Позвони в мою дверь - Нестерова Наталья Владимировна (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
Бойко на лечебной физкультуре? Нет доступа к архиву. Ой, Василий Егорович, я нечаянно «убила» все сегодняшние анализы, можно восстановить?
Почему данные аптеки не заводятся? Почему регистратура путает истории болезней?
У Петрова появился штат работников: нескольких смекалистых офицеров и курсантов училищ по его выбору задержали с выпиской из госпиталя, они набивали базы данных. Госпиталь охватила компьютерная лихорадка, после работы многие засиживались у мониторов и осваивали передовые технологии. За месяц до выписки Петрова начальник госпиталя получил благодарность командования. В штат госпиталя был принят программист, которому Петров передал компьютерное хозяйство.
От Козлова и Татьяны Петров получал регулярные отчеты о своей семье. Сам на связь не выходил, только периодически влезал в домашний компьютер и проверял, чем живут дети. С удивлением обнаружил отсутствие игрушек и дизайнерские программы.
Зина работает, сделал он вывод, нашла себе занятие.
От Татьяны Петров знал версию, предложенную детям: папа не пишет, потому что охотится на тюленей в недоступных для связи местах. Разумно.
Иногда он мечтал: вот бы приехала жена его проведать! Гостинцев привезла, слезу уронила над его тяжкой долей. Они бы с ней заперлись ночью в ординаторской…
Он остро переживал любую проблему, с которой сталкивались его родные. Когда Козлов сообщил, что заболела Маняша, Петров замучил его звонками. Теперь он был медицински подкован и допрашивал педиатра:
— Ты уверен, что это не менингит? Ты проверил ригидность затылочных мышц? Нет симптома Кернига?
— Уймись! — отвечал Козлов. — Обычная простуда.
— Какая температура?
— Нормальная и сопли ручьем.
— Анализ крови делали?
— Петров, сам сдай анализ на шизофрению.
— Такого не бывает.
— Твое счастье. Фотографии получил?
— Спасибо! Ох и вымахали они.
— Дети быстро растут, когда отцы тюленей пасут. Как тебе в госпитале?
— Нормально. Девки хоть куда и парни хоть кого.
Татьяна по просьбе брата дотошно расспрашивала Зину.
— Она удивляется, — жаловалась Таня, — что я стала такой навязчивой.
— Догадывается почему?
— Нет. Вообще не хочет о тебе говорить. Кажется, очень на тебя обиделась.
— За что? — удивился Петров.
— Тебе лучше знать.
Петров ждал окончания своего заключения с нетерпением дембеля, вычеркивал дни в календаре.
Время от времени заходил на сайты финансовых изданий и неожиданно натолкнулся на коротенькую информацию: по непроверенным данным, в «Классе» произошло перераспределение пакета акций, им теперь владеют два человека — Ровенский и Потапов.
Петров не спал всю ночь, проигрывал ситуации.
Но слухами сыт не будешь. Непроверенные — возможно, ошибочные, решил он.
Две операции на коленном суставе не вернули ему первоначальную подвижность, и тем не менее лечение считалось успешным. Закончились мучения с надеванием штанов и носков, с посадкой на унитаз в маленьком туалете и прочие неудобства. Теперь Петров ходил с палочкой, вначале по необходимости, потом из страха упасть и повредить колено.
С соседом по палате Петров совершенно серьезно вел беседы, которые прежде изрядно бы его повеселили.
— Работаю прорабом, — говорил сосед, — мы сейчас на высотном доме, семнадцать этажей. Я был на последнем, стал на подоконник, хотел проверить крепления и вывалился вместе с рамой.
— С семнадцатого этажа? — поразился Петров. — И только две руки сломал? Счастливый.
— Но я же вовнутрь, в комнату упал, — обиделся прораб. — И переломы со смещением!
Больничная этика не позволяла пренебрежительно относиться к чужим травмам и возвеличивать собственные.
— Досталось тебе, — сочувствовал Петров.
Татьяна и Козлов решили вместе приехать к выписке и забрать Петрова. Он возражал, подозревая, что они больше пекутся о собственных интересах, чем о его благополучии. Но, выйдя за ворота госпиталя в сопровождении сестры и друга, порадовался их присутствию. После многомесячной изоляции Петров переживал странную робость в хождении по улице, в необходимости совершать простые действия — поймать такси, доехать до гостиницы, купить билеты на поезд.
Накануне он шумно отметил свое выздоровление: завалил врачей и сестер выпивкой, фруктами и сладостями. С непривычки захмелел и хулиганствовал: на плакате с нелепыми словами «Реформа армии — объективная реальность» приписал: «данная нам в ощущениях. Ф. Энгельс». А рядом повесил лозунг: «Мы рождены, чтобы лечиться».
Провожать его на крыльцо высыпал весь персонал госпиталя.
— Конспиратор! — усмехнулся Козлов, когда они уселись в такси.
— Как с тобой сестрички целовались! — возмутилась Таня. — Просто можно подумать всякое!
— На себя посмотри, — тихо, чтобы не слышал Козлов, сказал ей Петров.
— Да, Василий Егорович! — повернулся к ним Козлов. — Видать, ты прыткий инвалид.
Петров проглотил хлесткий ответ, готовый сорваться с языка.
Татьяне сняли отдельный номер, Петрову и доктору — на двоих.
— Не морочьте мне голову! — буркнул Петров и перебрался в одноместный.
Более он ничем не дал понять, что знает их секрет. У ребят была одна ночь, завтра Татьяна отправлялась домой, а Петров с Козловым — в Москву.
Они молча соблюдали правила игры: ведем себя так, будто здесь только друзья.
В поезде Козлов первым заговорил о Татьяне.
Они сидели в вагоне-ресторане, поужинали, вылили бутылку вина.
— Я люблю твою сестру, — сказал Козлов, отбросив привычную иронию. — Такая петрушка.
Он поставил локти на стол, запустил пальцы в шевелюру, словно пытаясь удержать рвущиеся из головы горькие мысли.
— Что делать? — спрашивал он то ли Петрова, то Ли самого себя. — Что делать, когда никто не виноват? У меня хорошая жена, любящая и прочее. Трое, как и у тебя, детей. Младший еще в школу не ходит.
Старшему семнадцать, лоботряс, его в ежовых рукавицах надо держать. Дочь в возрасте Джульетты, ухажеров из подъезда гоняю. И я люблю Татьяну. Всеми потрохами. Ты знаешь, она удивительная! Она такая настоящая, красивая — как рассвет. Ты видел рассветы? Когда солнце выкатывает, всегда неожиданно большое и красное, ты чувствуешь, что рождаешься заново, что сил в тебе немерено и готов горы свернуть. Что ты молчишь? Забавен корчащийся в любовных терзаниях педиатр немолодых лет? — Козлов силился взять себя в руки.
— Нет, не забавен. Ты помнишь «Даму с собачкой»?
Козлов убрал руки от головы, откинулся на спинку стула, почти весело спросил:
— Ты всегда в трудные минуты прибегаешь к литературе?
— Я месяц лежал пластом, классику перечитывал — А когда мы Зине молоко сцеживали?
Они рассмеялись. Петров несколько натужно вспоминать за ресторанным столом, что кто-то массировал грудь его жены, — удовольствие ниже среднего.
— И что там у Чехова? — напомнил Козлов.
— Закончилось тем, что только началось. Безвыходная ситуация, то есть выход только в предательстве.
— Да. Воспитывать детей на расстоянии — мура, все равно их калечить. Вот ты бы мог Зину бросить?
— Вот я бы не мог.
— Даже если бы глубоко полюбил другую женщину?
— Я поздно женился и долго выбирал.
— Повезло.
— Ты ведь не хочешь, чтобы я давал тебе советы? И что можно советовать? Не забывай: Танька моя сестра, и я за ее счастье глотку перегрызу.
— Со мной она была бы счастлива.
— Не сомневаюсь.
— Значит, уйти из семьи?
— Ничего не значит! Тебя никто не неволит принимать решение сегодня.
— Таня говорит, надо все прекратить. Забыть, будто не было.
— Ей сейчас тоже не сладко.
— Верно. Видно, пришла наша пора.
— Какая пора? — не понял Петров.
— Охотиться на тюленей, — невесело улыбнулся Козлов и перевел разговор:
— Что собираешься делать? Рвешься в бой?
— Нет, тихо, без резких движений прикидываюсь олухом.
