Отцы наши - Уэйт Ребекка (книги бесплатно TXT, FB2) 📗
— Это хорошо, — ответил Малькольм, пытаясь вспомнить лицо Генри.
Томми кивнул и снова погрузился в молчание. На этот раз Малькольм не знал, как его нарушить.
Но в конце концов Томми произнес:
— А как дела с крофтом [2]?
Малькольму внезапно стало очень и очень стыдно, хотя, казалось бы, какое дело Томми до крофта, он же не за этим приехал.
— Мне пришлось продать его. Когда у Хизер случился первый инсульт. Слишком много возни было с ним, а денег он приносил мало. Совсем никаких денег, честно говоря. А я должен был быть рядом с ней.
— Мне так жаль Хизер, — сказал Томми глухо. — Правда.
Малькольм кивнул. Шесть лет прошло, а он все еще не знал, как реагировать на утешения. Не было никакого утешения.
— А ты? — спросил он, представляя, какие бы вопросы задала Хизер. — Ты женат?
Томми покачал головой и почти улыбнулся, но раздумал.
— Нет. Я нет. — И добавил после паузы: — Но у меня была девушка. Ее звали Кэролайн.
— Господи, — воскликнул Малькольм. — Она не?..
И тут Томми по-настоящему улыбнулся, сделав ртом странное движение, которого Малькольм не помнил.
— Нет, она не умерла. Мы расстались.
— Сожалею, — сказал Малькольм, сознавая, что говорит слишком официальным тоном. Но он чувствовал себя глупо оттого, что подумал, будто отношения могут кончиться только со смертью. — А дети есть?
— Нет. — Томми больше не улыбался.
Малькольм смотрел на него через стол, но Томми больше не распространялся на эту тему, а просто сидел, обхватив кружку руками, как будто ничего не случилось, как будто ему все еще одиннадцать, как будто он никуда не уезжал, а все это время так и сидел здесь тихо, пока Малькольм занимался своими делами и не замечал его.
— Где ты сейчас живешь? — спросил он.
— В Лондоне.
— И давно?
— Порядочно, — ответил Томми и, немного помолчав, добавил: — Я бывал там и сям. Какое-то время провел в Эдинбурге. В Манчестере. Даже в Лиссабоне.
— Я никогда не был в Португалии.
— А ты вообще выезжал из Шотландии?
Малькольм посмотрел на Томми, но лицо его ничего не выражало.
— Нет, — ответил он. — Никогда. Я не был нигде дальше Эдинбурга.
Томми кивнул.
— Мы собирались съездить в Испанию, — продолжал Малькольм. — Мы с Хизер. Но не на пляже лежать и так далее. Хизер хотела увидеть Барселону. Этот… — он, конечно, ни за что теперь не мог вспомнить название, хотя оно было очень красивым, — …собор. И все остальное. Мы уже почти забронировали гостиницу, но тут у Хизер случился инсульт.
Кто-нибудь другой мог бы снова сказать, как ему жаль, но Томми этого не сделал, и Малькольм был ему за это благодарен.
Последовала пауза, потом Малькольм спросил:
— Ты ночевал в Обане?
— Да. Я вчера на поезде доехал до Глазго, а вечером — до Обана. Хотел успеть на паром. — Томми немного поколебался и произнес неожиданно напряженным голосом, как будто заранее репетировал: — Извини, что я на тебя свалился как снег на голову. Могу ли я пожить у тебя немного? Скажем, неделю. Если я не нарушу твоих планов.
— Конечно, Томми, — ответил Малькольм, скрывая озабоченность за радушием, которое даже для него самого звучало фальшиво. — Я буду очень рад.
— Только если я не помешаю, — сказал Томми.
— Конечно, — повторил Малькольм. — Это твой дом.
Не очень удачно сказано. Томми посмотрел на него, и Малькольм, выдержав его взгляд, подумал: «Да, я все понимаю».
— Пойдем приберемся в твоей комнате, — предложил Малькольм. — А потом я займусь ужином.
Он повел Томми наверх по узкой лестнице. Они остановились у первой двери. Это был старый фермерский дом, который реконструировали в шестидесятые и с тех пор, в общем, не трогали. В нем были низкие потолки с балками, камин, двери с щеколдами и сквозняки. Наверху было только три комнаты, еле втиснутые под покатую крышу: одна крохотная пустая, потом спальня Малькольма и Хизер и ванная в конце небольшого коридора. Свободная комната когда-то принадлежала Томми, но Малькольм уже много лет ее так не воспринимал. В то время, когда Томми жил у них, они с Хизер часто слышали через стену, как он кричит во сне. Томми никогда не мог вспомнить, что ему снилось, когда Хизер его будила. Во всяком случае, он так говорил. И он писался в постель, не каждую ночь, недостаточно часто, до самого отъезда с острова. От стыда он приходил в ярость, а Хизер его угешала, говорила ему рассудительно, что это ничего страшного, что простыню можно поменять, что пижаму можно постирать, стиральные машины ведь и созданы для таких случаев. Это же не конец света. Хизер утверждала, что кошмары Томми закончатся, когда он станет старше и прошлое отодвинется дальше, но у Малькольма было свое мнение на этот счет (это он опознал тела, и у него были собственные кошмары).
Потянув за ручку двери, Малькольм думал, что из этого сохранилось в памяти Томми. Комната была в еще большем беспорядке, чем он боялся. Малькольм и Хизер уже давно перестали надеяться, что Томми когда-нибудь приедет их навестить, а своих детей у них не было. Они оставили в комнате одну кровать, да и то только потому, что ее было бы слишком трудно вытащить. Ее не застилали уже много лет, так что матрас был погребен под горой книг и старых журналов. Пол был заставлен коробками, в них лежали вещи им ненужные, но избавиться от них не хватало духу: сломанный приемник, который Малькольм одно время собирался починить, календари, которые каждое Рождество присылала им сестра Хизер и которые Хизер сохраняла ради рецептов (но никогда ими не пользовалась), игрушечный поезд из детства Малькольма, к которому он испытывал странные сентиментальные чувства, туристические буклеты, которые Хизер хранила, потому что, как она говорила, ей нравилось разглядывать фотографии. Культурный слой, нарастающий, когда так долго живешь в одном доме.
Там было и несколько коробок с вещами Хизер: ее одежда и некоторые украшения, сохраненные Малькольмом, плюс початый флакон духов; он иногда прокрадывался сюда и, смущаясь, подносил бутылочку к носу, отчего его захватывало чувство одновременного присутствия и отсутствия жены. Он бы никогда все это не выкинул, но в последнее время стал осознавать, что это странно — держать ее вещи в их спальне, там, где они всегда были: туфли и платья в шкафу, лак для волос и крем для лица на тумбочке. Возможно, размышлял он, в этом есть что-то «нездоровое», как сейчас принято говорить. Во всяком случае, Фиона Маккензи придерживалась именно такого мнения — она добрая женщина, но считает, что все знает лучше всех. Так что перенести все эти вещи в пустую комнату было разумным компромиссом.
В комнате стоял затхлый запах — чувствовалось, что она старая, подумал Малькольм. «Как и я сам», — добавил он про себя. Ему было шестьдесят два, но ощущал он себя старше.
— Тут надо кое-что расчистить, — произнес он и чуть не рассмеялся оттого, каким это было преуменьшением.
— Беспорядок меня не смущает, — ответил Томми.
— Мы можем что-то из этого отнести в сарай. Там в это время года не очень сыро, и я накрою сверху парусиной.
Следующие полчаса они молча работали — спускали коробки и сумки и выносили их в маленький сарайчик на заднем дворе. Тайком, пока Томми был на улице, Малькольм отнес несколько коробок с вещами Хизер, включая ту, где были духи, обратно в свою спальню и аккуратно поставил их на дно шкафа.
Когда большая часть пола и кровать были освобождены от хлама, оба они вовсю чихали. Малькольм подошел к кровати, встал коленями на матрас и стал открывать подъемное окно, — дерево покоробилось, так что оно поддалось только после нескольких рывков. Сырой запах вечернего дождя ворвался в комнату.
— Надо проветрить. Извини, что так пыльно, — он снова огляделся. — Нужно хорошенько пропылесосить.
— Я займусь этим, — сказал Томми.
— Хорошо, — кивнул Малькольм.
Он вытащил из кладовки пылесос и, пока Томми пылесосил, принялся искать чистые простыни, запасное теплое одеяло и подушки, которые, он точно знал, были у Хизер где-то припрятаны. Наконец он нашел их — они были запихнуты на верхнюю полку шкафа у них в спальне. Он боялся, что белье пропахло плесенью, но Хизер все аккуратно упаковала, а одеяло и подушки засунула в большой пластиковый мешок. Чудо, а не женщина.
