Черная свеча - Мончинский Леонид (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Но тогда ты уже — не бугор.
— Они убьют тебя…
Голос оскорбительно равнодушен, хотя и твёрд. Ничего не объясняет, лишь констатирует то, что непременно произойдёт. Рок.
— Ворам сейчас надо думать о собственной безопасности. — Упоров не упрямится, ему хочется немного поиграть, чтобы предугадать развитие событий. Он — в сомнениях…
— Они убьют тебя, — шея Лысого осталась в прежнем положении, как не изменилась и интонация голоса.
Никандра замер. Он всегда делал так, по-звериному неожиданно, если речь шла о чём-то очень серьёзном.
Вадим оценил — последнее предупреждение. Надо решать. С хрустом сцепил за спиной пальцы, взглянул в низкое небо, по которому ветер гнал в сторону тундры растрёпанные тучи.
— Мне нужен твой совет…
Никандра немного расслабился, облокотился плечом на штабель крепёжных стоек, сероватое лицо его покрылось лёгким румянцем, и крупный розовый нос перестал выделяться самостоятельной кочкой.
— Пока ты будешь им нужен…
— Но могу и не пригодиться?!
Движением блохастого пса Лысый коротко почесал за ухом, улыбнулся ленивой улыбкой:
— Можешь. Возьми в бригаду Никанора.
— Слыхал, что говорили мужики на спиногрызов?
— Не глухой. Потому и не советую тебе брать шелупонь, навроде Психа или Голоса.
— Голоса как раз и возьму.
— Интересно.
И Никандра в самом деле поглядел на Вадима с неподдельным интересом:
— А что?! Здесь ты прав. Евреев просто не люблю…
— За что?
— За что все их не любят? Завидуют, должно быть. С зависти все и идёт. Голоса оставь: такой ловкий ум отдавать в чужие руки не годится.
— Дьяка тоже не годится отдавать? — Упоров улыбнулся.
— Сходка решила, — вздохнул Никандра. С ним тебе будет удобно. Это с одной стороны… С другой, постарайся, чтоб его лукавая честность не стала твоей собственной.
Упоров осторожно провёл ладонью по бревну, не сводя с Никандры отсутствующего взгляда:
— Возьму, пожалуй. Деваться некуда. Перевоспитаем. Ха-ха!
— Тебя попросят взять ещё двух жуликов. Блатные они — при нем.
— Одного. Хрен пройдёт той шпане! И торгов не будет, иначе свалю с бригадирства. Я же — лучший проходчик на Колыме.
Мимолётом запустив в ноздрю мизинец, Лысый опять замер. Упоров наблюдал за ним терпеливо, зная — бывший бугор думает в его пользу.
— Оно-то правильно… — желтоватые глаза Никандры задержались на собственной руке, — им только повадку дай. Ты вот что, скажи Голосу — берёшь его при том условии, если не будет тех двоих крадунов. Он им непременно вправит этакое важное и утешительное фуфло. Профессор, хули скажешь?!
— Протолкнуть попробую. Спасибо.
— Да ладно. Давай без нежностей. Кто ложит в бригаде, знаешь?
— Кроме Гнуса, ещё Сверчок, кажется, балует доносом, Петюнчика уже нет. Все, кого знаю.
— Сверчок по мелкости и злобности душевной донести может. Легачева Федьку, шепелявый такой, из завязавших воров…
— Знаю, со мной в одной лаве был.
— Что с ним собираешься делать?
— Ничего. Новые придут — знать не будешь. Эти хоть пашут.
— Во! — Лысый остался им доволен — Всякая страсть должна отступить перед благоразумием Мужики нынче испугались. Это хорошо, но не прочно. Помоги им в себя поверить. Все, Вадим. С Божьей помощью на свободе встретимся.
— Думаешь?
— Знаю. У меня бабка — гадалка, я — любимый её внук. Давай обнимемся.
Они обнялись. И тот, который был почти свободен пошёл, заслонив на какое-то время новому бригадиру серый отвал, где по берегу мутной речки копошились с лотками зэки, и синий горизонт за двумя рядами колючей проволоки. Упоров не сумел приглушил, в себе зависть к нескладно шагающему, так до конца и не понятому человеку. Хотел догнать его, пойти рядом, хотя бы до вахты. Но сдержался и стал думать о Лысом как о несчастном поселенце, ведущем Стеснённую жизнь за зоной. Зависть не покинула его…
— Плохими чувствами живёшь, Вадим, — сказал тогда он вслух, — радоваться надо: одним свободным стало больше!
Радость тоже не приходила: чужое, оно чужое и есть…
Но в общем что-то менялось, хотя бы в таких осязательных чертах лагерной жизни, как отношение к хорошо работающим зэкам. Его спросил косолапый лейтенант из нового пополнения:
— Заключённый Упоров?
— Да, гражданин начальник.
— Следуйте за мной! Вас вызывает полковник Губарь.
Зэк вытер ветошью засаленные руки и, отложив в сторону колесо вагонетки, крикнул:
— Верзилов! Проследи, чтобы к обеду тачки были готовы.
— Раньше управимся. Вазелин уже свою обкатал.
Все вроде бы продолжают работать, но глаза, однако, следят за уходящим бригадиром: вызов к хозяину — не простое событие. Губарь — человек нелюдимый, на пустой базар не позовёт. Может, вернётся бригадир и скажет: «Амнистия! Коммунизм построили!»
А, может, и не вернётся… Прошлой ночью опять воры приходили. Негрубые с виду люди. Пошептались да ушли. Не про коммунизм, поди, шептались. Заделье, значит, какое-то есть. Рисковый бугор человек. Никандра тоже не из гладких был, однако поровней нового: его угадать можно или хотя бы спросить, когда шибко невмоготу от любопытства. Этот весь открыт и ничего не видно.
Полковник Губарь поднял глаза. Поглядел мимо зэка на портрет железного Феликса, словно сверяя будущее с рыцарем революции.
— Меня ознакомили со списками вашей бригады. Да, мы разрешили вам комплектовать её самостоятельно. И, надо признать, состав подобран грамотно, однако… некоторые фамилии вызвали недоумение у начальника режима и у меня тоже. Подойдите ближе!
Упоров сделал три шага вперёд, остановившись с вытянутыми по швам руками. В самом зэке зрело сопротивление нелепой, деревянной стойке, но он ничего не мог с собой поделать, тянулся изо всех сил.
— Вот хотя бы Ольховский. Во время войны сотрудничал с немцами, осведомитель гестапо! К тому же ему скоро шестьдесят.
— Разрешите объяснить, гражданин начальник!
Губарь кивнул.
— Ян Салич — лучший специалист по россыпным месторождениям, а вы, гражданин начальник, обещали нам в новом году технику…
— Обещал?! — полковник вытянул губы и убрал со стола руки. — С вами, однако, не разговоришься, Упоров. Допустим, он вам нужен, репутация фашистского прихвостня вас не смущает?
— Все сидим на общих основаниях, гражданин начальник…
— А Дьяков, это же смешно!
Губарь поднялся, жестом подчеркнул своё окончательное несогласие:
— Человек, живущий по законам уголовного мира. Что он будет у вас делать? Наши с вами цели и цель Дьякова диаметрально противоположны. Вы — показательная бригада! Скажите честно…
— Заключённый Дьяков встал на путь исправления, гражданин начальник!
— Я просил — честно! — Губарь взял карандаш, торцом стукнул по крышке стола. — Вы должны понять…
— Простите, гражданин начальник, — зэк говорил волнуясь, и Губарь поверил в искренность его переживаний. — Мне не обязательно вас понимать, но обязательно слушаться. Я, конечно, не смею настаивать…
— Продолжайте, продолжайте, Упоров, — кивнул начальник колонии, наверное, догадываясь, о чём пойдёт речь.
— Если бы вы попробовали меня понять. Администрация принимает решения, за которые нам, работягам, приходится иногда платить жизнями.
Губарь смотрел на заключённого с некоторым сочувствием, между ними кончилось молчаливое противоборство. Сейчас полковнику, наверное, и вправду было жалковато человека, на которого он решил поставить.
— Мы подумаем, — произнёс он вполголоса. — Говорите — встал на путь исправления? Хе! Прямо анекдоты какие-то в моем кабинете, сказки для взрослых идиотов!
— Для вас, может, и сказки, гражданин начальник, меня же просто грохнут. — Он ждал, что полковник вскочит, закричит, одним словом, начнёт доказывать ему — власть на Кручёном находится в его руках, он — Хозяин!
Ничего подобного не произошло. Губарь недовольно пошевелил седыми бровями и спокойно сказал: