Ванго. Между небом и землей - де Фомбель Тимоте (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗

— Еще нет.

Капитан Леман вышел. Он уже начал привыкать к этому внезапному наплыву друзей, причем командир признавал всех подряд.

Эккенер снова сел за стол и стал просматривать карты.

Он понятия не имел, кто такой этот Паоло.

Одно он знал точно: с недавних пор неизвестные друзья приезжали к нему со всей страны. Он стал прибежищем, островком безопасности для всех, кого преследовали нацисты. Среди них были и отставные военные, и художники, и всё больше и больше евреев. Законы против них множились, а список запрещенных профессий все рос. Они уже не могли работать ни адвокатами, ни государственными чиновниками… А два месяца назад нацисты объявили вне закона браки и любые другие контакты между евреями и неевреями.

Эккенер старался использовать свое влияние. Он делал всё, что было в его силах.

Мощная фигура Хуго Эккенера, с его статусом «неприкосновенного», пока позволяла укрывать в своей тени многих, кто нуждался в помощи.

Эккенер прошел через весь цеппелин.

Наступила ночь. Через два часа они должны взлетать.

Это, может быть, последний миг славы «Графа». Он ненадолго полетит в Нью-Йорк и вернется, чтобы провести зимние месяцы на берегу Боденского озера.

А следующей весной мир будет восхищаться только «Гинденбургом» — самым большим из всех когда-либо построенных цеппелинов.

Огромный дирижабль уже подрагивал от нетерпения в своем ангаре. Двести пятьдесят метров в длину, двадцать пять кают, вместимость — пятьдесят пассажиров. Самая блестящая победа Хуго Эккенера.

Но, выйдя и обернувшись, чтобы полюбоваться элегантным силуэтом «Графа», командир почувствовал легкое беспокойство. Он вздохнул.

Метеосводка пообещала слабый снегопад. Хорошо бы прогноз оправдался. Однажды, очень давно, у одного из этих окон он научил Ванго смотреть на падающий снег.

Если капитан Леман и сомневался по поводу дружбы Хуго Эккенера и Паоло Марини, то теперь, когда он увидел их вместе, все сомнения отпали.

Восклицания и слезы были искренними. Они долго обнимались, стоя у входа в ангар.

Эккенер даже вздрогнул от радости, узнав старого друга.

— Как поживаешь… э-э… Паоло? Какие планы, дружище?

— Да вот, решил немного полетать под твоим крылом, командир!

Вокруг них собрались зрители: несколько солдат, несколько пассажиров-немцев и офицер СС, отвечавший за проверку пассажиров.

Эккенер прошептал другу на ухо:

— Ты с ума сошел! Для этого надо получить штук десять разрешений. Уезжай, Зефиро!

Зефиро, а это был он, отодвинулся и взял в свидетели окружающих:

— Знаете, что сейчас сказал мне мой старый друг Эккенер?

Эккенер застыл.

— Он обозвал меня сумасшедшим! Слышите? Он говорит, что я не смогу полететь с ним!

Офицер СС глуповато улыбнулся.

Увидев тревогу на лице командира, Зефиро положил ему руку на плечо.

— Я пошутил… Это моя вина. Я никогда не посылал о себе весточки, а ты, наверное, не читаешь газет.

Он подал знак офицеру:

— Покажите ему письмо.

Эккенер взял письмо и стал читать.

Оно было написано на двух языках — немецком и итальянском — и отправлено из канцелярии Председателя Совета Министров в Риме. Согласно письму, господину Паоло Марини, награжденному крестом «За боевые заслуги при штурме Фузилли» [48] и Командору Минестроне [49], в целях укрепления дружбы между рейхом и великой фашистской Италией, была поручена особая миссия — путешествие на борту «Графа Цеппелина», этого символа мощи национал-социализма. Письмо изобиловало и другими пышными оборотами — «блистательный союз двух держав», «безграничные упования» и «безупречная моральная чистота их сынов», — которые вызывали бы неудержимый смех, если бы это не было издевательски точной копией тогдашней риторики.

Внизу страницы красовался затейливый росчерк пера, в котором можно было разобрать слово «Биби». Над ним печатными буквами стояла расшифровка: Бенито Муссолини.

Эккенер сложил письмо.

И крепко сжал руку Зефиро.

— В таком случае добро пожаловать, Паоло Марини. Для тебя как раз есть место. Мы взлетаем через час.

Они вместе направились к командирской каюте. Окружающие слышали, как Марини громко восхищается красотой дирижабля.

Когда Эккенер закрыл дверь каюты и они наконец остались одни, Зефиро извинился. После чего поставил свой чемоданчик на пол и двинул друга кулаком в лицо.

Эккенер слегка пошатнулся и ответил ему сокрушительным ударом под дых. Зефиро сложился пополам, но тут же дал сдачи. И они начали тузить друг друга, словно школьники на перемене.

Эккенер первым оказался на полу, скорчившись и кашляя.

Зефиро яростно смотрел на него, тяжело дыша.

— Что я тебе сделал? — спросил Эккенер.

— Ты сам прекрасно знаешь.

— Не знаю.

— Ты рассказал полиции, где находится монастырь.

— Я рассказал о нем только Эскиролю и Жозефу, чтобы ты смог опознать Виктора.

— Виктор вчера сбежал.

Эккенер онемел.

— Я должен покинуть Европу, — сказал Зефиро. — В этом монастыре — вся моя жизнь. Я не могу подвергать его опасности.

— Я тоже, падре, нигде не чувствую себя дома. Я не узнаю свою страну.

Зефиро нагнулся и помог ему встать.

— Я делаю всё, что в моих силах, — продолжал Эккенер. — По-моему, Германия уже воюет сама с собой. Вчера утром полиция затерла имя нашего друга Вернера Манна на памятнике убитым жителям его родной деревни под Мюнхеном. Имя Манна, ты можешь это представить? Гитлер отдал приказ три дня назад: никаких еврейских фамилий на памятниках погибшим воинам.

Вернер Манн, принявший геройскую смерть в сражении, придумавший с друзьями, в том числе и с Зефиро, проект под названием «Виолетта», был вычеркнут из истории.

Друзья помогли друг другу отряхнуться.

Зефиро промокнул носовым платком слегка кровоточащую губу Эккенера.

— Я не собираюсь долго обременять тебя, Хуго. Я останусь в Нью-Йорке на всю зиму. Сейчас нельзя возвращаться в монастырь. У меня другие планы.

— Надо улетать как можно быстрее, — сказал Эккенер. — Твое «письмо» — настоящая чушь. Я просто диву даюсь, как наш эсэсовец попался на эту удочку. В любой момент обман может вскрыться.

Зефиро наконец улыбнулся.

— Я все-таки постарался. Ты видел, на седьмой строчке я наградил себя медалью имени моей любимой ветчины!

Они расхохотались и снова взялись за руки.

— А как там Ванго? — спросил Эккенер после паузы.

Зефиро не ответил.

— С ним что-то случилось? — настаивал Эккенер.

— Боюсь, из-за меня он попал в скверную историю.

Пытаясь выправить свою помятую шляпу, Зефиро рассказал:

— Я должен был встретиться с Ванго на вокзале в Париже, но заметил за собой слежку. В толпе я узнал одного из людей Виктора, он изображал фотографа. Под накидкой на треноге он прятал ружье.

— И ты ушел?

— Да, но было уже слишком поздно. Я видел, что Ванго направляется ко мне. Делать нечего, я притворился, будто не знаю его.

— Вряд ли они догадались, что вы знакомы.

— Не уверен. Ванго явно хотел со мной заговорить. Он шел мне навстречу и радостно улыбался.

— Вряд ли они его найдут, — убежденно повторил Эккенер.

— Я видел вспышку магния. Теперь у них есть фотография.

Тридцать минут спустя «Граф Цеппелин» взлетел. Офицер СС позвонил в итальянское посольство и доложил, что знаменитый Паоло Марини забыл свое пальто в ангаре Фридрихсхафена.

В посольстве это имя слышали впервые. Оно никому ничего не говорило. Но когда офицер зачитал список его наград, на другом конце провода завизжали от смеха. Из этих знаков отличия можно было приготовить классический итальянский ужин — от ветчины на закуску до панна-котты на десерт.

31

Кровавый след