Почетный консул - Грин Грэм (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Когда Пларр вышел, он услышал, как машина, дав задний ход, проехала несколько метров. Он постоял, вглядываясь в темноту, пока не увидел при свете звезд, куда его привезли. Это была часть бидонвиля [поселок, построенный бедняками из случайных материалов], тянувшегося между излучиной реки и городом. Проселок был ненамного уже городской улицы, и он едва разглядел хижину из старых бензиновых баков, обмазанных глиной, спрятавшуюся за деревьями авокадо. Когда глаза его привыкли к темноте, Пларр сумел различить и другие хижины, притаившиеся между деревьями, словно бойцы в засаде. Акуино повел его вперед. Ноги доктора тонули в грязи выше щиколотки. Даже «джипу» быстро здесь не пройти. Если полиция устроит облаву, об этом станет известно заранее. Может быть, любители все же что-то соображают.
— Он тут? — спросил Пларр у Акуино.
— Кто?
— О господи, ведь тут на деревьях нет микрофонов. Да конечно, посол!
— Он-то здесь! Но после укола так и не очнулся.
Они старались продвигаться по немощеному проселку как можно быстрее и миновали несколько темных хижин. Стояла неправдоподобная тишина — даже детского плача не было слышно. Доктор Пларр остановился перевести дух.
— Здешние люди должны были слышать вашу машину, — прошептал он.
— Они ничего не скажут. Думают, что мы контрабандисты. И как вы знаете, они не очень-то благоволят к полиции.
Диего свернул в сторону на тропинку, где грязь была еще более топкой. Дождь не шел уже два дня, но в этом квартале бедноты грязь не просыхала, пока не наступит настоящая засуха. У воды не было стока, однако доктор Пларр знал, что жителям приходится тащиться чуть не милю до крана с питьевой водой. У детей — а он лечил тут многих детей — животы были вздуты от недостатка белков в пище. Вероятно, он много раз ходил по этой тропинке, но как ее отличить от других? — когда он посещал здешних больных, ему всегда нужен был провожатый. Пларру почему-то вспомнилось «Сердце-молчальник». Драться с ножом в руке за свою честь из-за женщины было из другой, до смешного допотопной жизни, которая если и существовала теперь, то лишь в романтическом воображении таких, как Сааведра. Понятия чести нет у голодных. Их удел нечто более серьезное — битва за существование.
— Это ты, Эдуардо? — спросил чей-то голос.
— Да, а это ты, Леон?
Кто-то поднял свечу, чтобы он не споткнулся о порог. Дверь за ним поспешно закрыли.
При свете свечи он увидел человека, которого все еще звали отцом Ривасом. В тенниске и джинсах Леон выглядел таким же худым подростком, какого он знал в стране по ту сторону границы. Карие глаза были чересчур велики для его лица, большие оттопыренные уши придавали ему сходство с маленькой дворняжкой, которые стаями бродят по barrio popular [квартал, околоток бедноты (исп.)]. В глазах светилась все та же мягкая преданность, а торчащие уши подчеркивали беззащитность. Несмотря на годы, его можно было принять за робкого семинариста.
— Как ты долго, Эдуардо, — мягко упрекнул он.
— Пеняй на своего шофера Диего.
— Посол все еще без сознания. Нам пришлось сделать ему второй укол. Так сильно он вырывался.
— Я же тебе говорил, что второй укол — это опасно.
— Все опасно, — ласково сказал отец Ривас, словно предостерегал в исповедальне от соблазнов плоти.
Пока доктор Пларр раскрывал свой чемоданчик, отец Ривас продолжал:
— Он очень тяжело дышит.
— А что вы будете делать, если он совсем перестанет дышать?
— Придется изменить тактику.
— Как?
— Придется объявить, что он был казнен. Революционное правосудие, — добавил он с горькой усмешкой. — Прошу тебя, пожалуйста, сделай все, что можешь.
— Конечно.
— Мы не хотим, чтобы он умер, — сказал отец Ривас. — Наше дело — спасать человеческие жизни.
Они вошли в другую комнату — их было всего две, — где длинный ящик — он не понял, что это за ящик, — застелив его несколькими одеялами, превратили в импровизированную кровать. Доктор Пларр услышал тяжелое, неровное дыхание человека под наркозом — тот словно силился очнуться от кошмара. Он сказал:
— Посвети поближе.
Нагнувшись, он поглядел на воспаленное лицо. И долгое время не мог поверить своим глазам. Потом громко захохотал, потрясенный тем, что увидел.
— Ох, Леон, — сказал он, — плохо же ты выбрал профессию!
— Ты это к чему?
— Лучше вернись под церковную сень. Похищать людей не твоя стихия.
— Не понимаю. Он умирает?
— Не беспокойся, — сказал доктор Пларр, — он не умрет, но это не американский посол.
— Не…
— Это Чарли Фортнум.
— Кто такой Чарли Фортнум?
— Наш почетный консул. — Доктор Пларр произнес это так же издевательски, как доктор Хэмфрис.
— Не может быть! — воскликнул отец Ривас.
— В жилах Чарли Фортнума течет алкоголь, а не кровь. Морфий, который я вам дал, не подействовал бы на посла так сильно. Посол остерегается алкоголя. Для сегодняшнего обеда пришлось добывать кока-колу. Мне это рассказывал Чарли. Немного погодя он придет в себя. Пусть проспится. — Однако не успел он выйти из комнаты, как человек, лежавший на ящике, открыл глаза и уставился на доктора Пларра, а тот уставился на него. Надо было все же удостовериться в том, что тебя узнали.
— Отвезите меня домой, — сказал Фортнум, — домой. — И перевернулся на бок в еще более глубоком забытьи.
— Он тебя узнал? — спросил отец Ривас.
— Почем я знаю?
— Если он тебя узнал, это сильно осложняет дело.
В соседней комнате зажгли вторую свечу, но никто не произносил ни слова, будто все ждали друг от друга подсказки, что делать дальше. Наконец Акуино произнес:
— Эль Тигре будет недоволен.
— Чистая комедия, если подумаешь, — сказал доктор Пларр. — Наверное, тот самолет, что я слышал, был самолетом посла, и посол на нем улетел. Назад в Буэнос-Айрес. Не пойму, как же на обеде у губернатора обошлись без переводчика?
Он перевел взгляд с одного лица на другое, но никто не улыбнулся в ответ.
В комнате было два незнакомых ему человека, но Пларр заметил еще и женщину, лежавшую в темном углу, — сначала он принял ее за брошенное на пол пончо. Один из незнакомцев был рябой негр, другой индеец — сейчас он наконец заговорил. Слов понять Пларр не мог, говорил он не по-испански.
— Что он сказал, Леон?
— Мигель считает, что его надо утопить в реке.
— А ты что сказал?
— Я сказал, что, если мертвеца найдут в трехстах километрах от машины, полицию это очень заинтересует.
— Дурацкая идея, — сказал доктор Пларр. — Вы не можете убить Чарли Фортнума.
— Я стараюсь даже мысленно не употреблять таких выражений, Эдуардо.
— Разве убийство для тебя теперь только вопрос семантики? Правда, семантика всегда была твоим коньком. В те дни ты объяснял мне, что такое троица, но твои объяснения были куда сложнее катехизиса.
— Мы не хотим его убивать, — сказал отец Ривас, — но что нам делать? Он тебя видел.
— Он ничего не будет помнить, когда проснется. Чарли все забывает, когда напивается. Как же вас угораздило совершить такую ошибку? — добавил доктор Пларр.
— Это я должен выяснить, — ответил отец Ривас и заговорил на гуарани.
Доктор Пларр взял одну из свечей и подошел к двери второй комнаты. Чарли Фортнум мирно спал на ящике, словно у себя дома на большой медной кровати, где обычно лежал на боку возле окна. Когда доктор спал там с Кларой, брезгливость заставляла его ложиться с левого края, ближе к двери.
Лицо Чарли Фортнума, сколько он его знал, всегда выглядело воспаленным. У него было высокое давление, и он злоупотреблял виски. Ему шел седьмой десяток, но жидкие волосы сохранили пепельную окраску, как у мальчика, а румянец неопытному глазу мог показаться признаком здоровья. У него был вид фермера, человека, который живет на открытом воздухе. Он и правда владел поместьем в пятидесяти километрах от города, где выращивал немного зерна, а больше матэ. Он любил трястись от поля к полю на старом «лендровере», который звал «Гордость Фортнума». «Ну-ка, галопом, — говорил он, со скрежетом переводя скорость, — гопля!»
