Какое надувательство! - Коу Джонатан (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
— Ну, я не знаю… Наверное, он думает о чем-то другом. О других приоритетах.
— О других приоритетах?
— Э-э… понимаешь… о благополучии животных. О духе фермы.
— О духе?
— Иногда в жизни встречаются вещи поважнее выгоды, Дороти.
Она пристально смотрит на дядю. Вероятно, Дороти в ярости от того, что с ней снова говорят тоном, который она хорошо помнит, — так взрослый беседует с доверчивым ребенком. И это провоцирует дерзкий ответ:
— Знаешь, папа всегда считал, что вы с тетей Табитой в нашей семье — самые странные.
Она ставит бокал, проскальзывает мимо Мортимера и быстро вклинивается в разговор, идущий в другом конце зала.
Тем временем в детской — еще двое Уиншоу, которым предстоит сыграть свою роль в семейной истории. Родди и Хилари, соответственно девяти и семи лет, уже устали от коня-качалки, модели железной дороги, настольного тенниса, кукол и марионеток. Они устали даже от попыток пробудить к жизни медсестру Бэклан, щекоча ей под носом перышком. (Упомянутое перышко ранее принадлежало воробью, которого Родди сегодня подстрелил из своего пневматического ружья.) Они уже готовы покинуть детскую и спуститься подслушивать, о чем говорят взрослые на торжестве, — хотя, сказать по правде, их несколько пугает мысль о необходимости идти по всем этим длинным и тускло освещенным коридорам и лестницам — и тут Родди озаряет вдохновение.
— Я знаю! — говорит он, хватаясь за маленькую педальную машину и с трудом протискиваясь на место водителя. — Я буду Юрий Гагарин, это мой космический корабль, и я только что приземлился на Марс.
Ибо, подобно любому другому мальчишке его возраста, Родди преклоняется перед молодым космонавтом. В начале года его даже взяли на встречу с героем, когда тот приезжал на выставку в Эрлз-Корт, и Мортимер держал сына на весу, чтобы мальчик смог пожать руку человеку, долетевшему до звезд. Теперь же, неловко втиснувшись на сиденье слишком маленькой машинки, Родди старательно крутит педали, урча, как настоящий космический двигатель.
— Гагарин — центру управления полетом. Гагарин — центру управления полетом. Как слышите меня?
— А я тогда кем буду? — спрашивает Хилари.
— А ты будешь Лайкой, русской собакой-космонавтом.
— Но она же умерла. Она умерла в своей ракете. Мне дядя Генри говорил.
— Ну тогда просто притворись.
Поэтому Хилари начинает скакать на четвереньках, заливаясь лаем, обнюхивая марсианские скалы и разбрасывая лапами пыль. Ее хватает примерно на две минуты.
— Скучно.
— Заткнись. Майор Гагарин вызывает центр управления полетом. Я благополучно приземлился на Марс и теперь ищу признаки разумной жизни. Пока же я вижу только… эй, а это еще что?
Его внимание привлекает блестящий предмет на полу детской, и он крутит педали изо всех сил; но Хилари добегает первой.
— Полкроны!
Она накрывает монету ладошкой, и глаза у нее победно сияют. Из космического корабля выходит майор Гагарин и нависает над ней.
— Я первый увидел. Отдай.
— Ни за что.
Медленно, однако целенаправленно Родди ставит правую ногу на руку Хилари и начинает давить.
— Отдай!
— Нет!
Ее крик становится визгом, когда Родди усиливает нажим, а затем раздается треск — треск ломающихся и крошащихся косточек. Хилари воет, а ее брат убирает ногу и со спокойным удовлетворением поднимает монету. На полу детской — кровь. Хилари видит ее, вопли становятся еще пронзительнее и неудержимее, пока наконец не выдергивают медсестру Бэклан из ступора, вызванного поглощенным какао.
А внизу парадный ужин в полном разгаре. Гости раззадорили свой аппетит легким супом (сыр стильтон и распаренная тыква) и немного потрудились над форелью (отваренной на медленном огне в сухом мартини и крапивном соусе). Все ждут, когда подадут третье блюдо. Лоренс, сидящий во главе стола, просит прощения и выходит из столовой. Вернувшись, он останавливается рядом с Мортимером — почетным гостем, чье место в центре. Лоренс намеревается ненавязчиво осведомиться о состоянии их сестры.
— И как, по-твоему, держится старая идиотка? — шепчет он.
Мортимер морщится, и в его ответе слышится упрею
— Если ты имеешь в виду Табиту, то она ведет себя прекрасно. Как я и обещал.
— Я просто видел, как вы с нею болтали сегодня на крокетной лужайке. Вид у тебя был довольно серьезный — вот и все. Ведь ничего не случилось, правда?
— Разумеется, нет. Мы просто ходили прогуляться. — Тут Мортимер хватается за возможность сменить тему: — Сады, кстати, смотрятся изумительно. Особенно жасмин: запах просто ошеломляющий. Поделился бы секретом как-нибудь на днях?
Лоренс жестоко хохочет:
— Иногда мне кажется, старина, что ты — такой же чокнутый, как она. У нас в саду нет жасмина. Готов поклясться — ни единой веточки! — Он поднимает голову и видит, как в столовую вносят и ставят на дальний конец стола огромную серебряную супницу. — Ага, а вот и следующее блюдо.
Посреди седла зайца в карри Ребекка слышит сбоку застенчивое покашливание.
— Что такое, Гимор?
— Два слова наедине, если не возражаете, миссис Уиншоу. Боюсь, дело неотложное.
Они удаляются в поперечный коридор, и, когда минуту спустя Ребекка возвращается, лицо ее бледно.
— Дети, — говорит она мужу. — Какое-то глупое происшествие в детской. Хилари повредила руку. Я сейчас отвезу ее в больницу.
Мортимер в панике приподнимается со стула:
— Серьезно?
— Не думаю. Она просто немного расстроена.
— Я еду с тобой.
— Нет, ты должен остаться. Вряд ли это займет больше часа. Оставайся и веселись.
Но Мортимеру не весело. На торжестве он получал удовольствие только от общества Ребекки, на которую за последние несколько лет привык полагаться как на защиту от ненавистного семейства. Теперь же, в ее отсутствие, большую часть вечера вынужден довольствоваться беседой с сестрой Оливией — сухой брюзгливой Оливией, столь непреклонно преданной породе Уиншоу, что даже вышла замуж за одного из собственных кузенов. Она без малейших угрызений совести не прекращает бубнить об управлении поместьем, о рыцарском титуле, который вот-вот должны пожаловать супругу за достижения в промышленности, о политическом будущем ее сына Генри, который наконец проявил достаточно ума и понял, что именно Лейбористская партия открывает перед ним перспективу на получение министерского кресла еще до сорока лет. Мортимер устало кивает этому монологу и время от времени бросает взгляды на другие лица за столом: вот Дороти запихивает еду в рот; ее жених угрюмо сидит рядом, баран бараном; крысиные, расчетливые глазки Марка по-прежнему бдительны; славная бестолковая Милдред рассказывает Томасу какой-то робкий анекдот, а тот слушает с ледяным безразличием торгового банкира, готового отказать мелкому предпринимателю в кредите. И конечно же, Табита — выпрямилась как палка и ни единого слова никому не говорит. Мортимер замечает, что она то и дело посматривает на карманные часы и уже несколько раз просила кого-нибудь из лакеев проверить время по высоким напольным часам в холле. Не считая этого, Табита совершенно неподвижна и не сводит глаз с Лоренса. Как будто чего-то ждет.
