Дочь циркача - Гордер Юстейн (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗

В некоторых случаях вид человека может испугать не меньше, чем вид призрака, во всяком случае в туннеле с привидениями. Призрак — это фантазия, а если в фантазию попадет что-то реальное, это пугает не меньше, чем явление духа в реальной действительности.

Я очень испугался, когда в первый раз увидел маленького человечка с бамбуковой тростью наяву, а не во сне, но вскоре привык к нему. Если бы неожиданно из леса выглянул эльф или тролль, мы бы, конечно, струхнули, но рано или поздно привыкли бы к ним. Ничего иного нам бы не оставалось.

Однажды мне приснилось, что я нашел кошелек с четырьмя серебряными долларами. Я бы страшно удивился, если бы, проснувшись, обнаружил этот кошелек в своей руке. Мне пришлось бы попытаться убедить себя, что я сплю и должен проснуться еще раз.

Мы думаем, что бодрствуем, когда видим сны, но мы знаем, что бодрствуем, когда не спим. Я придумал теорию, что маленький человечек с бамбуковой тростью спит где-нибудь в стране снов и ему только снится, что он попал в нашу действительность. Уже там, в Тиволи, я был значительно выше его. Я начал звать его Метром, поскольку он был не выше метра.

Я ничего не сказал отцу об этой поездке, жаловаться мне было не на что. Наверное, несправедливо, что все мое вдохновение досталось маме, она все больше ревновала меня к отцу, потому что он повез меня в Копенгаген.

— Ты просто заразился этим Тиволи, — сказала она спустя несколько дней после моего возвращения.

— Мне кажется, что в прежней жизни я был большим Тиволи, — вырвалось у меня.

Мама засмеялась.

— Ты хочешь сказать, что в прежней жизни работал в большом Тиволи? — спросила она.

Я покачал головой и уточнил, что сам был большим Тиволи.

В детстве мальчишки часто лупили меня. Отец меня никогда не бил, мама тоже.

Думаю, это потому, что они были в разводе. Живя в разных квартирах, они никогда не могли договориться, какие из моих проступков заслуживают наказания. Мама понимала, что, тронь она меня хотя бы пальцем, об этом тут же узнает отец. Случалось, я звонил отцу и просил у него разрешения лечь на час или на два позже, чем того требовала мама. Он всегда вставал на мою сторону, зная, что одним своим словом может обрадовать меня и досадить маме, это доставляло ему удовлетворение. И когда мне требовалось больше денег, чем мне дала бы мама, я тоже звонил отцу. Он никогда на меня не сердился. Виделись мы с ним один раз в неделю. Нам казалось, что этого достаточно.

Доставалось мне от мальчишек в школе, но гордиться им было нечем: я не отличался ни завидным ростом, ни силой. Они звали меня Петтер Паук. Когда я был помладше, мы с отцом ходили в Геологический музей и видели там кусок янтаря, внутри которого застыл древний паук, ему было много миллионов лет, и однажды я рассказал про этого паука на уроке. Мы как раз изучали электричество, и я объяснил классу, что слово «электричество» происходит от греческого слова elektron, что означает «смола», то есть «янтарь». С тех пор я и получил прозвище Паук.

Хотя я и не вышел ростом, язык у меня был как бритва. За это мальчишки меня и били. Особенно здорово я огрызался, когда поблизости были взрослые или я собирался сесть в автобус либо же запереть за собой дверь подъезда. Иногда на меня находило такое вдохновение, что я забывал о завтрашнем дне. Я тогда даже не подозревал о существовании такого феномена, который сегодня называют «планированием на перспективу», и мне было некогда подумать, чем все может для меня обернуться. Ведь я встречался с мальчишками каждый день. И не всегда рядом оказывались взрослые.

Я умел лучше постоять за себя, чем мои ровесники, и еще я лучше всех умел рассказывать всякие истории. Мне было легче находить нужные слова и выражения, чем ребятам, которые были даже на три или четыре года старше меня. Из-за этого я часто ходил в синяках. В то время никто не считался со свободой слова. В школе нас учили правам человека, но нам никогда не напоминали, что свобода слова не ограничивается ни для детей, ни среди них.

Однажды Рагнар толкнул меня на сушилку для белья и пробил мне голову. Пока у меня текла кровь, я посмел высказать многое, что обычно держал про себя. Я поведал несколько занимательных случаев из жизни семьи Рагнара, например, что его отец постоянно выпивает вместе с бродягами, и Рагнар заткнулся. Он не смог даже возразить мне, потому что был тугодум, он только стоял и смотрел, как у меня из головы течет кровь. Тогда я сказал, что он трус и боится сказать мне, чтобы я заткнулся, а все потому, что я говорю правду. Я даже видел однажды, как он ел собачье дерьмо, сказал я. Потом матери пришлось его мыть на большом столе в гостиной, потому что он обделался и описался. Все знают, что его мать покупает в магазине бумажные подгузники, сказал я, она покупает их так много, что ей даже дают скидку. Кровь у меня шла все сильнее. Четверо или пятеро мальчишек с благоговением смотрели мне в рот. Я провел рукой по голове и почувствовал, что волосы у меня в крови. Меня зазнобило. Всем известно, что отец Рагнара приехал из деревни, сказал я. И я даже знаю, почему он приехал в город. Это тайна, которую, наверное, не знает и сам Рагнар, но я могу сейчас же выдать всем эту тайну. Отец Рагнара бежал из деревни в город, потому что ленсман хотел его арестовать — он трахал овец. Многие овцы заболели от этого, по-настоящему заболели, и одна даже умерла. А таких вещей не прощают даже в Хаделанне, сообщил я своим слушателям. После этого они разбежались. Не знаю, что их больше напугало, хаделаннские овцы или кровь, которая текла у меня из головы. На асфальте у моих ног образовалась уже большая кровавая лужа. Меня поразило, что кровь в голове такая густая и тягучая, я думал, что она светлее и жиже, чем в других частях тела. На секунду я перевел взгляд на светящееся объявление над дверью в подвал. На нем большими буквами было написано: БОМБОУБЕЖИЩЕ. Я попытался прочитать это слово задом наперед, но от зеленых букв меня затошнило. Неожиданно из-за угла выскочил Метр, я был уже на полторы головы выше его. Он с огорчением посмотрел на меня, показал своей бамбуковой тростью на мою голову и воскликнул: Ну вот! Что мы теперь будем делать?

Мне было стыдно идти домой к маме, я знал, что она не выносит вида крови, во всяком случае моей. Но выбора у меня не было. Как только я вошел в квартиру, мама обмотала мне голову полотняным полотенцем, так что я стал похож на араба, а потом мы на такси поехали в больницу скорой помощи. Мне наложили двенадцать швов. Врач сказал, что это был рекорд на тот день. Потом мы вернулись домой и ели блины.

Это воспоминание о действительном событии. У меня до сих пор сохранился широкий играм у корней волос над левым глазом. Это не единственный шрам, который я заработал, у меня много таких «особых примет». Теперь их хотя бы перестали перечислять в паспортах.

Разумеется, мама захотела узнать, что случилось. Я объяснил, что подрался с одним незнакомым мальчишкой, потому что он сказал, будто мой папа трахает овец. На этот раз мать милостиво отнеслась к отцу. Обычно она первая возводила на него всякую напраслину, но ведь всему есть предел. Думаю, ей понравилось, что я вступился за честь отца.

— Я понимаю, почему ты рассердился, Петтер. Так говорить неприлично. Я согласна с тобой. — Больше она ничего не сказала.

Я никогда не ябедничал. Ябедничать — все равно что передразнивать настоящее событие. А это уже пошло. Ябедничают или дерутся те, кто не умеет дать отпор словом.

Меня стали меньше бить после того, как нам в школе начали задавать уроки на дом. Потому, что я помогал ребятам с уроками. Я никогда не делал школьных заданий вместе с классом, это было слишком скучно, к тому же я боялся, что у меня появятся товарищи. Но, сделав свое задание, я все чаще выполнял еще два или три варианта. Эти работы я отдавал или продавал за шоколадку или мороженое тем, кому они были нужны.

Как правило, мы могли выбирать из трех или четырех тем для сочинений. Когда я однажды написал сочинение, которое называлось «Почти как в сказке», мне захотелось написать еще одно, на тему «Когда погас свет». Второе сочинение можно было отдать Туре или Рагнару.