Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз) - Хейли Артур (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Двери лифта бесшумно открылись на двадцатом этаже, и О’Доннелл ступил в устланный толстым ковром обширный холл. На одной из стен, занимая ее почти целиком, висел гобелен с изображением охотничьей сцены. С противоположной стороны открылись двойные двери резного дуба, и из них вышел слуга.
— Добрый вечер, сэр. Миссис Кванц попросила меня провести вас в гостиную. Она сейчас к вам выйдет.
Вслед за слугой О’Доннелл прошел через второй холл и оказался в гостиной, которая была больше, чем все его жилье в Берлингтоне. Гостиная была выдержана в бежевых, коричневых и коралловых тонах. С обеих сторон диванов стояли красно-коричневые столики. Их глубокий, насыщенный темный цвет очень удачно контрастировал со светлыми бежевыми стенами. Гостиная открывалась на выложенную плитами террасу, освещенную последними лучами заходящего солнца.
— Не хотите что-нибудь выпить, сэр? — спросил слуга.
— Нет, спасибо, — ответил О’Доннелл. — Я подожду миссис Кванц.
— Тебе не придется ждать, — послышалось из холла. Это была Дениз. Она шла к О’Доннеллу, протягивая к нему руки. — Кент, дорогой, как я рада тебя видеть!
Мгновение он смотрел на нее, потом медленно произнес:
— Я тоже. — И искренне добавил: — До этого момента я даже не представлял насколько.
Дениз улыбнулась, приподнялась на цыпочки и легонько коснулась губами его щеки. О’Доннелл испытал неудержимое желание обнять ее, но сдержался.
Сейчас она была еще прекраснее, чем во время их предыдущей встречи в Берлингтоне. От лучистой улыбки у него кружилась голова и перехватывало дыхание. На Дениз было короткое, расклешенное внизу, открытое вечернее платье из черного шелка, украшенное иссиня-черными кружевами, оттенявшими белизну гладкой кожи. На поясе была красная роза.
Она отпустила одну его руку, а за вторую повела на террасу. Слуга шел впереди, неся серебряный поднос со стаканами и шейкером. Поставив поднос, он бесшумно вышел.
— Мартини уже смешан. — Дениз вопросительно посмотрела на О’Доннелла: — Или ты хочешь что-нибудь другое?
— Я очень люблю мартини.
Дениз налила напиток в стаканы. Подавая один из них О’Доннеллу, она тепло ему улыбнулась:
— Приветствую вас в Нью-Йорке от лица комитета одного.
О’Доннелл пригубил коктейль. Он был холодным и сухим.
— Передайте мою благодарность комитету, — шутливо сказал он.
На мгновение их взгляды встретились. Потом Дениз взяла гостя за руку и повела к балюстраде, которой заканчивалась терраса.
— Как чувствует себя твой отец? — спросил О’Доннелл.
— Спасибо, хорошо. Он, конечно, твердолобый и упрямый консерватор, но здоровье у него отменное. Иногда мне кажется, что он переживет всех нас. — Помолчав, она сказала: — Я очень его люблю.
Они дошли до балюстрады и остановились. На город опустились сумерки, теплые мягкие сумерки позднего лета. Нью-Йорк зажигал огни. Внизу двигался неудержимый плотный поток машин, мерцавших фарами. Из ровного гула автомобилей резко выделялся вой автобусных дизелей. Слышались нетерпеливые гудки клаксонов. Впереди угадывался Центральный парк, отчетливо виднелись только дорожки, обозначенные фонарями. За парком улицы Уэст-Сайда стекали к Гудзону. Точечные огоньки судов связывали Нью-Йорк с берегами Нью-Джерси. Дальше, на самой окраине, виднелся мост Джорджа Вашингтона с высокими пролетами, ярко освещенными прожекторами — цепью ярких белых бусинок. По многорядному мосту двигался поток автомобилей, свет их фар сливался в светящиеся полосы, стремившиеся прочь от города. Люди едут домой, подумал О’Доннелл.
— Красивый вид, правда? — тихо сказала Дениз. — За этими огнями могут скрываться самые отвратительные вещи, но все равно восхищаешься красотой. Мне очень нравится вид Нью-Йорка, особенно по вечерам.
— Ты никогда не думала о том, чтобы вернуться? — спросил О’Доннелл. — Я имею в виду Берлингтон.
— Вернуться, чтобы жить?
— Да.
— Никто и никогда не может вернуться, — неторопливо ответила Дениз. — Это одна из немногих вещей, которые я твердо усвоила. Я не имею в виду именно Берлингтон, это касается и всего остального — времени, людей, мест. Ты можешь вернуться в какое-нибудь место, возобновить прерванное знакомство, но оно уже не будет прежним, так как за прошедшее время люди стали чужими. Мы не можем принадлежать прошлому, потому что ни один человек не стоит на месте, он постоянно меняется. — Она помолчала. — Мое место теперь здесь. Не думаю, что я когда-нибудь покину Нью-Йорк. Наверное, звучит очень нереалистично.
— Нисколько, — сказал он. — Ты говоришь очень мудрые вещи.
Она положила руку ему на плечо:
— Давай выпьем еще по коктейлю, а потом можешь угостить меня ужином.
Они отправились в «Мезонетт», небольшой, но очень уютный ночной клуб на Пятой авеню.
Когда они, потанцевав, вернулись за стол, Дениз спросила:
— Ты надолго в Нью-Йорк?
— Через три дня мне надо вернуться в Берлингтон, — ответил он.
Она наклонила голову:
— Отчего так скоро?
— Я же работаю, — улыбнулся О’Доннелл. — Мои пациенты надеются снова меня увидеть, да и в администрации клиники очень много дел.
— Думаю, мне будет тебя не хватать, — сказала Дениз.
Мгновение он раздумывал, потом повернулся к ней всем телом:
— Ты знаешь, что я ни разу не был женат?
— Да. — Она серьезно кивнула.
— Мне сорок два года, — сказал он, — к этому возрасту, если человек живет один, вырабатываются привычки и складывается образ жизни, который ему самому трудно изменить, а другому человеку так же трудно принять. — Он помолчал. — Я пытаюсь объяснить, почему со мной, возможно, будет трудно ужиться.
Дениз положила ладонь на руку О’Доннелла:
— Кент, дорогой, могу я спросить одну вещь? — Она едва заметно улыбнулась. — Это следует понимать как предложение руки и сердца?
О’Доннелл рассмеялся. Его охватило бесшабашное, веселое мальчишество.
— Теперь, когда ты это сказала, думаю, что следует понимать именно так.
Дениз ответила не сразу. Когда она наконец заговорила, О’Доннелл почувствовал, что она пытается выиграть время.
— Я польщена, но не слишком ли ты торопишься? Мы ведь едва знакомы.
— Я люблю тебя, Дениз, — просто сказал он.
Она испытующе посмотрела на него.
— Я тоже смогла бы тебя полюбить, — призналась она, потом добавила, медленно подбирая слова: — Сейчас все мое существо хочет сказать «да» и вцепиться в тебя обеими руками, мой дорогой. Но внутренний голос нашептывает мне: «Будь осторожна». Когда ошибешься хотя бы раз, становишься осмотрительной, чтобы не наступить на те же грабли.
— Да, — сказал он, — я хорошо тебя понимаю.
— Никогда не разделяла популярную идею о том, что можно избавиться от партнера и быстренько забыть о нем, как о выпитой желудочной таблетке. Это одна из причин того, что я до сих пор не оформила развод.
— Это будет трудно?
— На самом деле нет. Я могу развестись в Неваде или в каком-нибудь подобном месте. Но есть еще одно обстоятельство: ты живешь в Берлингтоне, а я — в Нью-Йорке.
— Ты говорила серьезно о невозможности возвращения в Берлингтон? — осторожно спросил он.
Она подумала, прежде чем ответить.
— Да, серьезно. Я никогда не смогу жить там. Не стоит притворяться, Кент. Я слишком хорошо себя знаю.
Официант принес кофе и разлил его по чашкам.
— Мне так хочется побыть с тобой наедине, — признался О’Доннелл.
— Почему бы нам не уйти? — тихо предложила Дениз.
О’Доннелл попросил счет, расплатился и помог Дениз одеться. Швейцар вызвал такси, и О’Доннелл назвал шоферу адрес Дениз.
Когда они уселись на заднем сиденье, Дениз сказала:
— Мой вопрос может показаться тебе эгоистичным, но ты никогда не думал о практике в Нью-Йорке?
— Да. Как раз об этом я сейчас и думаю.
Он продолжал думать об этом, когда они поднимались в лифте на двадцатый этаж. «Почему бы не переехать в Нью-Йорк? — спрашивал он себя. Здесь превосходные клиники, Нью-Йорк — город медиков. Устроиться будет нетрудно. Сравнительно легко будет начать и частную практику. У меня отличный послужной список, в Нью-Йорке есть друзья, которые дадут необходимые рекомендации. Что удерживает меня в Берлингтоне? Неужели я должен прожить там всю жизнь? Не настало ли время поменять обстановку? Незаменимых людей нет, и я не женат на клинике Трех Графств. По некоторым вещам я стану скучать, мне будет не хватать строительства и созидания, людей, с которыми я сработался. Да, я многого достиг в Берлингтоне, никто не посмеет этого отрицать, но Нью-Йорк — это Дениз. Разве она не стоит всего этого?»
