Яблоневый дворик - Даути Луиза (книги онлайн полные txt, fb2) 📗
Роберт и Клэр встали. Я смотрела на них. Мне хотелось их задержать, хотя им явно не терпелось уйти. Сейчас мы простимся; мне останется только сидеть в своей камере и ждать, пока меня отвезут обратно в тюрьму. Им предстоят выходные, они смогут отдохнуть от процесса, вернуться в обычный мир, в обычную жизнь: погода, десятичасовые новости, ресторан — неоправданно дорогой, — бутылка вина, оказавшегося хуже, чем они надеялись. Это и многое другое наполнит жизнь Роберта, Клэр и всех остальных участников суда над нами, но только не меня, не тебя и не отца Крэддока.
Мой вопрос был все о том же.
— Как все складывается для Марка?
Они обменялись взглядами. Клэр открыла рот, чтобы ответить, но Роберт ей не позволил.
— Ну что я могу сказать? Будь я его адвокатом, я не выбрал бы защиту на основе ограниченной вменяемости. Вы сами видели, мисс Боннард не удалось сбить с толку доктора Сандерсона. Теперь она должна выставить чертовски хорошего психолога. У нее должен быть какой-то козырь в рукаве. Костли много лет работал на ответственных должностях, у него семья, никаких психических отклонений в прошлом. Я сам удивляюсь, зачем они это затеяли. Конечно, мы обязаны выполнять указания своих клиентов… Уж не знаю, о чем они там договорились… — Он сжал губы и слегка покачал головой.
Я задала ему тот же вопрос, который когда-то задавала Джасу в пиццерии:
— Почему они не остановились на самообороне?
Роберт и Клэр снова быстро переглянулись. Потом Клэр осторожно сказала:
— Данные криминалистической экспертизы делают такую защиту практически невозможной.
* * *
После их ухода мной овладело странное чувство. Может, в понедельник, после того как Роберт подаст ходатайство, с меня снимут обвинения и я выйду на свободу. Все происходит так неожиданно. Меня даже не вызывали давать показания. Никаких доказательств в мою защиту представлено не было, но и доказательства против меня выглядят довольно шаткими. Это перерыв между таймами. Тренеры общаются с игроками, проводят мобилизующие беседы, анализируют первый тайм и инструктируют, как вести себя во время второго. Для меня все выглядит скорее хорошо, для тебя — очень плохо. Конечно, я волнуюсь о тебе. Но дразнящая мысль о том, что в понедельник я могу отправиться домой, заполняет голову, как мигрень. Ни о чем другом я думать не могу. В ту минуту мне следовало бы вспомнить рассказанную Джасом историю про эксперимент над шимпанзе. Тогда, любовь моя, я не улыбалась бы такой глупой улыбкой Роберту и Клэр, когда они покидали комнату для консультаций.
21
В понедельник началась вторая часть процесса. Все выходные я позволила себе надеяться.
Утренняя поездка из тюрьмы воспринималась как обычная рутина. Меня уже не тошнило в фургончике. Я даже переговаривалась с сопровождающими меня надзирателями. В Олд-Бейли пожилой карибский охранник с улыбкой приветствовал меня, а когда я спросила: «Как прошли выходные, Томас?» — ответил: «Превосходно!»
Наверху в зале заранее открыли балкон для посетителей. Сюзанна уже была на месте. Усаживаясь, я оптимистически показала ей большой палец. Неуверенно улыбнувшись, она ответила мне тем же. Подошел Роберт и сказал:
— Вот что, вы только не слишком обнадеживайтесь.
Но несмотря на это, только потом, когда все, кроме присяжных, расселись и судья сказал: «Я не настроен разрешить…» — я осознала, что все время, пока шел процесс, обманывала себя. Все эти две недели я повторяла себе, что у них против меня ничего нет. И все выходные убеждала себя, что судья прекратит дело, и не потому, что ходатайства такого рода часто удовлетворяют — наоборот, очень редко, — а потому, что иначе быть не может. Почему сознание способно так раздваиваться? Для меня это всегда оставалось непостижимым. В психологии личности еще так много непознанного. Как люди умудряются существовать в параллельных реальностях, заниматься повседневными делами, пока их жизнь разваливается на части? Чтобы понять это, необязательно быть неверным супругом. Достаточно, к примеру, по заведенной привычке идти утром на работу, даже если твой ребенок болен или попал в беду.
— Как поживаете? — весело спросил меня вахтер на входе в Бофортовский институт на следующий день после того, как моему сыну поставили диагноз «биполярное расстройство».
— Хорошо! — с энтузиазмом ответила я.
Если дело против вас прекращают, вас признают невиновным. Вам даже не нужно возвращаться в камеру, пока заполнят необходимые бумаги. Вас просто выпускают. Со скамьи подсудимых есть выход прямо в зал, и вы просто идете туда, потом по коридору, спускаетесь по лестнице и попадаете на улицу.
Я пыталась угадать, о чем ты думаешь, но ты оставался таким же молчаливым и безучастным, как все последнее время. Ты бы обрадовался, если бы меня, несмотря на серьезность твоего собственного положения, выпустили? И мне в голову приходит отрезвляющая мысль: почему меня волнует этот вопрос?
Я так погрузилась в свои горькие мысли, что едва заметила, что процесс возобновился. Да, конечно. Сейчас защита будет представлять свои доказательства, начиная с тебя. Я с трудом заставила себя поднять голову и осмотреться, сказав себе: ты не должна расслабляться. Не успеешь оглянуться, как окажешься на свидетельской трибуне.
Судья закончил перекладывать бумаги, поднял голову, обвел взглядом зал, кивнул всем нам и сказал:
— Ну что, можно приглашать присяжных?
Мисс Боннард начала со свидетелей, которые могли как-то ослабить негативное впечатление, сложившееся о тебе под влиянием показаний сержанта Амелии Джонс, свидетеля Г., твоего начальника из управления делами парламента и бывшего коллеги по работе в полиции. Я вдруг поняла, что твой адвокат находится в трудном положении: она хочет обелить тебя, хочет, чтобы присяжные начали к тебе лучше относиться, но в то же время ей нужно представить тебя человеком психически неуравновешенным, чтобы можно было заявить об ограниченной вменяемости. Сложная задача.
Впрочем, единственный свидетель, который действительно имеет значение, — это психолог. «Она должна выставить чертовски хорошего психолога».
Как оказалось, мисс Боннард выставила даже двух. Я не знаю, насколько адвокаты свободны в выборе экспертов-психологов — вероятно, существует некий список, и у каждого есть «любимчики», с которыми они сотрудничают. Но мисс Боннард поставила на пару темных лошадок — юношу, явно не имевшего большого опыта, и женщину примерно своих лет. Может, она решила, что присяжные отнесутся к молодым, горящим энтузиазмом психологам с большей благосклонностью, чем к самоуверенному и малосимпатичному доктору Сандерсону. Во всяком случае, со мной это сработало: мне понравились оба. Пока доктор Сандерсон давал показания, они сидели позади мисс Боннард и делали заметки.
Несмотря на то что их было двое, на трибуну вышла только доктор Рут Сэдик — аккуратно причесанная брюнетка с бледной кожей и очень красивыми руками. Когда она читала клятву, я вспомнила замечание Лоренса о том, как человек воспринимает информацию. Рут Сэдик тоже встречалась с тобой в тюрьме, но в ее представлении ты выглядел куда симпатичнее, чем на том портрете, что нарисовал доктор Сандерсон. Да, она готова согласиться с доктором Сандерсоном в том, что ты «ненадежный рассказчик», но, с ее точки зрения, это характерно для людей с психологическими проблемами, для людей, работа и семейная жизнь которых связаны со стрессом. Такое поведение можно рассматривать как стратегию выживания.
Выяснилось, что доктор Сэдик специализируется в области высокофункциональных расстройств личности, которые нередко диагностируют у людей, ведущих беспорядочный образ жизни: наркоманов, алкоголиков, бездомных — словом, у тех, кого гораздо чаще, чем прочих, можно видеть на скамье подсудимых. Вообще для этой группы лиц характерно диссоциальное расстройство личности. Но люди с высоким уровнем интеллекта и социальной адаптации способны вырабатывать механизмы выживания, которые нейтрализуют нарушения психической деятельности. Так, если пациент с пограничным расстройством личности находится в спокойной обстановке, в окружении людей, которые ведут себя стабильно, то он способен перенять у окружающих их манеру поведения. У доктора Сэдик был тихий голос — судье пришлось дважды обратиться к ней с просьбой говорить громче — и в отличие от доктора Сандерсона ни апломба, ни сарказма. Я почувствовала, что присяжные проникаются к ней симпатией, и мои надежды вспыхнули с новой силой.
