На высотах твоих - Хейли Артур (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗

— Ну, уникальная, возможно, только для вас. — Хауден решил, что полушутливая-полусерьезная подначка не повредит. — А при нашей-то парламентской системе находящаяся у власти партия всегда способна обеспечить принятие тех законов, что ей угодны.

— Что правда, то правда! И не подумайте, что я да и кое-кто из моих предшественников тоже вам не завидуем. Знаете ли, чудо, что наша конституция вообще работает, — голос президента окреп. — Беда в том, что нашим отцам-основателям [51] так не терпелось отречься от всего британского, что вместе со всем дурным они отбросили и очень много полезного. Ничего не поделаешь, приходится довольствоваться тем, что есть.

Они подошли к окаймленным балюстрадой широким ступеням, поднимающимся к украшенному колоннами Южному портику. Указывая дорогу гостю, президент запрыгал через две ступеньки, и Джеймс Хауден, решив не уступать, последовал его примеру.

Однако на полпути премьер-министр остановился, ловя ртом воздух и чувствуя, как все его тело заливают струи пота. Его темно-синий костюм тонкой шерсти, идеальный для Оттавы, в солнечном, теплом Вашингтоне оказался слишком тяжелым. Он пожалел, что не привез с собой ни одного из летних костюмов, но даже поверхностный их осмотр перед отъездом выявил, что все они не годятся для такого торжественного случая. Президент, как ему доложили, сугубо внимательно относится к своему платью и, бывает, меняет костюмы по несколько раз в день. Но ведь глава исполнительной власти в США в отличие от канадских премьер-министров не удручен заботами о деньгах на личные нужды.

Эта мысль мимолетно напомнила Хаудену, что он так и не сообщил Маргарет о том, насколько осложнилось их финансовое положение. Представитель “Монреаль траст” ясно заявил: если они не перестанут тратить те несколько оставшихся тысяч их капитала, по выходе в отставку его средства к существованию будут равны заработку мелкого ремесленника. До этого-то, конечно, на самом деле никогда не дойдет — можно обратиться к Рокфеллеровскому и другим фондам. Рокфеллер, например, в день выхода в отставку Макензи Кинга пожаловал этому ветерану на посту премьер-министра сто тысяч долларов, но одна только мысль о том, что придется активно искать американскую подачку, какой бы щедрой она ни была, жалила его своей унизительностью.

Президент тоже остановился несколькими ступенями выше. С раскаянием в голосе попросил:

— Простите меня, ради Бога. Я постоянно забываюсь и вытворяю такое вот с людьми.

— Поделом мне, самому надо было думать, — возразил Джеймс Хауден. Сердце его колотило в ребра, слова с трудом прорывались через тяжелое дыхание.

Как и всем остальным, Хаудену была известна давняя страсть президента к поддержанию физической формы в себе и в окружающих. Длинная вереница помощников из Белого дома, в том числе и немало выдохшихся генералов и адмиралов, спотыкаясь, сошла с дистанции, изнуренная до потери сил ежедневными занятиями президента гандболом, теннисом либо бадминтоном. И частенько с губ президента срывались сетования на то, что “у нынешнего поколения пузо, как у Будды, и плечи, как уши у спаниелей”. Президент же возродил любопытный вид досуга Теодора Рузвельта, который во время загородных прогулок ставил себе целью идти по прямой линии, не обходя препятствия — сараи, деревья, стога сена, — а преодолевая их. В отличие от Рузвельта он даже попытался повторить нечто подобное в самом Вашингтоне, и, вспомнив об этом, Хауден спросил:

— А как дела с вашими путешествиями от точки А к точке Б по кратчайшему пути?

Президент смешливо фыркнул, лениво шагая по ступеням и стараясь держаться рядом с премьер-министром.

— Пришлось отказаться в конце концов. Возник целый ряд проблем. Взбираться на здания здесь мы не можем, разве что на самые маленькие, тогда мы решили проходить сквозь них — как прямая выведет. Ну и местечки попадались нам по пути, доложу я вам, туалет в Пентагоне, например. Вошли через дверь, вышли через окно, — воспоминания об этом его вконец рассмешили. — А однажды с моим братом очутились в кухне отеля “Статлер”, забрели прямо в холодильную камеру. Войти-то вошли, а вот выйти… Если только взорвать.

Хауден рассмеялся.

— А что, надо и нам в Оттаве попробовать. Есть там кое-кто из оппозиции, кого бы мне очень хотелось видеть уходящим по прямой — особенно если они будут идти, и идти, и идти без остановки.

— Оппозиция ниспослана нам во испытание, Джим.

— Наверное, так. Но некоторые из них — так прямо не испытание, а сущее наказание. Да, кстати, я тут привез вам несколько новых образцов скальных пород для вашей коллекции. Наши эксперты сказали, что они уникальны.

— Ну, вот за это спасибо, — обрадовался президент. — Я действительно вам очень признателен. И ваших людей от меня поблагодарите, пожалуйста.

Из затененного Южного портика они вошли в прохладу Белого дома, затем через вестибюль и коридоры проследовали в рабочий кабинет президента, расположенный в юго-восточном углу здания. Распахнув белую одностворчатую дверь, президент пригласил Хаудена войти.

Как и в предыдущие несколько раз, когда он бывал здесь, Хаудена восхитила простота кабинета. Овальной формы помещение со стенами, обшитыми по пояс человеку деревянными панелями и однотонным серым ковром, было обставлено весьма скупо: широкий письменный стол, расположенный прямо по центру, и за ним — мягкое вращающееся кресло, позади которого стояли два флага в золотой бахроме: американский государственный и личный президентский. Напротив высоких — от пола до потолка — окон и застекленной двери, выходящей на наружную террасу, почти всю стену справа от стола занимала обитая блестящим шелковистым Дамаском софа. Сейчас на ней сидели Артур Лексингтон и адмирал Левин Рапопорт. Последний представлял собой крошечного тощего человечка, чья несуразно огромная голова с торчащим крючковатым носом доминировала над остальной частью тела. При появлении президента и премьер-министра Лексингтон и Рапопорт встали.

— Доброе утро, Артур, — тепло приветствовал министра президент, протягивая ему руку. — Джим, вы ведь знакомы с Левином, конечно.

— Да, — подтвердил Хауден, — встречались. Как поживаете, адмирал?

— Доброе утро, — весьма прохладно буркнул адмирал Рапопорт и коротко кивнул головой. Он редко позволял себе большее, поскольку у него не хватало терпения ни для пустяковых разговоров, ни для светских церемоний. В частности, отсутствие адмирала, специального помощника президента, на вчерашнем государственном банкете было замечено и отмечено.

Когда все четверо расселись, слуга-филиппинец внес поднос с напитками. Артур Лексингтон выбрал себе шотландское виски с водой, а президент — сухой херес. Адмирал Рапопорт свирепо мотнул головой в знак отказа, а перед Хауденом слуга, расплывшись белозубой улыбкой, поставил стакан виноградного сока со льдом.

Пока разбирались и расставлялись напитки, Хауден незаметно разглядывал адмирала, вспоминая все, что он слышал об этом человеке, который, как утверждали некоторые, обладал сейчас буквально такой же властью, как и сам президент.

Четыре года назад капитан ВМФ США Левин Рапопорт был обычным морским офицером на грани принудительной отставки — принудительной потому, что вышестоящие адмиралы уже дважды обходили его с повышением, несмотря на его нашумевшую блестящую карьеру пионера подводных запусков межконтинентальных ракет. Беда заключалась в том, что почти никто не любил Левина Рапопорта как человека, а на удивление большое число его влиятельных начальников питали к нему чувство активной ненависти. Последняя проистекала по большей части из-за давней привычки Рапопорта оказываться неизменно правым по любому серьезному вопросу, затрагивающему военно-морские силы, но, мало того, потом еще и без колебаний заявлять: “А что я вам говорил!”, — поименно называя тех, кто ему ранее возражал.

Добавьте к этому чудовищное самомнение (полностью оправданное, но тем не менее весьма неприятное), потрясающе дурные манеры, нетерпимость к уставным “каналам” и бюрократическим процедурам и нескрываемое презрение к тем, кого капитан Рапопорт по интеллекту ставил ниже себя — а таковых оказывалось большинство.