Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана (читать книги полностью без сокращений TXT) 📗
Я взяла ее за руку.
– Идем, – сказала я. – Ни к чему тут стоять.
Я повела ее прочь, и она слушалась меня, как малое дитя.
– Я уложу ее в постель, – сказала я Джону.
Он кивнул и сказал: «Да». Голос его звучал глухо и пыльно. У него едва хватало сил смотреть на Миссиз. Он медленно поднял руку, указывая на пробитый потолок. Это был жест утопающего, подхваченного сильным течением и уже смирившегося со своей участью.
– Я это поправлю, – сказал он.
Спустя час, когда Миссиз была уже умыта, переодета в чистую рубашку и уложена в постель, я застала Джона там же, где его оставила. Он замер, не сводя взгляда с точки, в которой недавно стояла Миссиз.
Когда на следующее утро Миссиз не появилась на кухне, я отправилась ее будить, но она уже не могла проснуться. Ее душа покинула нас, улетев через дыру в крыше.
– Мы ее потеряли, – сказала я на кухне Джону. – Она умерла.
Выражение его лица не изменилось. Он по-прежнему смотрел в пространство, словно не расслышал моих слов.
– Да, – наконец произнес он почти беззвучно. – Да.
У меня было такое чувство, что наш мир пришел к концу. Мне хотелось только одного: сидеть неподвижно, как Джон, ничего не предпринимая и глядя в никуда. Но время отнюдь не остановилось. Я слышала стук своего сердца, отмеряющего секунду за секундой. Я испытывала все возрастающие голод и жажду. Мне было так грустно, что я легко примирилась бы с собственной смертью, однако вместо этого я была скандальным и абсурдным образом жива – и даже слишком жива, потому что, могу поклясться, явственно ощущала, как растут мои волосы и ногти.
При всей тяжести на сердце, я не могла, подобно Джону, отдаться на волю судьбы. Эстер исчезла; Чарли исчез; Миссиз исчезла; Джон в известном смысле исчез тоже, хотя я надеялась, что он еще вернется. И теперь настал черед той самой «девочки из мглы»: ей пора было выходить на первый план. Время игр закончилось, надо было взрослеть.
– Я заварю чай, – сказала я.
Это прозвучал не мой прежний голос. Другая девочка – толковая, умелая, нормальная девочка – брала бразды правления в свои руки. Она, похоже, знала, что нужно делать. Впрочем, я не так уж сильно этому удивилась. Разве я до того не проводила большую часть своего времени, следя за другими людьми – следя за Эстер, следя за Миссиз, следя за жителями деревни?
И вот сейчас я тихонько наблюдала за тем, как эта нормальная девочка ставит на огонь чайник, отмеряет порцию чая из жестянки, заваривает его и разливает в чашки. Она положила два кусочка сахара Джону и три кусочка мне. Все было готово. Я отхлебнула из чашки и, когда горячий сладкий чай достиг моего желудка, наконец-то перестала дрожать.
СЕРЕБРЯНЫЙ САД
Еще до пробуждения я почувствовала: что-то изменилось. Спустя мгновение, еще не открыв глаза, я поняла, что это было. Это был свет.
Исчез тоскливый сумрак, населявший мою комнату с самого начала месяца; исчезли таившиеся по углам хмурые тени; исчезло ощущение безысходности. Светлый прямоугольник окна излучал мерцающее сияние, которое проникало повсюду в моей комнате. Я так давно его не видела, что испытала бурный прилив радости, как будто закончилась не просто ночь, но и вся зима. Это действительно напоминало приход весны.
Кот сидел на подоконнике, глядя на пейзаж по ту сторону стекла. Услышав, как я пошевелилась, он спрыгнул на пол и подбежал к двери, просясь наружу. Я быстро оделась, и мы с котом проследовали вниз по лестнице на кухню, а оттуда в сад.
Я осознала свою ошибку, только когда вышла за порог. Это был не день, и это было не солнце. Сад заливал яркий лунный свет, серебря ветви деревьев и поверхности скульптур. Я остановилась и поглядела на луну. Ее огромный, идеально круглый диск сиял посреди безоблачного небосвода. Завороженная этим зрелищем, я могла бы простоять тут до рассвета, но меня отвлек кот, нетерпеливо потершийся о мою ногу. Я наклонилась, чтобы его погладить, однако он сразу после моего прикосновения побежал вперед по дорожке, а через несколько ярдов стал и оглянулся, как будто приглашая меня следовать за ним.
Я подняла воротник пальто, сунула руки в карманы и пошла за котом.
Он повел меня по тропе, огражденной живыми изгородями из тиса; кусты слева были ярко освещены луной, а правая изгородь терялась в тени. Затем мы свернули к розарию, где голые ветви напоминали беспорядочно наваленные кучки хвороста, а окружавшие их самшитовые изгороди изгибались в причудливом елизаветинском стиле и, под разными углами попадая под лунный свет, местами отливали серебром, а местами зияли черными провалами теней. Я несколько раз останавливалась, привлеченная то блеском одинокого листика плюща, выигрышно повернутого по отношению к луне, то видом древнего дуба, с изумительной ясностью очерченного лунными штрихами на фоне ночного неба. Однако кот не позволял мне надолго задерживаться; он уверенно и целенаправленно шел впереди, задрав хвост трубой и сигнализируя им, как туристический гид тростью-указкой: «Сюда! Следуй за мной!» Он вскочил на каменный парапет фонтана и двинулся по нему, игнорируя завлекательную игру напоминающих серебряные монетки лунных бликов на поверхности воды. Поравнявшись с арочным входом в зимний сад, он спрыгнул с парапета и прямиком устремился к арке.
Тут кот приостановился, поглядел направо, налево. Наконец, что-то заметив, он скользнул в том направлении, и я потеряла его из виду.
Заинтригованная, я также дошла до арки и осмотрелась.
Зимний сад выглядит очень по-разному в зависимости от сезона и от времени суток. Обычно он оживает при свете дня, тогда как ночному гостю нелегко оценить его прелести по достоинству. Сейчас было слишком темно, чтобы увидеть распластанные низко над черной землей листья чемерицы; слишком рано для цветения подснежников; слишком холодно для того, чтобы волчеягодник начал испускать свой легкоузнаваемый аромат. Правда, уже близился срок виргинской лещины, чьи ветви очень скоро должны были покрыться трепещущими желто-оранжевыми кисточками, но пока что ее главным украшением являлись сами эти ветви, перевитые в изящном кружевном узоре.
А внизу, под этими ветвями, я разглядела контуры согнувшейся человеческой фигуры.
Я замерла на месте.
Фигура деловито ковырялась в земле, выдыхая клубы пара и сопя от усердия.
Очень медленно и долго тянулась та секунда, в течение которой я попыталась осмыслить факт присутствия еще одного человеческого существа ночью в саду мисс Винтер. Некоторые варианты я отбросила сразу, не тратя ни доли секунды на их обдумывание. Это не мог быть Морис. Хотя его появление здесь и представлялось более вероятным, нежели чье-либо еще, но сейчас я видела перед собой не его жилистую фигуру и характерные для него скупые, выверенные движения. Это не могла быть Джудит. Аккуратная, сдержанная Джудит с ее безупречно чистыми ногтями, гладко зачесанными волосами и начищенными туфлями – и вдруг копается в грядке посреди ночи? Исключено. Итак, эти две кандидатуры отпали с ходу.
Посему на протяжении всей этой долгой секунды я добрую сотню раз прокрутила в голове только две мысли: «Это мисс Винтер» и «Это не может быть мисс Винтер».
Это была мисс Винтер, потому что – потому что это была она. Я ее узнала. Я ее почувствовала. Несомненно, это была она.
Это не могла быть мисс Винтер. Мисс Винтер была разбита болезнью и передвигалась только в инвалидной коляске. Мисс Винтер не смогла бы выдернуть сорняк из грядки, не говоря уже о том, чтобы, сидя на корточках, рыть землю с такой неистовой энергией.
Значит, это была не мисс Винтер.
Кто же тогда это был в таком случае?
Первая секунда замешательства медленно прошла. Следующая секунда промелькнула, как вспышка.
Фигура прекратила свою возню… поднялась… повернулась… И я все поняла.
Глаза мисс Винтер – яркий, неестественно зеленый цвет.
Но лицо не мисс Винтер.
Это было даже не лицо, а просто кусок плоти, покрытый шрамами, испещренный темными пятнами и прорезанный глубокими трещинами – гораздо глубже обычных морщин. Щеки напоминали два печеных яблока неодинакового размера. Губы были перекошены, причем с одного края они сохранили безупречный изгиб, намекавший на былую красоту, тогда как на другой половине лица их заменяли туго закрученные белые жгуты шрамов.
