Отель - Хейли Артур (читать книги полные TXT) 📗
— Вот здесь, — Марша резко повернулась. — Это самая удачная точка обзора. Отсюда всегда фотографируют.
Действительно, вид, открывавшийся с края лужайки, был еще более впечатляющий.
— Дом построил один французский аристократ, любивший повеселиться, — пояснила Марша. — Это было в сороковых годах прошлого века. Ему нравилось, чтобы архитектура была похожа на греческую, чтобы вокруг бегали веселые беззаботные рабы и любовница была под рукой — для этого к дому было пристроено крыло. Второе уже пристроил мой отец. Он во всем предпочитает гармонию — будь то банковские счета или архитектура.
— Вы весьма оригинальный гид — не только сообщаете факты, но еще и философствуете!
— О, я по уши напичкана и тем и другим. Вам интересны факты? Тогда посмотрите на крышу. — Оба одновременно подняли вверх глаза. — Как видите, она нависает над верхней галереей. Это местная, луизианская, интерпретация греческого стиля. Большинство здешних старинных зданий так построено — и неспроста: в условиях жаркого климата такая крыша дает тень и прохладу. А галерея большую часть времени — самая жилая часть дома. Там протекает жизнь семьи, там люди беседуют, общаются друг с другом.
— «Семья и домашний очаг — удел добродетельных, и дается им в форме абсолютной и самодовлеющей».
— Кто это сказал?
— Аристотель.
Марша кивнула.
— Он бы одобрил галереи. — Помолчала и добавила: — Отец многое здесь реставрировал. Сейчас дом куда лучше, чем прежде, чего нельзя сказать о том, как мы им пользуемся.
— Должно быть, вы очень любите свой дом, — проговорил Питер.
— Я ненавижу его, — сказала Марша. — И ненавидела всегда, сколько себя помню.
Питер с любопытством взглянул на девушку.
— Конечно, — продолжала Марша, — совсем другое дело прийти просто посмотреть на него, ведь приходят же сюда люди и платят пятьдесят центов за осмотр, когда дом открывают на время Весенней фиесты. Будь я на их месте, я тоже восхищалась бы им, хотя бы из любви к старине. Но совсем другое дело — жить здесь постоянно, особенно тоскливо бываете наступлением сумерек, да еще когда ты одна.
— Кстати, уже почти стемнело, — заметил Питер.
— Да, вижу, — ответила Марша. — Но сейчас совсем другое дело. Потому что вы рядом.
Они пошли назад к дому. Впервые Питер подумал о том, что вокруг слишком уж тихо.
— А другие гости без вас не соскучились?
— Какие другие гости? — Марша искоса лукаво посмотрела на него.
— Вы же мне говорили…
— Я говорила, что будет званый ужин. Он и будет. В вашу честь. Если вас волнует отсутствие третьего лица, то у нас есть Анна.
Беседуя, они вошли в дом. В высоких комнатах было темно и прохладно. Откуда-то из глубин дома появилась маленькая пожилая женщина в черном и закивала, улыбаясь.
— Я рассказала Анне о вас, — сказала Марша, — и она одобряет мою затею. Отец доверяет ей безгранично, так что все в порядке. А кроме того. Бей тоже дома.
Слуга-негр, неслышно ступая, вошел вслед за ними в небольшой, уставленный книгами кабинет. Он взял с одной из полок поднос с графином и рюмками для хереса. Марша отрицательно покачала головой. А Питер взял рюмочку хереса и теперь задумчиво потягивал вино. Марша жестом предложила Питеру сесть рядом с ней на диванчик.
— Вам часто приходится оставаться одной? — спросил Питер, подсаживаясь к девушке.
— Отец бывает здесь в перерывах между разъездами. Все дело в том, что поездки его становятся все длиннее, а перерывы все короче. Я бы скорее согласилась переехать в уродливое современное бунгало, лишь бы это было живое место.
— По правде говоря, сомневаюсь.
— Уверена, что переехала бы, — твердо сказала Марша. — Если, конечно, я жила бы там с действительно дорогим мне человеком. Впрочем, отель бы тоже сошел. Разве у управляющих нет своих номеров — на верхнем этаже отеля, где они работают?
Питер в изумлении взглянул на Маршу — девушка улыбалась.
Через какую-нибудь минуту слуга-негр тихо объявил, что ужин подан.
В соседней комнате маленький круглый стол был накрыт на двоих. Огоньки свечей, поблескивая, отражались в столовых приборах и деревянных панелях. Над каминной доской из черного мрамора висел портрет сурового старца — он смотрел вниз, и Питеру показалось, что предок критически разглядывает его.
— Пусть вас не смущает прадедушка, — сказала Марша, когда они уселись за стол. — Это он на меня хмурится. Дело в том, что он однажды написал в дневнике, что хотел бы основать династию, а видите, что получилось: его надежда погибнет со мной.
По мере того как шел ужин и слуга незаметно менял блюда, беседа между ними становилась все непринужденнее. А какая великолепная была еда! На горячее подали отлично приготовленное жаркое из дичи с рисом, а затем душистое крем-брюле. Питер вдруг понял, что получает от всего этого подлинное удовольствие, хотя ехал сюда не без опасений. С каждой минутой Марша становилась все оживленнее и очаровательнее, а он чувствовал себя все менее скованно. Впрочем, подумал он, этому особенно нечего удивляться, поскольку разница в их возрасте не такая уж и большая. К тому же, в этой комнате, освещенной теплым светом свечей. Марша была особенно хороша.
Интересно, подумал Питер, аристократ-француз, построивший этот великолепный дом много лет назад, тоже ужинал здесь со своей возлюбленной. Или эта мысль — лишь плод воображения, рожденный обстановкой, в которой он оказался?
— Кофе будем пить на галерее, — сказала Марша, когда ужин был окончен.
Она быстро встала из-за стола — Питер любезно отодвинул ее стул — и инстинктивно снова взяла своего гостя под руку. Не испытывая на этот раз неловкости, Питер вышел вместе с девушкой в холл, откуда они поднялись вверх по широкой изогнутой лестнице. Там просторный коридор, расписанный с трудом различимыми в полумраке фресками, вывел их на открытую галерею, которую они видели, когда рассматривали дом из сада, теперь уже погруженного в темноту.
На плетеном столике стоял серебряный кофейный сервиз и маленькие чашечки. Сверху падал неровный свет газового фонаря. Захватив с собой кофе. Питерец Марша уселись на мягко качнувшиеся, выложенные подушками балконные качели. В ночном прохладном воздухе чувствовалось легкое дуновение бриза с залива. Снизу, из сада, долетало мерное жужжание насекомых, а со стороны авеню Сент-Чарльз, находившейся в двух кварталах отсюда, доносился приглушенный рокот уличного движения. Питер остро ощущал присутствие Марши, молча сидевшей рядом.
— Вы вдруг что-то притихли, — нарушил молчание Питер.
— Да так. Все ломаю голову, не знаю, как сказать.
— А вы скажите, как есть. Иногда так лучше получается.
— Хорошо. — Голос Марши прерывался от волнения. — Я решила, что хочу стать Башен женой.
На какие-то секунды, показавшиеся Питеру бесконечно долгими, он остолбенел, даже качели замерли в воздухе. Затем он осторожно поставил чашку с кофе.
Марша закашлялась, потом разразилась приступом нервного смеха.
— Если хотите сбежать, лестница вон там.
— Нет, бежать не собираюсь, — сказал Питер. — Хотя бы потому, что, сбежав, никогда не узнаю, почему вы решились сказать такое.
— Я и сама до конца не понимаю. — Марша сидела, слегка отвернувшись, и смотрела прямо перед собой — в ночь. Питер почувствовал, что она дрожит. — Просто мне внезапно захотелось это сказать. И я ничуть не жалею.
Питер понимал, что многое будет зависеть от того, насколько мягко и тактично он ответит этой импульсивной девушке. А тут еще, как назло, нервный спазм перехватил ему горло. И почему-то вспомнились слова, сказанные утром Кристиной: «Маленькая мисс Прейскотт так же похожа на ребенка, как котенок на тигра. Но думаю, едва ли найдется мужчина, который устоял бы перед соблазном быть съеденным ею, если она пожелает». Конечно, сказано это было несправедливо, пожалуй, даже чересчур резко. Но Марша, безусловно, не ребенок, а следовательно, к ней надо так и подходить.
— Марша, вы ведь едва знаете меня, там же мак и я вас.
