В случае счастья - Фонкинос Давид (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Игорь видел, как Клер больно, и чувствовал себя неловко. По счастью, она первая нарушила молчание:
– Я хочу вам сказать две вещи. Первая: я расстроилась сильнее, чем думала.
– Да… Я вижу…
– А вторая – мне хочется, чтобы вы рассказали о себе. Хочу теперь заглянуть в чужую жизнь, не в свою.
Мне надо отвлечься от нашего дела. Скажите, почему вы стали детективом?
Они заказали бутылку красного вина, и Игорь понемногу разговорился. Все началось с блажи Доминика Дуброва. Тот был убежден, что доходный бизнес – это бизнес непременно семейный. По его словам, хлебное место живо хлебом домашним. Поэтому, основав “Агентство Дуброва”, он нанял и обучил всех своих сыновей, кузенов, племянников и прочих пройдох со стороны жены. Но пугливого племянника обошел, что пришлось не по вкусу его сестре. Мать Игоря считала, что ремесло, требующее целеустремленности и риска, станет для него отличным лекарством.
“Клин клином вышибают”, – постоянно твердила она.
Родители Игоря, видя, что сын с самого нежного возраста страдает застенчивостью, испробовали все, чтобы сделать его не столь социально ранимым. Подростком, в том возрасте, когда прыщи отнюдь не способствуют улучшению ситуации, Игорь был отправлен в театральную студию. Ведь говорят, большинство актеров – очень робкие люди. Игорь сначала упирался, потом подчинился решению родителей. В глубине души он знал, что таким уродился, что малейшее затруднение на людях внушает ему страх и что он всю жизнь так и будет дипломатом только в своей, внутренней стране.
Руководитель студии нашел у него некоторые способности, и похвалы растопили его недоверие. Родители уже праздновали победу. Но они рано радовались. Пока было неясно, как он будет держаться на публике. Устроили небольшое представление перед десятком человек, и Игорь, собрав все силы, сумел отключиться от чужих взглядов. Ему нравился театр, он даже мечтал о жизни, где станет снова и снова, до бесконечности менять роли, о жизни как падении в пропасть, где можно забыться, забыть себя и неудобство быть собой. Но все пошло не так. В вечер премьеры Игорь собирался с духом за кулисами. Сосредоточиться! Всего прочего не должно существовать. Зрители галдели, пьеса была бульварная, с топорным сюжетом, ударами об дверь и любовниками в шкафу. И вот здесь-то и крылась роковая ошибка.
Игорь играл рогоносца.
В самый разгар действия, когда его зажатый комической ситуацией персонаж вызывал общий хохот, на него вдруг напало смятение. И в тот момент, когда раздался взрыв смеха, того самого смеха, который, как считалось, станет свидетельством его таланта, он не сумел внутренне отделиться от персонажа. Ну конечно, публика радостно потешается над ним самим. Незадолго до третьего акта, в сцене, где рогоносец обнаруживает свои рога, Игорь бросился за кулисы, в спасительную тьму. Стеснительность поджидала его, чинно сидя в чулане на стульчике.
Неудивительно, что впоследствии он стал заядлым киноманом. Его скитания по кинозалам объяснялись постоянными поисками темноты. Теперь он мог часами говорить о кино, и на время этих разговоров его застенчивость улетучивалась. Он был вооружен, а значит, защищен почти безупречными познаниями. В тот вечер он без остановки сыпал сюжетами и забавными историями. И вдруг осекся:
– Я никогда про себя так не рассказывал. Надеюсь, вам со мной не скучно?
– Нет, нет, совершенно, – успокоила его Клер и неожиданно расхохоталась, но тут же спохватилась: – Это все вино! По-моему, я слишком много выпила.
Помолчав, она спросила:
– А “Небо над Берлином"? Вы смотрели?
Лента Вима Вендерса напоминала ей о Жан-Жаке, но теперь она от него отключилась. Игорь перепугался так, словно само это небо рухнуло на его киноманскую голову. Пробелы в кинообразовании вызывали у него новые приступы застенчивости.
– Э-э… Нет… нет… не смотрел, – пролепетал он.
Клер коротко пересказала фильм и заговорила о Берлине.
– Берлин, – как завороженный, повторил Игорь. Для начала романа всегда нужен город, пришло ему в голову.
Время близилось к полуночи; они почти допили вторую бутылку вина. Клер было на удивление хорошо; ей удалось утопить в алкоголе лицо Сони. Она хотела заказать третью, но владелец кафе объявил, что они закрываются. По тротуару она передвигалась довольно беспорядочно, хотя ее порой озаряли вспышки здравомыслия:
– Мне так хорошо, мне так давно не было так хорошо… И все благодаря вам, Игорь! Давайте это отметим!
– Э-э… по-моему, лучше я вас провожу домой.
Они сели в такси. Игорь был взбудоражен, как никогда в жизни; закрыв глаза, он воображал себя Джоном Кассаветисом, провожающим Джину Роулендс. Когда подъехали к дому, Клер поблагодарила его за вечер и погладила по щеке. Но вот последней фразы ей, наверно, произносить не стоило; впрочем, она была отнесена на счет опьянения и сразу забыта:
– Ты мой маленький рогоносец, – сказала она и скрылась в подъезде.
Не почувствуй он руку Клер на своей щеке, эта фраза бы его убила. Но теперь слова не имели значения.
Клер долго не могла попасть ключом в замочную скважину. Жан-Жак поджидал ее возвращения и бросился открывать:
– Ты в котором часу домой приходишь!
Она, недолго думая, пробормотала, что весь вечер утешала Сабину. Жан-Жаку сразу пришло в голову, что за этой отговоркой может скрываться мужчина. И в глубине души он возликовал. По его фальшиво-удрученной физиономии пробегали судороги плохо скрываемого восторга. Если Клер завела любовника, значит, он может изменять ей на законных основаниях, просто для равновесия, может сбросить наконец груз своей вины. Без лишних затей он устремился обратно в постель, счастливый, как бог в пижаме. Сцена эта наполнила Клер грустью без названия. Но наутро она проснулась в отличном настроении. Прошлый вечер помнился ей обрывками; упуская из виду свое состояние, она перебирала в памяти моменты, когда слушала Игоря. Она отнюдь не забыла собственного волнения. И невольно осознала комизм ситуации: ее взволновал детектив, который следил за ее собственным мужем.
Но она еще не видела всей ситуации.
В этом театре комедии она дошла лишь до гардероба.
На следующей неделе Клер согласилась сходить в ресторан. Жан-Жак, усевшись за столик, тут же озаботился высшей экзистенциальной проблемой:
– Даже не знаю, что взять, пиццу или пасту. Главная проблема итальянских ресторанов.
– Главная проблема в жизни, – иронически заметила Клер.
Жан-Жак улыбнулся и вновь погрузился в свое пафосное смятение. На его пафос накладывался еще пафос места. Что может быть хуже итальянского ресторана? В уши лезет неаполитанская музыка (имеющая такое же отношение к музыке, как минестроне к супу), а официант пытается строить из себя итальянца, притом что все его познания в языке сводятся к “пепперони” и “бон-журно”. Жан-Жак в обществе Сони, а Клер – Игоря наверняка сочли бы прелестной эту минеструнную музыку и решили, что псевдоитальянский официант – это “чудесно”. Все зависит от того, сколько времени пара вместе. И вот доказательство: с Соней Жан-Жак решал, что выбрать, без всяких затруднений. Когда ты счастлив, к еде относишься с поистине царственным пофигизмом.
Оба молчали и улыбались. Клер начинала раздражаться, и это жуткое ощущение напомнило ей мать. Всего на миг, но да, на миг она стала собственной матерью. Мать смотрела на отца с таким же отвращением во взгляде. Она презирала мужа, презирала то, как он обсасывает оливку, и превратилась в мать, презирающую отца. На нее напал нервный смех.
– Чему ты смеешься? – спросил Жан-Жак.
И у нее с языка сорвалась совсем уж извращенная ложь:
– Вспомнила, как мы ездили в Женеву… как у нас чемоданы потеряли.
