Правила Дома сидра - Irving John (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
– Что же такое, черт побери, с этим Сениором Уортингтоном? – недоумевал д-р Кедр.
– Гомер ведь написал, что он пьет, – напомнила сестра Эдна. – Что вас еще волнует? Какой марке он отдает предпочтение?
Но Уилбур Кедр всего-навсего хотел, чтобы Гомер ответил так, как он его учил: точно описал состояние Сениора Уортингтона, проанализировав все стадии опьянения. Кедра интересовало, имеют ли они дело с человеком, которому доставляет удовольствие корчить дурака на людях, или это более трудный случай какого-то хронического недуга.
Гомер никогда раньше не видел пьяниц, тем легче ему было обмануться; ведь родные и знакомые Сениора тоже все пребывали в заблуждении. И он объяснял себе явный распад личности длительным действием алкоголя.
Человек, которым столько лет восхищались обитатели Сердечной Бухты и Сердечного Камня, особенно его золотым характером, стал раздражителен, вспыльчив, а порой агрессивен. После случая с пирогом Олив не отпускала его одного в клуб; он тогда запустил сладким пирогом в грудь спасателя на водах, славного малого, дежурившего в бассейне, и хотел размазать бледно-фисташковые остатки ниже спины милой молодой горничной, но, к счастью, не успел, его от этого удержали.
– Парень заносчиво себя вел, – объяснил Сениор. – Ничего такого не сделал, просто стоял и все.
– А горничная?
– Я принял ее за кого-то другого, – жалко оправдывался он.
Олив увезла его домой. С горничной дело уладил Уолли. Кенди, употребив все свое очарование, объяснилась со спасателем.
Сидя за рулем, Сениор часто терял направление в незнакомом месте, и Олив запретила ему водить машину, если рядом не было Уолли или Гомера. Скоро он стал сворачивать не туда, даже когда ехал по знакомому маршруту. Как-то Гомеру пришлось сменить его за рулем по дороге домой; он и сам еще не очень разбирался в запутанной сетке улиц, но сразу почувствовал, что Сениор заблудился.
Копаясь в кадиллаке, он стал делать чудовищные ошибки. Однажды продувал карбюратор – пустяковая работа, Рей Кендел не раз ему показывал, как это делается, – и вдохнул бензин вместе с окалиной: вместо того чтобы дуть, втянул эту отраву в себя.
У него резко ухудшилась память; он мог целый час кружить по собственной спальне, пока оденется; путал свой ящик с носками с ящиком Олив, где лежало ее белье. Однажды утром пришел в такую ярость, что спустился к завтраку, накрутив на ноги ее бюстгальтеры. Обычно он был очень приветлив с Гомером, ласков с Кенди и Уолли. А тут вдруг набросился на него – родной сын надевает без спросу его носки! Под запал напустился и на Олив – ишь, превратила дом в сиротский приют, не посоветовавшись с ним.
– Тебе бы в Сент-Облаке жилось лучше, чем в этом воровском притоне, – сказал он Гомеру и тут же расплакался, как ребенок. Стал просить прощения, положил голову Гомеру на плечо и безутешно рыдал. – Моим сердцем стал управлять ум, – говорил он сквозь рыдания.
Гомер обратил внимание, что в тот день Сениор не прикасался к спиртному и все равно вел себя как пьяный.
Бывало и так, Сениор три дня не пил, какой-то частицей сознания наблюдая за собой; и, видя, что не прекращает делать глупости, с горя напивался. Он забывал вначале сказать Олив об эксперименте, а когда вспоминал, был уже в стельку пьян. «Почему я ничего не помню?» – спрашивал он себя, и вопрос тотчас вылетал у него из головы.
Зато далекое прошлое помнил прекрасно. Пел Олив университетские песни, которые она давно позабыла, с умилением вспоминал романтические вечера жениховства, рассказывал Уолли истории из его детства, а с Гомером делился воспоминаниями, как закладывал первый сад, где теперь росли самые старые яблони. «26·
– Вот где я хотел построить дом, – сказал он Гомеру, когда они с Уолли работали в саду, откуда виден был океан. Они формировали кроны яблонь, отпиливали внутренние ветки и все новые побеги, глядящие внутрь, – словом, все то, что росло бы в тени. Был обеденный перерыв. Уолли хорошо знал эту историю и от нечего делать поливал кока-колой муравейник.
– Обрезка очень полезна яблоням, они будут купаться в солнечных лучах. Нельзя позволять яблоням расти, как им хочется, – сказал Уолли Гомеру.
– Как и мальчишкам, – крикнул Сениор и засмеялся. – Олив сказала, что здесь очень ветрено, – продолжал он рассказывать. – Женщины ветер не любят, не то что мужчины, – доверительно сообщил он Гомеру. – Это факт. Хотя… – Сениор замолчал, широким движением руки махнув в сторону океана, как бы включив и океан в число своих слушателей. Затем окинул взглядом яблони – знакомая аудитория, столько лет внимавшая его словам. – Ветер… – сказал он и опять остановился, вдруг ветер что подскажет ему. – Дом… – опять начал он и снова умолк.
– Этот сад видно со второго этажа дома, – после небольшой паузы обратился он к Гомеру.
– Точно, – ответил Гомер.
Комната Уолли была на втором этаже. Гомер видел в окно этот сад, но океана не было видно. Как из других комнат.
– Я назвал это место «Океанские дали», – объяснял Сениор. – Потому что хотел дом построить именно здесь. В этом самом месте, – повторил он и посмотрел на пенящуюся кока-колу, которую Уолли медленно лил на муравьиную кучу. – Против мышей применяют отравленный овес и кукурузу, – перескочил Сениор на другой предмет. – Это очень противно. – Гомер кивнул, Уолли посмотрел на отца. – Чтобы отравить полевых мышей, зерно разбрасывают по полю, с землеройками борются по-другому: ищут норки и сыплют в них отравленное зерно.
– Мы это знаем, папа, – тихо проговорил Уолли.
– Полевые мыши то же, что луговые, – продолжал объяснять Сениор Гомеру, хотя Гомер это уже знал наизусть.
– Точно, – сказал он.
– Полевые мыши грызут кору деревьев, а землеройки корни, – цитировал Сениор учебник из далекого прошлого.
Уолли перестал поливать муравейник. Зачем Сениор пожаловал к ним в обеденный перерыв? Была же, наверное, у него какая-то цель. Он сидел за рулем в стареньком джипе, у которого не было номеров; на нем только объезжали сады.
– Папа, что ты здесь собираешься делать? – спросил Уолли.
Сениор тупо посмотрел на сына. Потом на Гомера; может, Гомер подскажет ответ. Оглядел яблони, устремил взор в сторону океана, как бы ища поддержки со стороны своих безъязыких слушателей.
– Я хотел построить дом здесь. Именно здесь! – Он опять посмотрел на Уолли. – Но твоя стерва-мать, говенная начальница, не позволила! – кричал он. – Такая-растакая сука! – Встал в джипе, оглядел все кругом неузнающим взглядом; Уолли подошел к нему.
– Поедем домой, папа, – сказал Уолли. – Я тебя отвезу.
Они сели в фургон Уолли. Гомер поехал следом в джипе; в этой развалюхе он учился водить, Уолли убедил его, что с джипом уже ничего больше не может случиться.
Да, алкоголь может погубить человека, думал Гомер.
Но у Сениора были и другие симптомы; ему было пятьдесят пять, а вы бы дали ему все семьдесят; у него стали появляться признаки мании величия, спутанность речи. Дурные привычки – их было мало, но они были – разрослись до гигантских размеров. Он всегда любил ковырять в носу, теперь же мог часами исследовать недра носа, вытирая руки о штаны или обивку мебели. Баки Бин, не отличающийся деликатностью брат Олив, как-то сказал, что мог бы взять Сениора себе в напарники, так он мастерски бурит свой нос.
Неожиданно заартачился спасатель на водах, принявший на свою грудь полновесный удар пирога; Кенди учила Гомера плавать на мелком месте бассейна в вечерние часы. Он сказал, что в это время бассейн переполнен, уроки плавания дают рано утром, он сам на них присутствует, разумеется за дополнительную плату. Гомер весь день на яблочной ферме, объясняла ему Кенди. Уолли после работы играет в теннис, а они как раз в это время плавают. Идеальное время.
– Идеальное для вас, – упорствовал спасатель. – Даже не уговаривайте меня.
Было очевидно, что он неравнодушен к Кенди. Одно дело – ревновать к Уолли Уортингтону, к нему все ревновали, другое дело – смотреть, как она нянчится с этим «тяжелым случаем из Сент-Облака». В клубе – правда, за спиной Кенди и Уортингтонов – Гомера никто не называл сиротой или воспитанником Сент-Облака. За ним прочно закрепилось прозвище «тяжелый случай из Сент-Облака».
