Нагие и мёртвые - Мейлер Норман (бесплатные серии книг .TXT) 📗
— На, выпей.
— Это мое виски! — кричит Ред. — Как это понимать «на, выпей»?
Общий смех.
Свое последнее увольнение из части перед выездом из США Ред провел в Сан-Франциско. Он поднялся на вершину Телеграфного холма и, подставив себя осеннему ветру, долго наблюдал за входившим в залив танкером. Потом повернулся в сторону Окленда и медленно обвел взглядом все, что мог увидеть на востоке. (После Чикаго через Иллинойс и Айову и часть Небраски на тысячу миль простиралась равнина. В поезде вы можете почитать журнал, потом посмотреть в окно, и перед вашим взором будет все та же картина, которую вы видели раньше. Подножие гор начиналось с нагромождения небольших валунов, через сотню мпль они уже образовывали отдельные возвышенности, а настоящие горы начинались через тысячу миль. Там же где-то были расположены крутые бурые горы, простирающиеся до Монтаны.) «Может, следовало бы послать письмо в Монтану. Или Луизе», — думает Ред.
— А-а, нечего оглядываться назад, — говорит он вслух.
На другом конце асфальтированной дорожки на вершине Телеграфного холма звонко смеются два совсем еще юных офицера флота и несколько девчонок в меховых шубках. «Пожалуй, можно спускаться вниз», — думает Ред.
Он проходит через Китайский квартал и попадает в какой-то балаган. Сегодня вторник, вторая половина дня, посетителей в балагане немного. Лениво танцуют девочки, комедианты разыгрывают наивные скетчи. Вот и последнее выступление ансамбля, включается освещение, лоточники торгуют плитками шоколада и открытками. Ред сидит в своем кресле и дремлет. Отвратительный притон.
Показывают какой-то фильм. Ред смотрит на экран, но не воспринимает ничего из того, что там происходит. Он думает о корабле, на котором вскоре выйдет в море. «Всю жизнь куда-то двигаешься и двигаешься, и не известно, чем все это кончится, — думает он. — Когда ты ребенок — от тебя все скрывают, а когда становишься взрослым — нового как будто ничего не узнаешь. Главное — вперед и вперед, и не оглядываться».
Фильм кончается. Повторяется та же программа скетчей. Послушав немного музыку, Ред выходит на улицу, но долго еще слышит оркестр и назойливые слова песенки: «Ох, и всыплем мы паршивому япошке!»
8.
Засыпав песком свои босые ноги, лейтенант резерва военно-морских сил Доув глубоко вздохнул.
— Господи, как тяжело, — пожаловался он.
— Что тяжело? — спросил Хирн.
— Да просто тяжело находиться здесь, — ответил Доув, пошевелив песок пальцами ног. — Такой жаркий день, черт возьми. Год назад я был в Вашингтоне, какие мы устраивали пикники там... А здесь... Ух, этот проклятый климат!
— Я был в Вашингтоне с полтора года назад, — сказал подполковник Конн своим охрипшим от чрезмерного употребления спиртного голосом.
Они отдыхали на пляже... Хирн медленно опустился на песок, лег на спину и подставил грудь солнцу. Его лучи палили так жарко, что казались осязаемыми; пронизывая веки, они попадали на сетчатую оболочку, перед глазами стояли красные круги, и создавалось ощущение слепоты. Время от времени из джунглей дул слабый ветерок, но такой же горячий, как выдуваемый сквозняком жар из печи, когда открывают дверь.
Хирн снова сел, обхватил руками свои волосатые ноги и медленно осмотрел пляж. Некоторые пришедшие вместе с ними офицеры купались в море, другие, устроившись на одеяле, расстеленном в тени наклонившегося кокосового дерева, играли в бридж.
На расположенной в ста ярдах от них маленькой песчаной отмели то и дело раздавались сухие хлопки выстрелов из карабина: майор Даллесон пытался попасть в подбрасываемую в воздух гальку. Вода в море, бывшая утром почти прозрачно-голубой, стала теперь темно-лиловой; лучи солнца отражались в поверхности так же, как лучи уличных фонарей отражаются в дождливую ночь в темных асфальтовых тротуарах. На расстоянии мили вправо от пляжа к берегу медленно двигалось небольшое десантное судно, доставлявшее запасы и снабжение со стоявшего на рейде большого грузового транспорта.
Воскресенье на пляже. Это звучало почти неправдоподобно. Если бы сюда несколько полосатых пляжных зонтиков, а под них женщин и детей, то пляж, пожалуй, ничем не отличался бы от любого, где, бывало, отдыхала и купалась семья Хирна. Вместо десантного судна в море, возможно, была бы какая-нибудь парусная яхта, а Даллесон, наверное, не стрелял бы по гальке, а удил рыбу. Во всем же остальном картина была бы такой же.
Совершенно неправдоподобно. Соблюдая приличие, они поехали на этот пляж на оконечность полуострова — за двадцать пять миль от базы, передовые части которой патрулировали в этот воскресный день у самой линии Тойяку. «Поезжайте, дети, бог с вами», — сказал генерал в ответ на просьбу разрешить поездку. Разумеется, часовые, охранявшие дорогу, и квартирмейстерские части, расположившиеся на берегу и отвечавшие в этот день за охрану кромки джунглей как раз там, где купались офицеры, ничего хорошею об этих офицерах не скажут и, как заметил Каммингс, будут сторониться их еще больше.
«Мне, наверное, не следовало приезжать сюда», — решил Хирн.
Но в штабном биваке, после того как большинство офицеров уехало, скучища. Генералу наверняка захотелось бы поговорить с ним, а сейчас лучше держаться подальше от него. Кроме того, Хирн не мог не согласиться, что отдохнуть на пляже приятно. Он давно уже не имел удовольствия так вот расслабиться под жаркими лучами солнца, почувствовать, как пропадает всякая внутренняя напряженность.
«Естественное состояние человека двадцатого века — это озабоченность и тревога», — как-то сказал генерал.
«В таком случае человек двадцатого века должен любить солнечные ванны», — подумал Хирн. Он взял затвердевший комок песка и, раздавив его в ладони, просеял песок сквозь пальцы.
— О, эту историю я должен вам рассказать, — продолжал Доув. — Однажды я был в веселой компании у Фисклера в отеле «Уордмэн парк». Капитан-лейтенант Фисклер — давнишний приятель моего брата по Корнелу. Замечательный парень, знаком с крупными шишками. Поэтому он и получил номер в «Уордмэн парке». Так вот, это у него собралась компания. В самый разгар веселья он вдруг начал обходить всех гостей и смачивать всем волосы вином. «Эффективнейшее средство от перхоти», — приговаривал он. Вот смеху-то было, — закончил Доув и расхохотался.
— Неужели? — удивился Конн. — Так прямо и поливал?
Хирн рассматривал Доува. Выпускник Корнельского университета, член аристократического университетского клуба. Рост шесть футов и два дюйма, вес около ста шестидесяти фунтов, коротко остриженные волосы пепельного цвета, чистое, симпатичное, но невыразительное лицо. Всем своим обликом он напоминал скорее члена спортивной команды Гарвардского университета.
— Да, в Вашингтоне время проходило весело, — согласился Копн своим сиплым голосом. Потерев пальцами красный выпуклый нос, он продолжал: — Бригадный генерал Колдуэлл и генерал-майор Симмонс — знаете их? — это давнишние мои друзья. И еще там был моряк контр-адмирал Тенейк, тоже мой хороший друг. Очень толковый парень и отличный офицер. — Конн посмотрел на свой живот, весь в складках жира. Можно было подумать, что в животе у него торчал надутый футбольный мяч. — О, нам с ним есть что вспомнить, — продолжал он. — Этот Колдуэлл становился чертом, когда дело доходило до женщин. Если бы вы видели, как мы проводили время, у вас бы волосы встали дыбом.
— О, мы тоже выкидывали номерочки, — нетерпеливо вмешался Доув. — Я, например, не могу появиться в Вашингтоне вместе со своей Джейн, потому что там очень много женщин, с которыми я был близок. Если Джейн случайно встретится хоть с одной из них, будет буря... Джейн очень порядочная женщина, прекрасная жена, но она очень уж религиозна и, разумеется, будет ужасно шокирована.
Лейтенант военно-морского резерва Доув. Его назначили в дивизию в качестве переводчика почти одновременно с прибытием в нее Хирна. С поразительной наивностью он заявлял каждому, что его звание эквивалентно званию капитана в армии и что возложенная на него ответственность намного важнее ответственности, которую несет армейский майор или подполковник. Однажды в столовой на Моутэми он сообщил об этом всем офицерам и вызвал этим насмешливо-презрительное отношение к себе. Конн не разговаривал с ним целую неделю, потом они как-то сблизились и оказались весьма довольны друг другом. Хирн вспомнил, что Доув на первых порах своей службы в дивизии както сказал ему: «Знаете, Хирн, вы меня поймете, потому что вы, как и я, образованный человек. Среди офицеров в армии много неотесанных солдафонов. Военно-морской флот более разборчив в этом отношении». Снизойти до общения с Конном, по-видимому, стоило Доуву немалых усилий.
