Когда осыпается яблонев цвет - Райт Лариса (читать книги онлайн регистрации .txt) 📗
– Это мои Маша и Минька, а это Марта. – И остановился, выдохнул, сбросил скорость, предоставляя теперь Марте решать, что делать с этой внезапно обрушившейся на нее информацией.
Марта растерялась. Теперь происходящее открылось ей в новом свете. «Жизнь Егора была более или менее налажена: любимая работа, отличная карьера, хорошая семья. Беззаботное существование, которое вдруг омрачили тени прошлого. И что решил сделать настоящий мужчина? Разогнать их. Чтобы и дальше чувствовать себя хозяином положения и не испытывать угрызений совести. А зачем ему мучиться? У него все прекрасно. Проекты, конкурсы, презентации. Жена, конечно, выглядит не фонтан, но, попади в опытные руки, станет конфеткой. Сынок вот подрастает. Симпатичный мальчишка».
Словно в подтверждение ее слов, мальчик сделал навстречу Марте нерешительный шаг и сказал, слегка прячась за отцовскую спину:
– Вы здорово поете.
– Спасибо. – Она искренне улыбнулась.
– Да, мы ваши преданные поклонники. – Это уже жена Егора. «Как странно. Она должна быть мне неприятна, но ничего подобного. Женщина как женщина. Наверняка замучена жизнью, а может, и мужем. Я могла бы быть на ее месте и тоже быть грустной и замученной. Нет, уж лучше быть просто грустной. Так что нечего мне с ней делить и некого». И Маше Марта тоже отвечает:
– Спасибо.
– А почему вы хотите в Париж? – Мальчишка уже не прячется за спину Егора, задает вопрос без стеснения, и мать его тут же одергивает:
– Миша!
– Все в порядке. – Марта снова улыбается и отвечает мальчику: – Просто это очень красивый город.
– Как Майами?
«Ух ты, дружочек, неплохо живешь. Уже и в Майами успел побывать».
– Не знаю. Я не была в Майами.
– А у меня там бабушка живет.
– Повезло тебе.
– Я к ней в гости езжу. А другая бабушка в России живет, но к ней меня не возят.
Марта вопросительно смотрит на Егора, он объясняет скупо:
– Мама больна. Шизофрения.
Глаза Марты расширяются от ужаса и сочувствия, она хочет задать следующий вопрос, но Егор опережает ее ответом:
– Из-за смерти отца. Он покончил с собой.
Марта ощущает подступающую дурноту. «Господи! Что я наделала! Это из-за меня, из-за меня! И зачем я только показала Егору этот дурацкий дневник. Каких бед мог наворотить, каких слов наговорить молодой, горячий мальчишка. Бедный! Он несет на себе ответственность за смерть отца и болезнь матери, и разве кто-нибудь когда-нибудь сможет снять с него этот груз? Вряд ли оттого, что теперь и я чувствую свою вину, Егору станет легче». Но Егор охватившего Марту смятения не замечает, продолжает говорить спокойно, как человек, давно переживший трагедию и нашедший в себе силы смириться с ней:
– Не пережил развала армии. Всю жизнь считал правильным отдавать и исполнять приказы, не подвергая их ни сомнению, ни обсуждению. Знаешь, когда я попытался с ним о Даманском поговорить, он на меня еще и собак спустил за то, что я – «бессовестный мальчишка» – мог поставить под сомнение честь советского офицера. А я просто спросить хотел, я не обвинял его ни в чем, я всегда знал, что мой отец – хороший человек. Но он не захотел тогда разговаривать, и я не стал настаивать. Он ведь был у меня уже совсем немолод, я не хотел его волновать. Но я любил его, заботился о нем, а тем, которым он подчинялся, чьи приказы всю жизнь исполнял, – им не было до него никакого дела. Перемололи и выплюнули на копеечную пенсию. И никаких почестей, никаких льгот, никакого уважения. Ну, отец и не вынес удара. Решил покончить со всем сразу. Всю жизнь был сильным, а тут сплоховал. Жаль, что военная жизнь так и осталась для него важнее гражданской. Не подумал он об этой гражданской жизни. Ни обо мне не подумал, ни о матери, а ведь любил ее очень, и она его тоже. Я думаю, если бы тогда я подарил ей внука, – Егор посмотрел на Марту долгим взглядом, и она отвела глаза, – она бы не заболела. А так она потеряла смысл жизни. Она привыкла всю жизнь о ком-то заботиться, а ее заботу отвергли, вот она и надломилась. Наверное, ей не хватило внутренней силы поступить как отец, а она мечтала об этом. Мечтала уйти – и не могла. Оттого и потеряла рассудок.
Марта молчала, не зная, как реагировать и что говорить. Но Егор и не ждал ответа. Он неожиданно улыбнулся.
– А знаешь, она по-своему счастлива. В ее сознании он все еще жив, она все время ждет его с работы. И когда я прихожу ее навестить, она рассказывает о том, какая у нее прекрасная семья: муж преподает в военной академии, сын отлично учится в хорошей школе, и все они живут дружно и любят друг друга. Я очень долго страдал. Себя жалел. Не хотел мириться с тем, что потерял и отца, и мать. А теперь поумнел. Они оба поступили так, как им было легче, и я, как любящий сын, просто обязан принять их выбор. Вот такие вот дела. – Он усмехнулся уже без прежнего веселья. Жена подошла к нему и погладила по голове. Марта почувствовала, что этот нежный жест вызвал в ней приятные ощущения. Не было ни ревности, ни зависти, ни злости. Егора любят, его жалеют, ему сочувствуют – и слава богу. Он хороший человек и заслуживает счастья, а ее история принадлежит только ей.
– Так почему вы хотите в Париж? – Сын Егора с детской настойчивостью требовал ответа на свой вопрос.
– Все хотят в Париж, Минька, – ему ответила мама. – Это очень красивый город, романтический.
– И ты хочешь?
– И я.
– А мы поедем?
– Ну, конечно. – Это уже Егор.
– С этой тетей?
Маша вспыхнула от неловкости, и Егор тоже смутился, но ответил сыну, пытаясь отшутиться:
– Нет, сынок. Тетя поедет с кем-нибудь другим. У нее путевка на двоих, а Париж, как сказала мама, город романтический. – Егор подмигнул Марте и, решив, что настал как раз подходящий момент, спросил как бы между прочим:
– Ну давай, подружка, колись, с кем поедешь в Париж? И вообще рассказывай. Теперь твоя очередь. Как жизнь сложилась? Какие поражения? Какие победы, кроме нашего конкурса? Где ты? Что ты? Какие тени прошлого тебя будоражат в настоящем? – Егор говорил в шутливой манере. Но Марта знала: он наконец добрался до основной цели своего визита. Все в его жизни было не так уж плохо, и он хотел удостовериться в том, что и у Марты все так же хорошо. Он давно простил ее и хотел теперь получить свое прощение, хотел получить подтверждение тому, что и следующие двадцать лет своей жизни может жить спокойно и о Марте не вспоминать.
Она могла бы разрушить его надежды. Ей ничего не стоило открыть правду, которую он жаждал услышать. Да и была эта правда не такой уж затейливой. В том, что юная девушка страдала из-за разрыва с любимым, не было ничего необычного. Марта плакала, и лежала ничком на кровати, и ничего не ела, и отказывалась выходить из дома – в общем, вела себя так, как практически любая оказавшаяся на ее месте особа женского пола в нежном возрасте. Так продолжалось неделю, десять дней, до тех пор, пока однажды Ритуля не сказала решительно:
– Давай-ка поднимайся с кровати и шагай мириться.
Марта повернулась и посмотрела на нее воспаленными глазами:
– Ты считаешь?
– Если любит – простит. Еще и спасибо скажет, когда поймет потом, от каких сложностей ты его избавила в семнадцать лет. Он просто гордый. Не такое уж и плохое качество для мужчины. Но любовь должна быть сильнее гордости, так что иди, Марта, иди, сил никаких нет смотреть на то, как ты мучаешься.
Марта попыталась встать, покачнулась и рухнула обратно на кровать.
– Что, Марта? Что? – Ритуля испуганно схватила ее за руку и тут же испуганно отдернула свою: – Да ты вся горишь!
Вызванная «неотложка» увезла девушку в больницу. Анализ крови, срочная операция, неделя реанимации в борьбе с жутким сепсисом – как оказалось, последствием неудачного аборта, – а потом смотрящие в угол глаза Ритули и ее отчаянно молящий о прощении голос:
– Им пришлось удалить матку.
И пустота. Пустота. Марта больше не женщина, а так… Человек, лишенный главного предназначения в жизни. И снова кровать, снова слезы в подушку, взгляд в никуда и нежелание ни есть, ни спать, ни что-либо делать.
