1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Коваленин Дмитрий Викторович (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
— Вот и мне так показалось, — кивнул Комацу. — Почему и решили поскорее от нас избавиться. Не мешайте, мол. Не мозольте глаза…
— Чем же мы так мозолили им глаза?
Комацу покачал головой — дескать, и сам не знаю.
— Что за Послание они получали от Голоса? Вот в чем вопрос, — продолжал Тэнго. — А также в том, что связывает Голос и LittlePeople.
Комацу снова бессильно покачал головой. У него тоже не хватало воображения, чтобы на это ответить.
— Смотрел фильм «Космическая одиссея 2001 года»? — спросил он.
— Видел, — кивнул Тэнго.
— Мы с тобой прямо как те обезьяны, — усмехнулся Комацу. — Заросли черной шерстью и гугукаем о чем-то бессмысленном, слоняясь вокруг Монолита…
В заведение вошла парочка. С видом завсегдатаев оба сели за стойку и заказали по коктейлю.
— В общем, ясно одно, — подытожил Комацу — Твоя гипотеза звучит связно и по-своему убедительно. Как всегда, с тобой приятно поболтать тет-а-тет. Но сейчас для нас главное — поскорее убраться с этого чертова минного поля. Сдается мне, ни Фукаэри, ни Эбисуно-сэнсэя нам больше встретить не доведется. А «Воздушный Кокон» — безобидная фантастика, в которой не стоит искать тайный смысл. Что за чудище вещает этим Голосом, в чем заключаются его Послания — нас уже не касается. На этом и остановимся, согласен?
— Выберемся из лодки, чтобы снова жить на суше?
— Именно так, — кивнул Комацу. — Я стану снова ходить на работу, подбирать для журнала более-менее приличные рукописи. Ты продолжишь учить способную молодежь математике, а в свободное время писать свой роман. Оба вернемся к мирной, обыденной повседневности. Без бурных рек не встретится и водопадов. Дни побегут за днями, будем себе спокойно стареть. Надеюсь, у тебя нет возражений?
— А разве есть еще варианты? Кончиком пальца Комацу потер переносицу.
— В том-то и дело. Больше никаких вариантов нет. Я бы не хотел, чтобы меня похищали снова. Одной отсидки в этом чертовом кубе хватит на всю оставшуюся жизнь. Да и во второй раз не будет гарантий, что я снова увижу, как восходит солнце. От мысли, что я снова встречусь с этой парочкой изуверов, сердце из груди выскакивает. Нелюди, которые одним только взглядом могут заставить тебя «умереть своей смертью»…
Комацу поднял стакан, показывая бармену, что хочет третье виски. И закурил очередную сигарету.
— Господин Комацу, — не выдержал Тэнго. — Почему вы говорите мне об этом только сейчас? После вашего похищения прошло столько времени. Больше двух месяцев. Что вам мешало рассказать раньше?
— Что мешало? — Комацу поерзал шеей так, словно голове было неудобно на ней сидеть. — Да, ты прав. Я собирался тебе рассказать, да все откладывал и откладывал… Наверное, мешали муки совести.
— Муки совести? — удивился Тэнго. Подобных слов из уст Комацу он ожидал меньше всего на свете.
— Да ладно. У меня тоже есть чувства, — усмехнулся Комацу.
— Но за что?
Комацу не ответил. Только прищурился и какое-то время жевал губами незажженную сигарету.
— Так Фукаэри знает о смерти своих родителей? — наконец спросил Тэнго.
— Думаю, да. Когда узнала — я не в курсе, но Эбисуно-сэнсэй должен был сообщить ей.
Тэнго кивнул. Наверняка Фукаэри знала об этом уже давно. Так ему показалось. До сих пор не ведал об этом, похоже, только он сам.
— Значит, выбираемся из лодки обратно на сушу? — еще раз уточнил он.
— Именно так. Отползаем с минного поля.
— Но, господин Комацу, неужели вы всерьез полагаете, что запросто могли бы вернуться в ту жизнь, какой жили раньше?
— Постараемся, куда деваться, — ответил Комацу, чиркнул спичкой и прикурил. — А что конкретно тебя беспокоит?
— А то, что уже очень много нового одновременно закручивается с разных сторон. Я это чувствую. Какие-то вещи и понятия уже совсем поменяли форму. Так легко ни вам, ни мне уже не вернуться…
— Даже если под угрозой окажутся наши жизни? Тэнго уклончиво покачал головой. Он чувствовал,
что с некоторых пор его затягивает в какое-то иное — и очень сильное — течение вещей и событий. И что это течение уносит его в некую совершенно неведомую реальность. Но объяснить это конкретно он был не в силах.
Тэнго не признался, что его новый роман фактически наследовал мир, описанный в «Воздушном Коконе». Вряд ли это понравилось бы Комацу. Не говоря уже о верзилах из «Авангарда». Любая оплошность могла бы завести его на очередное минное поле. А то и затянуть туда окружающих — ни в чем не повинных людей. Но этот роман уже так или иначе жил своей жизнью, стремился к своей цели и практически развивал сам себя; а Тэнго уже волей-неволей погрузился в этот новый мир по самую макушку. И для него это была не фантазия, а самая настоящая реальность. В которой от пореза ножом течет настоящая красная кровь. А в небе висят две луны — одна побольше, другая поменьше.
Глава 19
Утро четверга выдалось тихим и безветренным. Как обычно, Усикава проснулся в шесть, умылся холодной водой. Слушая новости по радио «Эн-эйч-кей», побрился электробритвой. Вскипятил в кастрюле воды, заварил моментальной лапши, съел, запил растворимым кофе. Затем свернул спальник, затолкал во встроенный шкаф в стене и, усевшись на пол, занял пост за камерой у окна. Небо на востоке постепенно светлело; день обещал быть теплым.
Лица ходящих на работу жильцов уже так прочно запечатлелись у него в памяти, что фотографировать каждого не было нужды. С семи до полвосьмого они выныривали из парадного и спешили на станцию. Всех Усикава давно знал наперечет. До его слуха доносились радостные крики детей, пробегавших стайками по дороге в школу. Слушая их голоса, Усикава невольно вспоминал далекие дни, когда его дочери были такими же маленькими. Школьную жизнь обе девочки очень любили. Учились играть на фортепьяно, занимались балетом, у них всегда было много друзей. Усикава долго не мог привыкнуть к мысли, что у него абсолютно обычные, нормальные во всех отношениях дети. Как у них мог оказаться такой отец?
К половине восьмого все разошлись по делам, и больше на крыльце никто не появлялся. Детские голоса тоже стихли. Отложив пульт камеры, Усикава привалился спиной к стене и закурил «Севен старз», не переставая следить за подъездом через щель между шторами. В одиннадцатом часу, как всегда, на маленьком красном мотоцикле подкатил почтальон и ловко рассовал по ящикам письма и газеты — плюс примерно столько же рекламной макулатуры, которую все обычно выкидывают, даже не вскрывая конверты. Солнце вставало все выше, за окном все больше теплело, и прохожие на улице были уже без пальто.
Фукаэри появилась на крыльце после одиннадцати. Все в тех же черном свитере, сером полупальто, джинсах, кроссовках и темных очках. Но на сей раз — еще и с огромной зеленой сумкой через плечо, набитой до отказа. Усикава отодвинулся от стены, переместился к камере на штативе и заглянул в видоискатель.
Он понял: девчонка уходит. Очевидно, в сумке — все ее вещи; значит, задумала переселиться. И, кажется, больше сюда не вернется. Неужели заметила, что за ней следят? От этой мысли сердце Усикавы заколотилось.
Выйдя из подъезда, девчонка остановилась и, как и в прошлый раз, посмотрела на верхушку столба. Словно пыталась разглядеть неведомо что между проводами и трансформатором. Но разглядела или нет, прочесть по ее лицу было сложно, поскольку в ее темных очках плясали солнечные блики. С полминуты она стояла, как истукан, и таращилась в небеса. А затем, будто о чем-то вспомнив, перевела взгляд на окно, за которым прятался Усикава. Сняла очки, убрала их в карман полупальто. И, сдвинув брови, уставилась точнехонько в объектив замаскированной камеры. «Она знает! — взорвалось в голове Усикавы. — Поняла, что я здесь, что я тайно слежу за ней. И теперь уже сама наблюдает за мной через линзу моего же объектива. Как вода течет обратно в искривленных трубах водопровода…» По рукам его побежали мурашки.
