Две недели в другом городе - Шоу Ирвин (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
— Все в порядке. Где этот проклятый конь?
— Я думаю, на сегодня достаточно, синьор Делани, — обеспокоенно сказал тренер. — Вы сильно ударились.
— Ерунда.
Морис подошел к жеребцу, которого успокаивал грум. Парень вопросительно посмотрел на тренера. Тот пожал плечами, и грум подсадил Делани в седло. Морис повернул поводьями голову коня и направился на исходную позицию.
— Синьор забывает, — обеспокоенно сказал тренер Джеку, — что он уже не юноша.
Они замерли у барьера. Делани прикрикнул на коня; жеребец неуверенным галопом поскакал к препятствию и преодолел его. Между седлом и всадником образовался заметный просвет, но на этот раз Делани не упал. Он подъехал к тренеру и красиво спрыгнул на мягкую землю.
— Очень хорошо, синьор, — тренер с облегчением взял коня под уздцы.
— Я прыгнул отвратительно. — Делани вытащил из кармана платок, стер со лба пот и грязь. — Но все-таки я преодолел это препятствие. В следующее воскресенье прыгну идеально.
— Что ты доказываешь, Морис? — спросил Джек, когда они зашагали к Брезачу.
— Я? — В голосе Делани прозвучало удивление. — Ничего. Я пришел сюда, чтобы потренироваться и подышать свежим воздухом.
Он немного прихрамывал; подойдя к ограждению, Делани оперся о него рукой.
— Ну, я обдумал ваши любопытные мысли. Напряжение, говорите, исчезло?
— Да, — сказал Брезач.
— А вы могли бы помочь мне восстановить его? Выбросить узоры? — рассерженно спросил Делани; казалось, он был готов ударить Брезача.
— Да, — ответил Роберт, — мог бы.
— Хорошо. Я вас беру. Начнете работать с завтрашнего дня. — Делани отряхнул землю с потертых джинсов. — Сейчас я бы выпил пива. Пойдемте…
Он забрался на ограждение и спрыгнул с него, демонстрируя запас неизрасходованных сил. Джек улыбнулся Брезачу, но парень угрюмо смотрел на Делани; Роберту казалось, что сейчас режиссер отпустит какое-то оскорбительное замечание в его адрес. Когда Джек пролез между средней и верхней перекладинами ограждения, Делани вдруг остановился. Несколько мгновений он стоял абсолютно неподвижно, затем медленно повернулся к Джеку. Губы Делани побледнели.
— О Боже, Джек, — произнес он голосом, изменившимся до неузнаваемости. — О Боже, как больно…
Внезапно он рухнул лицом в песок.
Люди бросились к обмякшему телу; они что-то говорили по-итальянски, потом Делани понесли к машине «скорой помощи», Джек держал его за плечи, голова режиссера безвольно болталась.
И тут Джека пронзила ясная, четкая мысль. «Так вот что все это значило, — подумал он, — мне было объявлено заранее о смерти Делани».
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Делани дали кислород, антикоагулянты и вызвали по рации священника. Когда автомобиль подъехал к современной белой больнице, стоящей на вершине холма среди лужаек и пальм (казалось, Рим и Калифорнию объединял единый архитектурный стиль), Делани вынесли из «скорой помощи»; монахиня спросила Джека о вероисповедании больного. Поколебавшись, он ответил для простоты: «Католик». Монахиня была маленькой розовощекой женщиной лет сорока, подвижной и деловитой; она говорила по-английски, и в ее речи слышалось смешение итальянского и ирландского акцентов, символизирующее влияние ирландской церкви в Риме.
Первым появился доктор — самоуверенный, с иголочки одетый человек, который довольно долго пробыл за закрытой дверью, а выйдя из палаты, ничего не сказал. Потом пришел молодой бледный священник с манерами профессора; в его задачу входило подготовить Делани к отходу в иной мир, не усугубив при этом физическое состояние пациента. Священник покинул палату с каменным лицом; Джек решил, что Делани не успел покаяться во всех грехах. Если бы исповедь Мориса была более полной, подумал Джек, священник вышел бы из комнаты с гораздо более мрачной физиономией.
Вслед за служителем церкви примчался пресс-секретарь съемочной группы; какой-то инстинкт заставил его вернуться с площадки для гольфа. Смерть или выздоровление Делани следовало использовать в интересах кинокомпании, задействовав газеты, журналы, радиостанции всего мира. Пресс-секретарь был крупным, широкоплечим американцем, еще не старым, но с лысиной и в очках. Он остановился перед белой дверью в конце коридора, облицованного мрамором; у его ног лежал пухлый портфель. Позже Джек узнал, что в портфеле находились экземпляры биографии Делани; пресс-секретарь подготовил ее сразу после того, как занял свою должность. Джек посмотрел фотоснимки, прочитал биографию. Снимки были сделаны лет десять назад. Делани выглядел на них молодым, энергичным, полным сил. В биографической справке из всех жен Делани упоминалась лишь последняя; о неудачных фильмах не было сказано ни слова. Жизнь Делани представлялась там как торжественное шествие от успеха к успеху.
— Вам понравилось? — спросил пресс-секретарь Джека, когда тот дочитал до конца.
— Когда я буду умирать, напомните мне заказать вам некролог.
Американец добродушно рассмеялся.
— Меня нанимают не для того, чтобы я «раздевал» клиента, — заметил он.
Фамилия этого человека была Фогель. Нагрудный карман его спортивной куртки оттопыривался от сигар; иногда он подносил сигару к своим губам. Затем, вспомнив о том, что находится в двух шагах от смерти и прессы, газетчик с досадой убирал сигару в карман.
Фогель побеседовал с Брезачем, тоже стоявшим у окна; парень глядел на сад и непрерывно курил. Затем Фогель вернулся к Джеку и прошептал:
— Уведите отсюда этого мальчишку.
— Зачем? — спросил Джек.
— Я не хочу, чтобы до него добрались репортеры, — пояснил Фогель. — У него предвзятое отношение к нашему герою. — Фогель кивнул в сторону закрытой двери. — Я уверен, он не станет молчать.
Джек признал, что опасения Фогеля имели под собой почву. События этого утра в интерпретации Брезача могли свести на нет эффект от восторженного некролога. Джек подошел к Брезачу и сказал парню, что ему нет смысла здесь оставаться. Брезач кивнул. Он казался подавленным, потрясенным, по-юношески неспособным принять внезапную беду, которая может постичь стареющую плоть.
— Просто не верится, — сказал Брезач. — В нем было столько энергии, когда он сидел на коне. Казалось, он будет жить вечно. Скажите ему, что я не отказываюсь от тех моих слов, но сожалею, что произнес их.
— Черт возьми, Брезач, сегодня воскресенье. Дай отдых своей цельности. Поезжай домой.
Он говорил резким, раздраженным тоном. Теперь, когда Делани был беззащитен, Джек испытывал потребность уберечь его от любых нападок.
— Я надеюсь, он поправится, — произнес Брезач. — Хоть это вы можете ему передать?
— Хорошо, хорошо, — пообещал Джек.
Брезач бросил последний взгляд на белую дверь и медленно зашагал к лифту; в это время в коридоре появился первый репортер, сопровождаемый фотографом.
Джек направился к телефону, стоящему в комнате медсестры; он сделал вид, будто не имеет к Делани никакого отношения. Ему не хотелось общаться с журналистами.
Он позвонил в «Гранд-отель» и попросил позвать Клару Делани. Долгое время трубка молчала; Джек уже собирался опустить ее, но тут он услышал тихий, неуверенный голос Клары.
— Клара, — произнес Джек, — я нахожусь в больнице Сальваторе Мунди…
— Я знаю, — равнодушно ответила Клара. — Мне уже звонили. Я все знаю.
— Когда ты приедешь? Хочешь, я заеду за тобой?
— Не утруждай себя, Джек Я к нему не поеду. — Клара положила трубку.
До одиннадцати часов к Делани пускали только врача, священника и медсестер. Фогель устроил на первом этаже нечто вроде пресс-бюро, но большая часть газетчиков покинула больницу после того, как были сфотографированы доктор, Джек (вопреки их протестам), Тачино, Тассети и Холт, которые днем прибыли в лечебницу и находились неподалеку от палаты Делани.
Джек не знал, что удерживало их в этом полутемном коридоре; он вряд ли смог бы внятно объяснить, что заставляет его самого оставаться здесь. Будучи не в состоянии ясно сформулировать мотивы своего поведения, он смутно ощущал, что его преданность помогает Делани бороться со смертью. Джек чувствовал, что, пока он здесь, Морис не умрет. Он не сомневался в том, что при первой же возможности Делани позовет его, даст какие-то указания. Джек знал, что скоро он понадобится Морису для связи с внешним миром. Пока эта связь не была установлена, Джек не мог уехать отсюда.
