Цветы на чердаке - Эндрюс Вирджиния (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Убежать на чердак и спрятаться! — завопила она, схватив Криса за плечо. — И никто из вас не будет есть еще неделю! Ничего, только я выпорю тебя, да и твою сестру тоже, если ты будешь сопротивляться, и близнецов.
Это было в октябре. А в ноябре Крису будет семнадцать. Он был все еще только мальчик по сравнению с её огромной тушей. Он медлил, сопротивляясь, но взглянув на меня и близнецов, которые хныкали и цеплялись друг за друга, он позволил этой старухе втащить себя в ванную комнату. Она закрыла и заперла дверь. Она приказала ему раздеться и наклониться над ванной.
Близнецы подбежали ко мне, пряча лица у меня в подоле,
— Останови её, — взывала Кэрри. — Не давай ей бить Криса!
Он не издал ни звука, пока прут полосовал его голую кожу. Я слышала те жуткие звуки, что издает зеленый хлыст, врезаясь в живую плоть. И я чувствовала боль каждого удара! Мы с Крисом стали как бы одним целым с прошлого года, он был словно моей второй, лучшей натурой, он был сильный и смелый, и он смог выдержать эту пытку без крика. Я ненавидела её. Я села на кровать, обхватив близнецов руками, и почувствовала такую ненависть, что она просто разрывала меня изнутри. Я пронзительно закричала, потому что не знала, как иначе справиться с этим.
Его пороли, а я испускала крики от его боли! Я надеялась, что Бог это слышит! Я надеялась, что это слышат слуги! Я надеялась, что это слышит наш умирающий дед.
Из ванной она вышла с прутом в руке. Позади нее тащился Крис, бедра его были обмотаны полотенцем. Он был смертельно бледен. Я никак не могла перестать кричать.
— Заткнись! — приказала она, щелкнув прутом у меня перед глазами. — Замолчи сию секунду, пока не получила того же самого.
Но я не могла унять крик, даже когда она подтащила меня к кровати и отбросила в сторону, так как они пытались защитить меня. Кори вцепился в её ногу зубами. От её оплеухи он покатился кубарем. А потом я пошла, подавляя свою истерику, в ванную, где мне тоже было приказано раздеться. Я стояла там, глядя на её бриллиантовую брошь, которую она всегда носила, и пересчитывала драгоценные камни, семнадцать крошечных камней. Её серая тафта была прошита красивыми красными линиями, а её белый воротничок был вышит вручную. Она глядела на мои короткие выстриженные волосы явно с выражением внутреннего удовлетворения.
— Раздевайся, или я сорву с тебя одежду.
Я начала снимать одежду, расстегивая пуговицы блузки.
Тогда я не носила лифчика, хотя он и был уже мне нужен. Прежде чем она успела отвести глаза, я заметила, как ее руки шарят по моим грудям и плоскому животу. Она явно была оскорблена тем, что увидела.
— Наступит день, старуха, — сказала я. — Наступит день, когда ты будешь беспомощна, а у меня в руках будет прут. А в кухне будет полно еды, которую тебе уже никогда не съесть, потому что, как ты нам постоянно твердишь, Бог все видит, и Он вершит свой суд, и Его закон: глаз за глаз, вот так-то, бабушка.
— Не смей говорить со мной, — огрызнулась она. Сейчас она улыбалась, вполне уверенная, что день, когда она будет в моей власти, никогда не наступит. Глупо, конечно, что я говорила все это, и глупо, что она позволяла мне говорить. И пока прут хлестал мою плоть, я слышала, как визжали близнецы в спальне:
— Крис, останови её! Не давай ей бить Кэти!
Я упала на колени около ванны, свернувшись в плотный комок, защищая лицо, грудь и наиболее уязвимые места. Совсем озверев, она хлестала меня, пока не сломался прут. Эта боль была подобна огню. Когда прут сломался, я подумала, что все позади, но она схватила щетку с длинной ручкой и принялась бить меня ею по голове и плечам.
Я старалась удержаться от крика, сколько могла, мне хотелось быть такой же смелой, как Крис, но тут я не смогла. Я завопила:
— Ты не женщина! Ты чудовище! Нечеловеческое и бесчеловечное!
В ответ я получила сильнейший удар по черепу с правой стороны. Все кругом потемнело.
Качаясь как на волнах, я медленно возвращалась к действительности, вся израненная, голова моя раскалывалась от боли. На чердаке радио играло «Адажио Розы» из балета «Спящая красавица». Доживи я хоть до ста лет, мне не забыть этой музыки и того, что я почувствовала, когда открыла глаза и увидела Криса, склонившегося надо мной, чтобы наложить на рану антисептический пластырь, и слезы из его глаз капали на меня. Он отослал близнецов на чердак играть, заниматься, раскрашивать картинки, делать что угодно, лишь бы они не думали о том, что происходит внизу. Когда он сделал для меня все, что мог с помощью своего ограниченного запаса медицинских средств, я позаботилась о его изрубцованной, окровавленной спине. На нас не было одежды. Одежда могла прилипнуть к нашим сочащимся кровью ранам.
Больше всего синяков было у меня от щетки, которой она орудовала так свирепо. На голове был такой обширный кровоподтек, что Крис боялся, не было бы сотрясения мозга. Закончив лечение, мы повернулись на бок, лицом друг к другу, накрывшись простыней. Мы смотрели друг другу в глаза, и они закрывались. Он провел рукой по моей щеке, так заботливо и мягко, с такой любовью.
— «Разве нам не весело, братец, разве не весело?» — я пропела это, пародируя ту самую песенку про Билла Бейли. — «Мы проведем вместе день, длинный, как жизнь. Ты будешь лечить меня, а я тебе заплачу».
— Перестань, — вскрикнул он, такой уязвленный и беспомощный, — я знаю, что я виноват! Я стоял у окна. Она не должна была бить и тебя!
— Да брось ты, рано или поздно она бы это все равно сделала. С самого первого дня она задумала это. Ты вспомни, как она придиралась к пустякам, лишь бы наказать нас. Я просто поражаюсь, почему она так долго откладывала этот прут.
— Когда она стегала меня, я слышал твои крики, и я мог не кричать. Ты делала это для меня, Кэти, и это помогло. Я не чувствовал своей боли, Кэти, только твою.
Мы нежно касались друг друга. Наши обнаженные тела прижимались друг к другу, моя грудь к его груди. Потом он пробормотал мое имя и, приподняв повязки, выпустил одну из уцелевших длинных прядок моих волос. Потом взял мою голову в руки так бережно и нежно и приблизил её к своим губам. Было так странно, что он целует меня, когда я лежу обнаженная в его руках… и что-то было в этом неправильное.
— Остановись, — прошептала я в ужасе, чувствуя, что его мужское естество берет верх надо мною. — Это как раз то, что она думает о нас.
Как горько он рассмеялся, отодвигаясь от меня, и сказал мне, что я ничего не понимаю. Заниматься любовью — это нечто большее, чем поцелуй, а ведь мы только поцеловались.
— И никогда ничего больше, — сказала я, но не очень уверенно. В эту ночь я заснула, думая о его поцелуе, а не о порке и ударах щеткой. В нас обоих шевелился и нарастал ворох разнообразных чувств. Что-то спрятанное глубоко внутри меня было разбужено и ожило, совсем как у Авроры, которая спала, покуда не пришел принц и не запечатлел на её спокойных губах долгий любовный поцелуй.
Это был обычный конец всех волшебных сказок — поцелуй и потом счастье навеки. Но мне был нужен какой-то другой принц для счастливого конца.
