизнь мало изменилась: горючего по-прежнему мизерная норма, в магазинах пусто, с продуктами туго как никогда. Нам еще повезло, у нас ферма; всегда можно зарезать курицу, в лесу остались фазаны и голуби, можно и рыбешкой иногда разжиться. И яиц, хватает, конечно. Мы только благодаря им и держимся и купили еще два десятка кур породы «леггорн». Огород в Нанчерроу бедняге Неттлбеду уже не осилить, поэтому мы на одном из полей в Лиджи сделали общий огород, отец Уолтера его вспахал, и они с Неттлбедом там вместе работают. Картошка, капуста, морковь и пр., много бобов и гороха. Отцу Уолтера последнее время нездоровилось, боль в груди и сильный кашель. Врач велел ему поберечься, а он на это только рассмеялся, и все идет по-старому. Миссис Мадж все еще надрывается в молочне, ну и так далее.
Ната она обожает и балует его безбожно, оттого-то, между прочим, он и ведет себя из рук вон плохо. Жду—не дождусь, когда он пойдет в школу…
Теперь, боюсь, мне надо приниматься за оставшуюся после ужина посуду, потом пойти запереть кур и укладывать Ната спать. Еще надо бы перегладить кучу белья, но, наверно, сегодня уже не успею. Да и все равно напрасный это труд.
Чудесно было поговорить с тобой. Пожалуйста, ответь. Бывает, я не вспоминаю о тебе по многу дней, а иногда, наоборот, думаю все время, так, что даже приходится напоминать себе, когда идешь в Нанчерроу, что тебя там нет, и так становится странно.
Люблю,
Лавди».
В экзотической обстановке тропиков, где бесконечная череда монотонных солнечных дней разнообразилась лишь стремительно обрушивающимся сезоном дождей, дни, недели и месяцы мелькали с такой устрашающей быстротой, что легко было утратить всякое представление о времени. Ощущение оторванности от реальной жизни усугублялось отсутствием ежедневной прессы и нехваткой времени даже на то, чтобы послушать новости по радио. Только самые серьезные девушки старались внимательно следить за тем, что происходит в мире. Последним событием исключительной важности был День Победы, после которого прошло уже три месяца.
Потому рутинный ритм рабочей недели с ее кульминацией в виде выходных приобретал еще большую важность, чем на родине, помогая придать противоестественному существованию видимость какого-то порядка и смысла. Каждый с нетерпением ждал субботы и воскресенья, дней свободы и отдыха, дней «для себя», когда можно было ничего не делать или, наоборот, делать что угодно.
Для Джудит приятней всего было то, что не надо вставать в половине шестого утра, чтобы вовремя прийти на пирс и поспеть ка первую шлюпку, отправляющуюся на «Аделаиду». Правда, ее биологические часы работали с удручающей надежностью, и она все равно просыпалась ровно в пять-тридцать, но обыкновенно переворачивалась на другой бок и спала до тех пор, пока жара не выгоняла ее из постели; тогда она принимала душ и шла завтракать.
В эту субботу приготовили омлет, и в отличие от будних дней, когда Джудит наспех проглатывала кусок хлеба, намазанный персиковым джемом, теперь она могла без спешки разделаться с завтраком и спокойно посидеть за чашкой чая. Вскоре к ней присоединилась девушка по имени Хелен О'Коннор, большая оригиналка, ирландка родом из графства Керри, которая славилась полнейшей безнравственностью. Тощая и долговязая как жердь, с длинными темными волосами, она коллекционировала мужчин, как марки, носила золотой браслет в виде цепочки, увешанной брелоками, которые она называла «скальпами», и ее всегда можно было застать в офицерском клубе, каждый раз с новым, обезумевшим от страсти кавалером.
— А у тебя какие планы на сегодня? — спросила она Джудит, закуривая первую за день сигарету и с наслаждением выпуская длинную струйку дыма.
Джудит рассказала ей о Тоби Уайтейкере.
— Как он из себя?
— Ничего. Женат, с двумя детьми.
— Советую тебе быть поосторожней, такие хуже всего. А я надеялась, что ты пойдешь сегодня со мной плавать на лодке. Меня уговорили провести целый день под парусом, и у меня такое странное чувство, что мне не помешала бы компаньонка.
