На службе у олигарха - Афанасьев Анатолий Владимирович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
— Допустим, ты убийца, допустим, я тебя скрываю от правосудия. По юридическим понятиям, становлюсь как бы твоим сообщником, верно? Но это только часть правды. Другая правда в том, что я тебя спасаю, даю шанс снова стать человеком. Почему так делаю? Да потому, что ты не прирождённый убийца, не маньяк какой-нибудь серийный. Алчность погубила, польстился на крупный куш, с кем не бывает. Человек слаб… Какой прок оттого, что посадят? В тюрьме люди озлобляются, тем более из тебя, как из писателя, сразу сделают петушка. Будешь ублажать уголовников. Разве это тебя исправит?.. Теперь посмотрим, как ты опишешь этот эпизод в книге, какую правду поставишь наперёд. Ту, что покрываю убийцу, или ту, что человека воскрешаю к праведной жизни. Ну, ответь?
— Я никого не убивал, Леонид Фомич. Это навет.
— Так вот… — Оболдуев положил в рот клубничину, предварительно повозив в блюдце со сметаной. Почмокал, проглотил. — Так вот, постарайся запомнить. Правда души всегда главнее правды поступка. На этом должно быть построено жизнеописание, можно сказать, суть книги — жизнь души, а не факта… А что получается у тебя? Ну хотя бы в этом отрывке. Написано бойко, ничего не скажешь, читается с интересом. Но какая мораль? Действительно, когда я был старостой класса, требовал, чтобы никто не нарушал дисциплину, а если кто провинился, чтобы платил по десять — двадцать копеек. Да, помогал Жорик Костыль, будущий главарь мытищинской группировки. И какой ты делаешь вывод? Ну ка, прочти, как там у тебя?
Я нашёл требуемое место и со вкусом прочитал:
— «Наверное, записной радетель морали расценит этот эпизод негативно, но внимательный, умный читатель безусловно отметит, как рано в Лёнечке Оболдуеве, отличнике и острослове, забродила рыночная закваска, впоследствии приведшая его на вершину финансового Олимпа. Его деятельная натура не вмещалась в рутину совковых представлений, он искал, пусть пока на ощупь, свой собственный путь…»
Оболдуев поднял руку.
— Ишь как завернул… И ведь всё пустословие, смешал всё в кучу, а сути не ухватил. От чего все нынешние беды в государстве, как думаешь?
— От бедности?
— Пусть от бедности. А бедность от чего? Думаешь, как вонючие газетёнки пишут, Чубайс с Гайдаром ограбили народ и в этом вся причина? Тогда почему им так легко это удалось? Нигде во всём мире не удалось, а у нас — пожалуйста. Почему?
— Православный народ доверчивый…
— Чушь, бред… Вся беда в беспределе, в разрушительном начале. Человечишка вообще создание путаное, мерзопакостное, а руссиянин вдвойне и втройне. Раб и бандит в одном лице. Ему дали волю, он и закусил удила, поскакал вразнос во все концы, а те, кто поумнее, конечно, воспользовались.
— Леонид Фомич, не вижу связи…
— Погоди, не гони… Научись, Витя, внимательно слушать, иначе останешься пустоцветом. Что такое беспредел? В общем смысле, а не только бандитский, как в кино показывают. Объясню популярно, раз ты такой бестолковый. Допустим, ты убийца…
— Вы уже этот пример приводили, Леонид Фомич.
— Допустим, ты убийца. Другой человек — строитель или учёный, третий — бизнесмен, и так далее. У каждого сословия свой устав. У слесаря — один, у врача с учителем — другой. По одному общему уставу они жить не смогут, получится бардак. Но кто свой собственный устав нарушает, из своей житейской ниши выскакивает, тот уже маленький беспределыцик, несущий в себе вирус смуты и анархии. Вернусь к твоей главке. У школьников тоже есть свой устав, свои обязательные правила игры. Не нарушай дисциплину, учись хорошо, слушайся старших и так далее. Кто не подчиняется, того надо жёстко образумить, для его же пользы, ибо в нём подспудно зреет будущий беспределыцик. Маленький Лёнечка, как ты написал, раньше других, острее других это почувствовал и пытался помочь одноклассникам, как умел. Дело не в детском рэкете, не в копейках, не в рыночной закваске — тьфу, как тебя повело, — а в природной тяге к справедливости и порядку. У тебя об этом ни слова. Значит, соврамши, а за враньё писателям деньги не платят. То есть платят, конечно, но не я.
— Перепишу, Леонид Фомич, — пробормотал я, сражённый железной логикой.
— Уж постарайся. — Он иронически хмыкнул. — Лента не в тон.
— Что, извините?
— Лента на шляпе к юбке не подходит. Зелёное к коричневому. Почему надо всему тебя учить?
— Спасибо, Леонид Фомич, учту… Просьбишка есть небольшая.
— Ну?
— Стариков бы съездить повидать. Хоть на часок.
— Даже не думай, — огорчился Оболдуев. — Как тебе в голову пришло? Да тебя повсюду стерегут.
— Кто, Леонид Фомич?
— Как кто? У Гарика поделыцики остались, крутые, доложу тебе, ребята. Ты им весь бизнес разрушил. Они с тобой нянчиться не станут, как я. Надо же хоть это понимать… Ладно, на, попей кофе и ступай работать.
Протянул недопитую чашку с вензелем Кентерберийского аббатства. Большая честь. Я подлетел из-за своего столика на полусогнутых, с поклоном принял чашку, окунул морду в коричневую жижу. У Оболдуева блёклые выпуклые глазёнки дьявольски фосфоресцировали. Наслаждался моим унижением, а моя душа скулила.
Побег, думал я. Но куда, Лиза, куда?
Глава 25
Год 2024. Деверь
Неподалёку от Гостиничного двора из кустов Мите наперерез накатилась худенькая маленькая фигурка — «тимуровец» Ваня Крюк. Митя от неожиданности чуть не поддал ему ногой: «тимуровец» вцепился в него, пытаясь оттащить из светового круга.
— Ты чего, Вань, обкурился, что ли? — пристыдил Митя пацанёнка. — Так ведь недолго погибнуть под жерновами истории.
Пацанёнок пищал что-то несуразное, всё же пришлось дать подзатыльник, чтобы успокоился. Наконец из путаных объяснений удалось понять, что, пока Митя отсутствовал, «тимуровец», как велено, сидел в номере, гонял чаи, жевал жвачку и разглядывал картинки в журнале «Секс и прогресс». Подшивка этого журнала, издаваемого в Штатах специально для руссиян, имелась в каждом гостиничном номере, вместо Библии. Потом пришёл какой-то черномазый и выкинул его из окна. Успокоившись, пацанёнок похвастался, что успел откусить черномазому палец. Врал, конечно, жался к Митиной ноге, как щенок.
— Что ж, — сказал Митя, — спасибо, что предупредил. Посмотрим, что за черномазый… А ты, вообще, зачем здесь? Сутки давно прошли, своё отработал. Больше ты мне не раб.
— Могу ещё поработать, дяденька Митрий. Даже бесплатно.
Смотрел умоляюще, личико сморщилось в кулачок. Митя его понимал. Какой из московских беспризорников не мечтает обрести постоянного хозяина? Он и сам симпатизировал смышлёному «тимуровцу», но к чему ему такая обуза.
— Нет, Ваня, придётся расстаться. Вот тебе ещё доллар, и вали отсюда.
— Дяденька Митрий, — захныкал пацанёнок, — не гони меня, вдруг пригожусь.
Он сам вряд ли верил в то, что говорил. Митя, не оборачиваясь, направился в гостиницу.
Он ещё не совсем пришёл в себя после столкновения в бистро, хотя уже сообразил, что повязать его хотели безусловно не миротворцы. Если бы это были они, автоматически вступила бы в действие городская система перехвата «Беги, русак, беги» и на многочисленных табло в метро, в шопах, на улицах высветилась бы его физиономия с присовокуплением суммы награды за поимку. А раз этого не было… Но кто тогда? По всему выходило, Деверь. Кроме него в Москве нет силы, способной разыграть подобную мистификацию. Тогда вставал другой вопрос: зачем ему это понадобилось? Митя сам искал с ним встречи…
В номере не оказалось никакого черномазого, зато двое мужчин, передвинув стол к окну, пили спирт. Одного Митя знал — сосед по гостинице Джек Невада, банкир из Саратова, загулявший провинциал. Второго, импозантного крупнотелого господина, одетого как подобает туземцу, добившемуся высокого положения при оккупационных властях, то есть ни единой руссиянской пуговки, с крупной головой, чем-то напоминавшей медную отливку, хотя живые, быстрые глаза на загорелом лице смягчали впечатление окаменелости, — этого господина Митя видел впервые. Судя по всему, сидели они давно и выпили изрядно: банкир успел облить белоснежную манишку томатным соком, отчего казался израненным, а у незнакомца на лице застыло блаженное выражение невесомости. При появлении Мити оба сделали попытку подняться на ноги, но не смогли.
