Ящик водки. Том 1 - Кох Альфред Рейнгольдович (онлайн книга без txt) 📗
Игорь Свинаренко, 2002 Пятого, это уж не считая президентов разных стран, чемпионов мира и гениев.
3. Карьерный успех. Он достигал самых высоких постов, какие бывают в журналистике — был главным редактором журнала «Домовой» и собкором в Америке. Вы можете возразить: но министром или хоть замминистра печати он ведь не был! Не был. Но министр — это все-таки уже за пределами журналистского ремесла.
4. Высшая профессиональная награда. Это национальная премия в номинации «Репортер года» (за 1998— 1999 годы).
Премия была ему присуждена Академией свободной прессы и институтом «Открытое общество» (Фонд Сороса). Лично Сорос ее и вручил. 5. Издание собственных книг. А их уже штук пять точно вышло.
Игорь Свинаренко родился в 1957 году в Донбассе. Его отец был первым коллекционером книг и главным матерщинником на всей шахте, что, может, и вызвало у будущего писателя интерес к печатному слову.
Газетную карьеру начал с простеньких заметок и бледных фотографий в «Макеевском рабочем», будучи школьником.
Журналистскую деятельность в начале творческого пути он успешно сочетал с увлечением креплеными винами, уличными драками (приводы в милицию, ножевое ранение) и отличной учебой в школе (окончил с золотой медалью). И это — вполне «гармоническое развитие личности».
Студентом журфака МГУ Свинаренко печатался в больших газетах и интенсивно путешествовал — от Сахалина и БАМа (производственная практика) до Берлина и Лейпцига (где учился год в университете). «Подает надежды», — так охарактеризовал студента Свинаренко его наставник Коля Гоголь, который в 1976 году занимал пост ответсека сахалинской областной газеты (сейчас в Москве издает разные журналы).
После, получив диплом, Свинаренко то работал в газетах, то бросал их; при цензуре это была довольно унылая служба. Оставляя перо, Свинаренко то и дело строил доменные печи, гнал самогон, возводил мосты, лежал на диване, сдавал бутылки, ездил в «шабашки», а также сеял разумное, доброе, вечное в подпольном христианском издательстве, — которое пришло в упадок после того, как в 81-м издатель Саша Сидоров (он же Розанов) был арестован КГБ.
Оставшись тогда без средств к существованию, Свинаренко вынужден был вернуться в газету, где приходилось заниматься литературной поденщиной, однообразие которой иногда удавалось нарушить. Так, работая в калужской газете, он в центральной печати обличал местных начальников, людей темных и недалеких. Те обижались, натравливали на него местный КГБ, ставили «вопрос о пребывании Свинаренко в партии» — пока случайно не выяснили, что он — беспартийный…
Одной из газет, в которых он работал, была «Комсомольская правда». Оттуда его в 90-м году уволили за профнепригодность, чем Свинаренко до сих пор гордится — ведь такой чести удостаиваются далеко не все журналисты.
В очередной раз оставшись без работы, он пошел в «КоммерсантЪ», который тогда был единственной в России независимой газетой, не проходящей цензуру. «Игорь Свинаренко — один из столпов Издательского дома „КоммерсантЪ“, такая же неотъемлемая его часть, как твердый знак, но важнее», — так в рубрике «Звезды прессы» писали о нем «Московские новости» (№ 3, 1996).
В интервью по случаю получения им журналистской премии он сказал: «Еще когда я был стройным юношей, я все про свою газетную работу придумал. С тех пор в рабочее время решаю две задачи: развлекаюсь сам и подаю сигнал порядочным людям, что они не одиноки. (…) Я чувствую себя начинающим репортером приблизительно 23-летнего возраста, несмотря на то что я такой взрослый и толстый» («Коммерсанты, 08.06.99).
Новая жизнь началась смертью Брежнева. Грохот, произведенный уроненным гробом с телом вождя, сравним в этом смысле с залпом «Авроры».
Мало кто знал, что застой на этом кончится… Авторы не знали. Один из них — Кох — подметал в то время улицы Ленинграда, в свободное время постигая экономическую науку в институте. Он мечтал: «Пройдет 20 лет, я буду преподавать в вузе. У меня будет „жигуль“, дача на 6 сотках, в отпуск буду ездить в Сочи, а изредка даже и в Варну!»
Второй автор — Свинаренко — был репортером областной калужской газетки. Он бойко сочинял заметки, пытаясь показать кукиш в кармане, увлекался чтением самиздата и дружил с девушками. Свою жизнь через 20 лет он видел такой: «Издам тонкую книжку очерков, накоплю денег и на них куплю горбатый „Запорожец“, а также разок съезжу в Париж по турпутевке». Давно уже эти мечты кажутся авторам смешными: жизнь оказалась куда богаче. Но настало ли счастье?
Бутылка первая 1982
— Алик! Давай ты первый рассказывай, чем ты лично занимался в год смерти Брежнева Л.И. Итак, 82-й год. Кто ты?
— Я в Питере на четвертом курсе учусь. А осенью начал работать вечерним дворником… Вечерний дворник — это не обычный дворник, который в шесть утра метет двор, снег расчищает, лед откалывает и поребрики чистит. Вечерний дворник работает только тогда, когда в течение дня что-нибудь такое навалило, что никак нельзя терпеть до утра. Обычный дворник не выйдет — у него смена закончилась. Вечерний дворник — человек аврала. Зарплата у него меньше, чем у обычного. Рублей так девяносто — сто двадцать. И работает он меньше. Зато случайно и по вечерам. Самая хорошая работа для студента или аспиранта. Такая работа передавалась «по наследству». От старших товарищей младшим. Мне она досталась на четвертом курсе. Проработал я пять лет. С 1982 года по 1987 год. Уже кандидатом наук был, а все работал. …А ты что делал в это время? — Я как раз прекратил эксперименты, закончил кочевую жизнь, решил бросить якорь в Калуге — восстановил паспорт, официально оформил развод с бывшей женой, встал на воинский учет, получил диплом… Который, после того как в 80-м году я окончил университет, все лежал в деканате. А я те два года работал в шабашках, в самиздате и даже в управлении «Донбассдомнаремонт».
— Ну, шабашки — это само собой. В 82-м меня уж на военные сборы послали, и я не мог шабашить.
Комментарий
Сборы проходили в городе с характерным названием Грязовец Вологодской области. Военно-учетная специальность у нас была «Начальник финансовой службы полка». Сборы длились два месяца. Там мы присягу принимали и офицерское звание получали. С тех пор у меня сложилось устойчивое представление о Советской Армии, которое в двух словах не передашь. Не вдаваясь в детали моей оценки боеспособности наших войск, которая за истекший период вряд ли повысилась, остановлюсь только на двух особенностях, которые меня обескуражили и которые, на мой взгляд, не имеют рационального объяснения и по сей день.
Первое. Я не понимал тогда и не понимаю сейчас, почему солдат может мыться только раз в неделю. Где это, в каком уставе написано, что раз в неделю? А если и написано, то почему написано? Грибок на ногах (сапоги-то б.у.), вонь, портянки в холодной воде толком не отстираешь, подворотничок тоже, я уже не говорю о кожных заболеваниях. Чудовищный фурункулез у рядового состава — обычное дело. Я все понимаю: закалка там, тяжело в ученье — легко в бою и т.д. Но почему солдат должен быть грязным — не понимаю. Отказываюсь понимать. Что, Родина именно этой жертвы требует от солдата? Именно в этом заключается священный долг? И ладно бы не было бани. Так ведь есть. Есть в городе Грязовце баня. И водили нас туда, но раз в неделю. Хорошо, летом можно и холодной водой помыться на улице. Хотя почему не сделать душ? А зимой? Что, генерала Карбышева исполнять? Где у Маркса с Лениным написано, что солдат должен быть грязным? Служба у солдатика и так нелегкая, так нет, придумали еще одно испытание — грязь. Причем казарму драят каждый день. Там от мытья полов аж мокрицы заводятся. Вот драит солдатик эту казарму, драит (больше заняться-то нечем, на стрельбище или там на ОФП офицерам вести солдат лень), а сам думает: «Ну ладно, казарма чистая, отсюда эпидемии ждать не надо. А зачем ее отсюда ждать, когда я сам и есть главный очаг эпидемии. Казарму моют два раза в день, а меня — раз в неделю».
