Домино - Кинг Росс (электронная книга TXT) 📗

— По-видимому, это был все-таки Прицциелло, — пробормотал Андзоло себе под нос, — а не Тристано, кто…

— Ну конечно же, Прицциелло, — с ликующим видом перебил его Беллони. — Маскировка полнейшая — до неузнаваемости! Да я бы и сам сроду не догадался!

— Не догадался о чем? — Андзоло нахмурился пуще прежнего.

— Что это был мужчина! — Беллони сиял от радости. — Просто идеал травести — точь-в-точь дама, signore. Да нет, я бы в жизни не угадал! Этот маленький проныра мог бы весь мир обвести вокруг пальца!

Брови Андзоло сошлись еще ближе и нависли над глазами, скрыв их полностью.

Губы Беллони дрогнули было в улыбке, но она мгновенно соскочила с его лица.

— Что? — промямлил он. — Что?!

Внезапно торговца осенило. Великий поставщик маскировок, свидетель всевозможнейших видов обмана и укрывательства, он вдруг до конца осознал значение произнесенных им слов.

— Пресвятая Богоматерь, — заплетающимся языком прошептал он, глядя, как Андзоло, которому тоже стало все ясно, поднимает дуло пистолета. — Пречистая Дева Мария, многомилостивая…

Тристано добрался до Венеции, когда совсем рассвело. Путь по покрытой рябью водной поверхности от Фьюзины на материке до канала Каннареджо занял почти час. Шел слабый дождь; верхушки колоколен и башен с часами окутывал туман. Тристано должен был встретиться с английским лордом в palazzo по ту сторону Большого канала от Санта Мария делла Салюте, однако по прибытии его известили, что лорд — очевидно, беспутный малый — еще не вернулся с ночного празднества. Известно ли, сколь долго можно ожидать его запоздалого появления? Хлопавший ресницами слуга в ответ только покачал головой.

Когда дорожную кладь проволокли через затвор шлюза, Тристано в piano nobile [95] с нетерпением стал дожидаться возвращения лорда. Ему принесли кофе, спустя час-другой — вина. На закуску подали маринованные сардины, вымоченные в низкосортном белом вине. Блюдо было отвратительное и вызывало тошноту: повар, с ухмылкой пояснил слуга, сейчас на загородной вилле, и потому рыбу он приготовил сам. Тристано мерил шагами portego из угла в угол. Пять раз он обращался с просьбой заглянуть в спальню лорда — нет ли его там. Пять раз слуга приходил обратно с неизменной ухмылкой. Нельзя ли узнать, по крайней мере, где именно лорд давал волю своим прихотям? Слуга снова принялся вовсю моргать, и только после множества настойчивых расспросов и готовых подсказок, дополненных неотразимым побудительным средством в виде пяти серебряных цехинов, новоявленный Бригелла назвал знакомый всем и каждому дом развлечений в Сан-Поло. Тристано поинтересовался, нельзя ли ему направить в это… м-м-м… заведение записку? Нет, никак нельзя, последовал ответ: все слуги до единого сейчас, вместе с поваром, на загородной вилле; отнести записку попросту некому.

Уже далеко за полдень Тристано вызвал гондолу. Она повезла его через Сан-Марко по зловонным, заштрихованным дождем проходам Рио-Сан-Моизе к Рио-Сан-Лука, до Сан-Поло близ палаццо Коччина. Далее, в туго стянутой в поясе черной velada [96] с развевающимися полами, он прошел пешком к Фондамента делла Тетте. Ветер рвал зонтик у него из рук, а дождь выбивал дробь по шелковому куполу.

Фондамента делла Тетте отнюдь не пустовала. Подметальщик улиц толкал пустую тачку в лабиринт calli, разбегавшихся по сторонам; на мостовой, прислонившись к стене, сидел старик с пустой чашкой для милостыни; неизвестно откуда взявшийся петушок целеустремленно вышагивал в сторону Кампо-Сан-Поло. Тристано заторопился в противоположном направлении, нырнув под сводчатый проход с замковым камнем в виде нахмуренного лица. Он оказался в небольшом мощеном дворике, покрытие которого блестело от влаги. Высокий palazzetto с нешироким фасадом, нависающим выступом и свежевыкрашенным старинным деревянным портиком смотрел на тщательно ухоженный огород с фонтаном возле самшитового дерева, ветви которого роняли дождевые капли. Над портиком находился балкончик с витой чугунной решеткой, эркеры и легкий карниз, также окрашенный. Юная девушка, загораживая себя шелковым зонтиком, похожим на зонтик Тристано, спускала на веревке с балкона корзину, наполненную виноградом и гранатами. Высоко над ней вздымалась конусообразная дымовая труба; пятно дыма казалось в дождевой пелене намокшим тяжелым клочком шерсти.

Тристано дождался, пока девушка поднимет груз. Цвет ее лица был таким нежным и девственным, что она походила скорее на певицу или музыкантшу в одном из самых известных городских ospedali [97] — Пьета, Мендиканти или Инкурабиль, нежели на обитательницу не менее пресловутого городского борделя. Тристано знал, впрочем, что между двумя учреждениями существовала самая тесная связь: многие юные выпускницы приютов обретали приют под иным кровом, чем и объяснялась присущая некогда венецианским куртизанкам редкая утонченность. Большинство этих созданий начинало жизнь (как, например, Маддалена) подкидышами на ступенях лечебницы или церкви, но столь низкое происхождение ни о чем не говорило, поскольку такие найденыши нередко являлись отпрысками в высшей степени благородных семейств, кои — вполне оправданно — соблюдали строжайшую экономию по части наследников. В результате подобной практики только один сын, обыкновенно самый младший, вступал в брак, тогда как его братья лишались возможности расплодиться — и тем самым раздробить древний род и столетиями накопленное фамильное состояние. Разве мало великих семейств погубило себя посредством беспутных порождений чресл собственных сынов? Однако для этих сыновей оставаться холостыми вовсе не означало сохранять целомудрие: они скрашивали скорбное домашнее одиночество услугами любовниц, которые пользовались большим спросом и время от времени, следуя природному ходу вещей, одаривали их младенцами. Законнорожденность этих нежелательных подношений, ввиду тех правил, по которым они и явились в мир, никогда не признавалась, и потому они препровождались в ospedali. По достижении требуемого возраста девушки становились или музыкантшами, или же любовницами нового поколения вынужденных холостяков, а порой совмещали в себе и то и другое. Едва девушка подняла корзину наверх и скрылась из виду, Тристано постучал в дверь этого внушающего доверие дома: на его зов явилась служанка, которая проворно пригласила свою хозяйку. Миловидная девица была одета с большой пышностью: на ней красовалось расшитое золотом платье с низким decolletage и широко раздутые юбки, отделанные кружевом. На искусно подрумяненной щеке, возле больших подведенных глаз чернела мушка.

— Signora, — нерешительно проговорил Тристано, с поклоном снимая шляпу.

Девица скороговоркой бросила какую-то фразу служанке, которая тотчас исчезла. Ох, уж эти венецианцы! Тристано едва улавливал смысл ими сказанного: сплошь шепелявят, глотают гласные, комкают слоги, пропускают слова — ничего не разобрать. Он почувствовал, что краснеет.

— Signora, — повторил он, внезапно ощутив в себе силу родного, необработанного крестьянского наречия. Тристано владел голосом, возможно, лучшим из тех, что когда-либо слышались в храмах и театрах Венеции, однако у Флориана и в других кафе завсегдатаи высмеивали его якобы вульгарную речь и неправильное произношение. Пел он как ангел, а говорил, казалось его собеседникам, будто козопас.

Однако девица, не выказав и тени насмешки, приветливо улыбнулась и потупила глаза.

— Не бойтесь, — произнесла она чуточку медленней, и звучание ее слов походило на текучий плеск фонтана у дверей. — Я знаю, зачем вы пришли, signore.

Итак, этот юный английский лорд ожидает его здесь. Впору только диву даваться, хотя не исключено, что его светлость использует публичный дом наподобие своего клуба в Лондоне, куда ему доставляются газеты и письма, трубка из табачной лавки и одежда от портного. Насколько же все-таки цивилизованы эти англичане! — усмехнулся про себя Тристано. Девица впустила Тристано в дом, отняла зонтик, с которого вода стекала ручьем, и поместила его в корзину у двери, наполненную до краев — силы небесные! — доброй полудюжиной столь же мокрых зонтиков. Выходит, ни дождь, ни неурочный час, ни время года не оказывали ни малейшего влияния на негоции хозяйки. Хозяйка подвела Тристано к основанию несоразмерно величественной лестницы, достаточно широкой для целой процессии. В комнатке слева Тристано увидел молодую девицу в дезабилье, которая обесцвечивала свои длинные волосы зловонной серно-свинцовой мазью с квасцами. В другой комнатке две девицы, одетые более строго, упражнялись на скрипках; третья, сидевшая рядом, читала книгу.