Она что-то знала - Москвина Татьяна Владимировна (книги бесплатно полные версии txt) 📗

Но тут на улице раздались резкие, требовательные сигналы. «Мишка! – охнула Алёна. – Мишенька приехал!» И бросилась молнией на двор. «Э-э, – протянул Октябрь Платонович. – Проклятие Алёнкино приехало, красавчик её заявился…»

Алёна вернулась, ведя за собой высокого и стройного парня лет двадцати, пепельного блондина с тёмными бровями и серо-голубыми глазами, притом – с исключительно недовольным выражением лица. Он не ожидал посиделок и оглядел собравшихся хмуро, чуть ли не с отвращением.

– Ишь сгрибился, – шепнула Анне Ирина Ивановна. – Не любит нас, брезгует. Такой бирюк!

Мишеньке сразу подставили чистую тарелку, навалили еды, налили питья, он стал есть, тоже недовольно. Правда, на Анну он посмотрел с любопытством – и даже спросил, как там Питер.

– А ничего, не потонули еще, – ответила Анна. Мишенька хмыкнул и продолжал есть.

– Как дела-то, голубчик? – спросила Алёна.

– Нормально дела, – отвечало чадо. – Я на ночь только. Завтра поеду.

– А что ж так? Оставайся, я тебе наверху постелю, и живи. Мы тогда тут, внизу… В твоей-то комнате наша гостья сегодня… Ты же не предупредил…

– Да ладно.

Застолье развалилось. При Мише никто говорить вольно не захотел. Разбились на группки, пошли – кто вглубь дома, кто посуду мыть помогать, кто в сад прогуляться. Анна, Октябрь Платонович и касимовская Наташа пошли в сад.

Сияла тёплая, добротная ночь. Луна шла на убыль, но ещё кое-что могла. Анна вдыхала воздух и с удовольствием смотрела на своих спутников. На хороших людей…

– Видели, как он на нас посмотрел, нахлебник? – кипятилась Наташа. – И это всё, на всю жизнь крест Алёнке. Презирает её, что замуж вышла, что живёт в глуши. Деньги дерёт. А она только плачет…

– Что ж поделаешь с материнским сердцем? – вздохнул Октябрь.

– То и поделаешь, что нечего уродов выкармливать. А вы, Анечка, что ж – не замужем?

– Я была, – ответила Анна. – Развелись.

– Вот жалко. У вас характер хороший для семейной жизни – спокойный, без этой, знаете, заводки бабской, – – сказала Наташа.

– С таким характером и одной хорошо, – вмешался Октябрь, которому хотелось отмести всех возможных Аниных мужей хотя бы ментально. – А насчёт Мишки ты, Наталья, не права. Он ведь не нас конкретно презирает. Он вообще злится на всю ситуацию, из-за которой он был вынужден лишиться родного места. Просил он Алёну замуж выходить в Тамбовскую область? Как не крути, она всё-таки отчасти перед ним виновата.

– Да ладно! – махнула рукой Наташа. – Чего ж он обратно не едет в Питер? Там квартира есть. И университеты там имеются. А не едет, потому что ему здесь удобно и хорошо, и мать всегда шёлковая и перед ним виноватая. Она же считает, что он инопланетянин, честно! Она мне так и говорила: он, Наташенька, необыкновенный человек, он звёздный мальчик, инопланетянин. Видишь, какой он красивый, какие у него руки изящные? Инопланетянин! Хитрый, ленивый, злой. У нас таких инопланетян пол-страны…

– Парень действительно красивый и тебе уже не по зубам, – съехидничал Октябрь.

– Да больно мне нужна шпана подростковая. У меня у самой в доме ходит такой инопланетянин, задницу лишний раз не подымет, и с матерью разговор короткий: подай, принеси, пошла вон.

– Что, Лёшка и Касимову грубит?

– Касимову, ты сам знаешь, у нас никто, кроме тебя, ещё грубить не пробовал. Жизня дороже. На мне дитятко отыгрывается…

– Вы знаете, – сказала вдруг Анна, – я хотела бы вас всех поблагодарить. Я сегодня прожила удивительно длинный, весёлый и правильный день. Вы мне все ужасно понравились, и понравилось, что вы – вместе, что вы… договорились про жизнь между собой, что никто из вас не одинок. Что вы какое-то общее дело делаете. Я знаю, что так бывает, но мало такого видела. А вот. Хорошо бы у вас ничего не испортилось. Чтоб всегда эта грустная и добрая собака сидела в будке – как похожа на Эльзу, это в Питере есть такая собачка у моего друга… Да, чтоб всегда цвели тюльпаны, а если отцветут тюльпаны, то что-нибудь другое сразу же начинало цвести вслед. И чтоб Касимов всегда что-то строил, а Пётр Степанович всегда кого-то учил, а матушка Алёна всем руководила, а дети понемножку подрастали и смотрели бы у вас, Октябрь Платонович, умное кино. И чтоб в Мураше всегда лежали бочки с огурцами, наливаясь «хряпом», и колокола звонили в церкви Михаила Архангела, всегда, всегда, вечно! И чтоб я знала: живёт, существует где-то мой дорогой Горбатов и я могу туда вернуться…

– И вам спасибо, – ответила Наташа. – И вы – хорошая…

– Да, спасибо на добром слове, только вот никакой вечности гарантировать не могу, – растроганно молвил Октябрь Платонович. – Знаете ведь, наверное, великий закон Мэрфи. «Всё, что может испортиться, портится. Всё, что не может испортиться, портится тоже…»

– «Если вам показалось, что ситуация улучшилась, значит, вы чего-то не заметили», – закончила Анна смеясь. – Это да. Закон сбоев не дает!

Пора было и на покой.

32ю

Анна привычно думала о своих чувствах: где они гнездятся и бегают, как ощущаются. Это всегда было интересно – регистрировать чувства. Сейчас где-то вдоль позвоночника располагался ручеёк теплого удовольствия, сладостного покоя. В груди, у сердца, крутилась небольшая радость. Полового напряжения не возникало совсем. Однако ощущались неясные покалывания там же, где крутилась радость, но глубже, покалывания, похожие на тревогу. Или скорее предчувствие тревоги. Преддверие страха? И вдруг будто ледяной палец надавил в области желудка, но тут же отпустил. Что такое? «Забавно, – подумала Анна, – было бы побывать в шкуре страстного человека. У них всё бушует, кипит, чувства огромные, сильно действующие на нервы, и нервы вибрируют постоянно. Это, наверное, доставляет неописуемое удовольствие. Побыть неделю – и обратно в себя…»

Пришло в голову: взять маму, уехать в Россию, в маленький город… Учителя везде нужны. Квартиру питерскую сдать… нет, если бы Бог, как Алёне, послал мужа, тогда ещё можно подумать. А так получается какая-то загробная жизнь. Или бегство. От чего? От «крыс»? Но они сожрут большие города и примутся за маленькие, что ж, так и бегать всю жизнь? Тогда лучше в старую Европу. Катрин Лепелье, стильная Катрин, дочка Серебринской, – по её пути накатанному? Стерильный муж-иноземец с кредитной картой. Домик-садик. Все время домик-садик, и ничего другого? Это в старости хорошо, а до старости ещё надо дотянуть, доползти, заполняя время.

«Но что мне нужно? – спросила себя Анна. – Что мне нужно по-настоящему? Как резко обозвала меня Роза: „госпожа Никто». Но для таких, как я, умеренно интересующихся жизнью, тоже должны быть свои пути-тропиночки. Свои задачи и задания. Выпала же мне эта история с тётками, и надо её добить…»

Бесшумно отворилась дверь, и в светлицу заглянула Алёна. В руке она держала крупную белую свечу в подсвечнике.

– Легли уже? Не спите? Можно к вам? – ласковым шёпотом спросила она, присаживаясь возле стола. Анна разглядела подсвечник – сдобную русалку из дымчатого стекла. – На русалочку мою смотрите? Это я в Саратове взяла. Правда, смешная штука? А вы ведь хотите поговорить со мной немножко, да? Вы так осторожно на меня смотрите, будто что-то хотите спросить и не решаетесь. Ну и как вам наша компания?

– О, прекрасный коллектив.

– А вы не подумали, что мы все чудачки, мешки провинциальные?

– Нет, не подумала.

– Ванечка мой немного застенчив. Он, наверное, не произвёл впечатления.

– Да и не надо на меня производить впечатление! Что я за птица такая! За версту видно, что ваш Ваня – чудесный и добрый человек. И любит очень жену, и жена его любит.