Теория катастроф - Дубов Юлий Анатольевич (мир бесплатных книг .txt) 📗
Окончательное решение деду объявлял сам Тищенко. Общее количество бумаг ограничено, на всех не хватит, и дефицит, что бы дед ни орал, реально существует. Но учитывая его престарелый возраст и заслуги военных лет, удалось изыскать возможность продать ему бумаг еще на двадцать тысяч долларов. И ни на цент больше. В известном деду месте за эти бумаги он выручит искомые шестьдесят тысяч. Но если он после этого еще раз сунется к Кислицыну, пусть пеняет на себя.
По– видимому, старик не ждал такой уступчивости и явно пожалел, что не запросил больше. Но делать было нечего, и он исчез, пообещав Юре на прощание, что завтра с утра забежит, и извинившись за резкость при переговорах. Легко объяснимую, если вспомнить про плохое здоровье и тяжелые годы войны.
– А он разве воевал? – спросил Юра у Тищенко, когда за дедом закрылась дверь. – Он мне что-то говорил, что был комиссован перед войной.
– Да ни дня он не воевал, сволочь старая, – ответил Тищенко. – Всю войну за Уралом проболтался. В лагерной охране. Награды, правда, есть. И на все ветеранские сборища, как на работу, ходит.
Прошло месяца три. Может, даже больше. Халамайзер, как и ожидалось, выбросил в продажу акции пятого выпуска, Юра полностью рассчитался с Тищенко за квартиру и начал закупать и завозить мебель. Занятый квартирой, он напрочь забыл про настырного деда. Но тот вдруг напомнил о себе, появившись у Юры в кабинете промозглым ноябрьским утром.
– Как поживаете? – любезно осведомился старик, опускаясь в кресло и пристраивая на полу брякнувший полиэтиленовый пакет. – Я вам помидорчики принес. Урожая этого года.
Юра с подозрением покосился на пухлый сверток, который дед держал в правой руке.
– Спасибо, – ответил он. – Нормально поживаю. Как у вас? Квартиру получили?
– Однокомнатную, – сказал дед, и взгляд его затуманился от горя. – За восемнадцать с чем-то. Петр Иванович помогли.
– А чего ж так? – удивился Юра. – У вас же шестьдесят тысяч было.
Дед пригорюнился еще сильнее, и по покрасневшему носу его потекла скупая старческая слеза.
– Господь покарал, – признался он, всхлипнув. – За жадность. Сестрица моя… Скончалась, царствие ей небесное. От сердца. В одночасье. Заснула ночью и не проснулась уже. А одному-то мне куда такие хоромы? Сколько мне осталось? Да и операция у меня была тяжелая. Я вам рассказывал? Мне же все порезали внутри, трубки всякие наружу повыводили. Почти полгода так и ходил. Пять метров пройду – отдыхать надо. Сейчас опять вот покалывать начало.
Несмотря ни на что, жалости дедушка Пискунов у Юры уже не вызывал. Юра слишком хорошо помнил, как дед орал и грозил, обвиняя его и Тищенко во всех смертных грехах. И открытое ему Петром Ивановичем лагерное прошлое старика тоже не добавляло симпатий к нему.
– Я попрощаться пришел, – продолжал дед дребезжащим от слез голосом. – Чтобы зла на меня не держали. И попросить хочу. Напоследок.
– О чем?
Дед аккуратно положил на стол сверток.
– Тут сорок тысяч, – сказал он. – Как выдали их мне, так и сохранил. Еще бумажек не продадите?
– Не продам, – решительно заявил Юра, с ненавистью наблюдая, как в еще мокрых от слез глазах старика появляется знакомый ему боевой задор. – Нету больше. Вам же объясняли. Ни одной бумажки первого выпуска больше нет.
– А второго?
– И второго нету. И третьего.
– А какого есть?
– Только пятого. Последнего. Но по нему выплаты начнутся через месяц. Не раньше.
Дед призадумался.
– А сколько будут выплачивать?
– По номиналу плюс тридцать процентов, – сказал Юра, решив не сообщать деду, что “Форум” уже сворачивается, и через месяц его бумагами можно будет оклеивать стены в новой квартире.
– А через два месяца – плюс пятьдесят? – спросил дед, проявив осведомленность в механизмах финансового рынка.
Юра кивнул.
Дед призадумался и зашевелил губами.
– Я куплю, – объявил он, закончив вычисления. – На все.
Юра пожал плечами. В конце концов, он вовсе не нанимался водить деда за ручку. Проблема с квартирой решена. И если теперь дед хочет выбросить деньги в печку, это его личное дело. Обидно, правда, потому что эти деньги изначально принадлежали ему и Тищенко. Но что было, то было. Хотя и обидно.
Но тут дед сделал неожиданный ход конем.
– Я, Юрий Тимофеевич, – сказал дед, поерзав в кресле, – хотел бы… как это… искупить… В общем, вы меня простите, дурака старого, за давешнее. Искупить хочу. Давайте я их опять у вас лично куплю. Как у физического лица. На все сорок тысяч.
Предложение было настолько внезапным, что сперва Юра не поверил своим ушам. Первая же пришедшая ему в голову мысль состояла в том, чтобы послать соскочившего с катушек старика к чертовой матери. В кассу. Пусть делает со своими деньгами что хочет. Но потом он сообразил, что дедовские сорок тысяч все равно можно считать погибшими. Потому что, если он правильно понимает политику Халамайзера, ни процентов на эти деньги, ни самих денег дед уже никогда не увидит. А значит, чем отдавать сорок тысяч в халамайзеровскую прорву, лучше забрать их себе. И честно вернуть половину Тищенко.
Он отправил деда обождать в приемную и позвонил Петру Ивановичу. Тот воспринял информацию с энтузиазмом.
– А как ты с Халамайзером разберешься? – спросил Петр Иванович. – Ты разве ему за бумаги денег не должен будешь?
– Разберусь, – отмахнулся Юра. По мере того, как “Форум” все увереннее двигался к своему неотвратимому крушению, заведенный когда-то Халамайзером железный контроль за деньгами хирел на глазах, и спрятать сорок тысяч до следующей сверки расчетов, которая вполне может и не наступить, ничего не стоило.
– Ну тогда действуй, – разрешил Тищенко. – Мне бы сейчас лишняя двадцаточка тоже не помешала.
Далее последовала традиционная процедура с изучением и подписанием договора, после чего дед бережно перевязал принесенной с собой веревочкой огромный тюк бумаг пятого выпуска, водрузил банки с помидорами на Юрин стол и пропал, широко ухмыльнувшись на прощание и снова загадочно провозгласив:
– Зайгезунд!
И потекло неспешно время. В установленный природой срок развалилась пирамида “Форума”, разразилась громом публикаций вся демократическая и недемократическая печать, важные чины из Министерства финансов в очередной раз объявили общественности, что никакой ответственности за сотворенное безобразие нести не могут и что они давно всех предупреждали, отгорели костры, у которых грелись ночами обманутые вкладчики, тщетно дожидаясь обещанных выплат, поступили в суды первые тысячи исковых заявлений и были тут же возвращены обратно, ибо установить надлежащего ответчика в придуманной Халамайзером хитроумной схеме не представлялось возможным. Потому что сам “Форум” никаких бумаг не продавал, а всего лишь выкупал их у населения по договорной цене. А брокеры бумагами торговали, но никакой ответственности за их обратный выкуп не несли. Да и принадлежали эти бумаги не им, а “Форуму”. Если бы им, тогда, конечно, другое дело. Но ведь не им же, правда? Да еще Халамайзер откликнулся из синей зарубежной дали, сказал, что собранные “Форумом” деньги очень успешно проинвестированы и скоро принесут всем вкладчикам небывалые дивиденды. И никуда он вовсе и не сбежал, а просто отъехал проследить, чтобы все было в порядке. Проследит и тут же вернется. Так что зря прокуратура суетится. И вообще вся шумиха вокруг “Форума” есть не что иное, как политическая акция, направленная на удушение передового российского предпринимательства силами коммунистической реакции, глубоко окопавшейся во властных структурах. За это ли мы проливали кровь на баррикадах девяносто первого!
Юра Кислицын окончательно освоил новую квартиру, перезнакомился со всеми соседями, отметил новоселье, куда почетным гостем был приглашен Тищенко, подаривший Юре ошеломляющей красоты саксонский сервиз. Сам же Петр Иванович получил повышение по службе и стал префектом своего округа.
И можно было бы считать, что жизнь наладилась, но тут в небе что-то полыхнуло и медвежьим ревом прозвучали первые грозовые раскаты.
