Мика и Альфред - Кунин Владимир Владимирович (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗
Все четверо сразу же положили глаз на Микины работы. Открыв для себя Мику в среде тоскливого студенческого «соцреализма», они пригласили его к себе в «Европейскую» гостиницу, вытащили из своих чемоданов пугающее количество бутылок знаменитого «Яржембъяка» — рябиновой водки — и пятидесятиградусной «Выборовой», заказали из ресторана ужин в номер одного из польских профессоров и закатили гомерическую пьянку!
А под утро грустно пели «Червоны маки на Монте-Касина», и старый профессор в невиданных джинсах, мягко проглатывая букву «л», по-русски рассказывал Мике, как в начале сорок пятого он в составе Первой армии Войска Польского, уже дважды раненный, брал Колобжег…
Через несколько дней поляки уехали, четко определив список приглашаемых в Варшаву для участия в выставке. Мику Полякова назвали «первым номером».
Кадровики Академии художеств, Института Репина и «Мухи» стали готовить выездные документы. В те времена выезды за границы Советского Союза были редки и нежелательны, а посему все документы «выезжающего» проверялись с чрезвычайной строгостью.
На чем Мика и попался! Особо бдительный отдел кадров «Мухи» на всякий случай еще раз заглянул в личное дело студента третьего курса Полякова Михаила Сергеевича. Мало ли что?… Не в Сестрорецк человек едет, а ЗА РУБЕЖ! Понимать надо.
И обнаружили, что в аттестате, свидетельствующем об окончании Поляковым М. С. средней школы в одна тысяча девятьсот сорок третьем году, некоторая неувязочка! Аттестат скреплен «наркомпросовской» печатью города Тернополя Украинской ССР, который именно в это время уже третий год был оккупирован немцами и ни одна школа в Тернополе не работала.
Мику срочно вызвали в деканат.
По случаю чрезвычайного происшествия начальник отдела кадров пригласил из Большого Дома человека, надзирающего по линии «безопасности» за художественными учебными заведениями, Микиного мастера, перепуганного до обморочного состояния, секретарей парткома и комитета комсомола и кого-то из факультетского начальства.
Все было готово для торжественного судилища и разоблачения «втеревшегося в наши здоровые творческие ряды…» и так далее.
Но праздник не состоялся. Как только Мика увидел на столе у декана свое личное дело и в сторонке — свой липовый аттестат, он все понял.
— Поляков, где и когда вы заканчивали среднюю школу? — спросил начальник отдела кадров института.
— Нигде и никогда, — коротко ответил Мика.
— То есть как это?! — искренне удивился декан.
— Очень просто, — улыбнулся ему Мика. — У меня на это не было времени.
— Я ничего не понимаю… — простонал вечно перепуганный Микин мастер. — Миша! Но вы хоть учились в десятом классе?!
— Нет. Нет, дорогой Федор Осипович, — ответил Мика. — Мало того, я не учился ни в девятом, ни даже в восьмом. Зато в двадцать один год я уже был командиром звена пикирующих бомбардировщиков, а в двадцать три — заместителем командира эскадрильи. Ясно?
— Откуда же у вас этот аттестат? — спросил Мику человек из «безопасности».
— Обводный канал, барахолка, пятьсот рублей. Есть еще вопросы?
— Еще вопросы вам, Поляков, наверное, зададут в другом месте, — улыбнулся начальник отдела кадров и посмотрел на декана: — Будем отчислять?
— Естественно! — подхватил секретарь парткома и обратился к человеку из «безопасности»: — И разумеется, никакой Польши!
Толстая некрасивая девушка — секретарь комитета комсомола — испуганно прикрыла ладошкой рот.
Человек из «безопасности» отвел глаза в сторону — дескать, ваш студент, ваша накладка, ваши проблемы…
— Подождите, подождите… — растерянно пробормотал декан.
Ему всегда нравился этот Поляков. Нравились его работы, несшие в себе удивительный сплав острой иронии и четко прослеживаемой драматургии…
И еще ему очень нравилось то, что ЕГО сегодняшний студент — бывший военный летчик. В юности декан был воспитан на Осоавиахиме, на «спасении челюскинцев» и на «перелетах через Северный полюс» и поэтому по сей день с тоской и завистью провожал глазами любой пролетающий в небе самолет.
— Да подождите вы!.. Ну что же так — сплеча… — снова тихо проговорил декан. — Давайте подумаем вместе…
Но он слишком долго и трудно шел к своему сегодняшнему положению, чтобы рисковать будущим. И поэтому всем было ясно, что он никому не вцепится в глотку за этого Полякова.
Однако тут неожиданно вдруг взбунтовался, казалось бы, навсегда запуганный Микин мастер — Федор Осипович, добрый и неталантливый художник благородной советской школы.
— Вы с ума сошли!.. — тоненько закричал он. — При чем тут этот паршивый аттестат?! Если мы будем разбрасываться…
Он что-то кричал еще своим тоненьким голосом, но Мика уже ничего не слышал…
Как обычно в приступе ярости, за мгновение до совершения ЭТОГО, сдавило виски, по всему телу прокатилась волна нестерпимого жара, возникла знакомая и страшная пульсирующая боль в затылке…
Но рядом панически и лихорадочно билась удерживающая мысль: «Только не ЭТО!.. Я все перепутал… Ни под каким видом!.. Это совсем не ТО! Это не КРАЙНИЙ СЛУЧАЙ!!! Все… Все! Взял себя в руки. Вот так. Спокуха, Мика…»
Из затылка стала уходить боль, перестало сдавливать виски, и наконец Мика обрел возможность судорожно передохнуть и хрипло сказать только одному своему педагогу:
— Федор Осипович, родненький… Плюньте, не нервничайте. Ну, как говорится, завалил я ухо, когда покупал эту дурацкую ксиву — не посмотрел на печать. Сам виноват… Не переживайте, дай Бог вам здоровья. И спасибо за все, Федор Осипович…
Повернулся ко всем остальным и сказал:
— А вы все, вместе со своим высшим учебным заведением, валите знаете куда?… Не при дамах будь сказано. В гробу я вас всех видел и в белых тапочках.
Бросил на стол декана свою зачетную книжку, в которой за три года обучения у него не было ни одной посредственной отметки, и вышел из кабинета.
Вот так Мика Поляков навсегда получил реальную и достоверную возможность утверждать, что у него незаконченное высшее образование…
Как только Мика демобилизовался, он сразу же попытался найти в Ленинграде Бориса Вениаминовича Эргерта, который еще до войны сделал Мику «чемпионом Ленинграда по гимнастике среди мальчиков».
Но оказалось, что Борис Вениаминович — заслуженный мастер спорта СССР, чемпион Олимпийских игр по гимнастике 1912 года — умер от голода и одиночества еще в сорок втором. Его высохший и окоченевший труп лишь спустя два месяца был обнаружен каким-то ворьем. Взломали квартиру, ничего, кроме промерзших стен и трупа, не нашли и смылись, оставив входную дверь открытой…
Тогда Мика разыскал вернувшегося из Алма-Аты в Ленинград Салима Ненмасова — своего тренера эвакуационного периода и начал тренироваться у него в «Зените» — четыре раза в неделю по три часа.
Еще на втором курсе Мика зачем-то скоропалительно женился, обрел сына от этого непонятного ему самому брака, стал мастером спорта СССР по гимнастике, разошелся с женой, через год похоронил ее — она утонула вместе со своим новым приятелем в Верхнем озере на Вуоксе, — забросил к чертям собачьим спорт, в котором ему пророчили олимпийское будущее, и целиком и полностью посвятил себя работе и сыну Сереге…
По десять-двенадцать часов в сутки Мика рисовал смешные и трогательные иллюстрации для двух ленинградских детских журналов — для «Костра» и «Мурзилки», что-то делал для детского альманаха «Веселые картинки», сотрудничал в «Боевом карандаше», был обласкан «Детгизом», а позже и несколькими московскими издательствами. Даже оформлял в Детском кукольном театре спектакль «Снежная королева». И наконец его карикатуры стал печатать «Крокодил», куда молодому немосковскому художнику пробиться было практически невозможно!
Как сказал ему превосходный рисовальщик Леонид Сойфертис, для советского художника напечататься в «Крокодиле» — это все равно как для английского карикатуриста увидеть свой рисунок на страницах «Панча». Дальше у твоих ног весь издательский мир! Для англичанина…
