Человек воды - Ирвинг Джон (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗

Бигги наверняка расстроилась бы, узнав об этом.

Наверняка…

«Бигги, ты можешь не поверить, но… когда идут на утиную охоту, то всегда надевают презерватив. Это старый охотничий способ предохраниться от холода. Видишь ли, все охотники надевают презерватив, перед тем как лезть в ледяную воду за подстреленной уткой — когда у них нет при себе собаки, как не было у нас. Он действует по тому же принципу, что и водолазный костюм…» Или же — он бредет через двор Габсбургов по площади Героев — «поичина того, что на мне оказалась эта невероятная резиновая штуковина, которую позабыл снять, кроется в моей новой работе в качестве демонстрационной модели для Службы здоровья студентов' ° которой я не решился тебе сказать. Мне не говорили, что у них будут проводиться занятия по использованию противозачаточных средств, разумеется, студенты были поражены…».

Но Богус ощущает на себе каменный взгляд купидонов; проходя мимо барочных херувимов и голубиных насестов на величественных дворцовых зданиях, он понимает, что Бигги не провести на мякине. Слишком хорошо она знакома с моими выдумками.

Он наблюдает за трамваями, снующими по Бург-Ринг, их резкие звонки перекликаются друг с другом. Внутри от дыхания пассажиров на стеклах образовались проталины, и люди сквозь них выглядят как пальто, которые висят на вешалках с хозяевами внутри. Они сталкиваются и покачиваются при каждом крене трамвая; их руки держатся за поручни выше уровня окна, и Богус может видеть лишь то, что они подняты, как у детишек в школе или как у солдат на митинге.

Желая убить послеполуденное время, Трампер читает на ободранном киоске, куда можно пойти. Время пройдет не так болезненно, решает он, среди какого-нибудь воскресного дневного представления для детей и — о чудо! — находит то, что искал: чуть выше по Стадионгассе, за зданием парламента.

В программу входит несколько различных коротких инсценировок и один американский вестерн. Трампер совершает путешествие в Ирландию, любуется на счастливых крестьян. На Яве гид рассказывает путешественникам о национальной забаве: о боксе ногами. Но Богус и детишки нетерпеливы — они хотят вестерн. И вот, наконец, показывают вестерн. Джимми Стюарт, англоязычный, говорящий почти одновременно с дублирующим на немецкий актером. Индейцы не хотят железной дороги. Таков сюжет.

Джимми Стюарт выпускает весь заряд карабина с бедра; а это, должно быть, убитая ранее Шейли Уинтер со стрелой, застрявшей в ее роскошной груди Кто бы она ни была, она вываливается из притормозившего вагона, падает в канаву, потом в ручей, где ее топчут дикими лошадьми, случайно проходившими мимо, и подвергают развратным действиям со стороны индейца, которому не хватило смелости атаковать поезд. Ее принуждают терпеть все эти ужасы до тех пор, пока она не находит спрятанный меж ее кровоточащих прелестей «дерингер» [29], которым она проделывает большое отверстие в горле индейца. И только после этого она встает во весь рост, облепленная мокрым от крови и воды платьем, и кричит: «Hilfe!» [30] — одновременно с этим выдергивая стрелу, застрявшую в ее тяжелой титьке.

Перекусив масленой сосиской и выпив молодого вина, Трампер уселся в «Аугустинер-Келлер», слушая старинный струнный квартет и размышляя о том, что было бы весьма интересно повстречаться с голливудскими красавицами, при этом он надеялся, что у них не у всех в ложбинке между грудей растут волосы.

Когда он возвращался обратно в «Таши», зажигались уличные фонари, но как-то судорожно, то вспыхивая, то угасая, без той точности заводного механизма, которая свойственна фонарям Айова-Сити; видимо, венское электричество являлось современным усовершенствованием газовых рожков. Перед кофейней на Пранкенгассе с ним заговорил какой-то мужчина.

— Grajak ok bretzet, — кажется, произнес он, и Трампер остановился, пытаясь определить этот странный язык. — Bretzet, jak, — сказал мужчина, и Трампер подумал: «Чешский? Венгерский? Сербохорватский?» — Gra! Nucemo paz! — выкрикнул незнакомец. Он на что-то сердился и погрозил ку-лаком Трамперу.

— Ut boethra rast, kelk? — спросил Богус. Нижний древнескандинавский не причинил зла еще ни единой душе.

— Gra? — подозрительно откликнулся мужчи-на — Grajak, ok, — добавил он более доверительно. Затем радостно заорал: — Nucemo paz tzet!

Богус выразил сожаление, что он не понимает, и заговорил на нижнем древнескандинавском:

— Ijs kik…

— Kik? — прервал его мужчина, улыбаясь. — Gra, gra, gra! Kik! — выкрикнул он, пытаясь пожать Богусу руку.

— Gra, gra, gra! — повторил Богус и пожал протянутую руку, а человек размахивал руками и бормотал: «Gra, gra», убежденно кивал головой, потом повернулся и, спотыкаясь, побрел к обочине, словно слепой, который на ощупь отыскивает тротуар: он осторожно ставил ногу и защищал руками промежность.

Богус подумал, что это было похоже на беседу с мистером Фитчем. Затем он угрюмо уставился на газетный обрывок на тротуаре: он казался нечитабельным, с текстом, набранным шрифтом, который напоминал кириллицу; буквы скорее походили на нотную грамоту, чем на части слов. Он огляделся вокруг в поисках маленького человечка, но того и след простыл. Статья, вырванная из какой-то газеты на странном языке, видимо, была важной — фразы были подчеркнуты шариковой ручкой, пометки на полях энергично выведены теми же самыми буквами, — поэтому он сунул загадочный обрывок в карман.

Трампер почувствовал, как у него в голове все плывет. Вернувшись в «Таши», он попытался сконцентрироваться на чем-нибудь хорошо знакомом, что могло бы вернуть его домой. Он сделал попытку напечатать рецензию на вестерн, но умляуты только расстроили его, к тому же он обнаружил что забыл название фильма. «Как далеко можно уйти со стрелой в сиське?» И в этот самый момент словно в ответ на его мысли, биде внизу начали свой ночной концерт.

Богус поймал свое отражение в вычурном французском оконце, расположенном почти под потолком: он и его пишущая машинка занимали лишь нижнюю часть в углу. Пытаясь спасти свою маленькую, тонущую душу, он вырвал листок с ре. цензией из пишущей машинки и, избегая умляутов попытался написать письмо жене.

«Пансион „Таши“

Шпигельгассе, 29

Вена, Австрия

Дорогая Бигги!

Думаю о тебе, Кольм, и о тебе, Бигги, о той ночи в Восточном Ганнене в Вермонте, когда твой пупок вздулся. Ты была на восьмом месяце беременности, Биг, когда твой пупок выскочил наружу.

Мы тряслись три часа от Огромной Кабаньей Головы в стареньком, продуваемом насквозь «фольксвагене» Коута с отсутствующим верхом. В Портсмуте было облачно; и в Манчестере, Петербурге и Кини тоже было облачно. И каждый раз Коут повторял:

— Надеюсь, что не будет дождя.

Трижды я менялся с тобой местом, Биг. Тебе было неудобно. И трижды ты говорила:

— О господи, я такая огромная!

— Как полная луна, — сказал тебе Коут. — Ты просто восхитительна.

Но ты продолжала жаловаться, Бигги, — все еще страдала от грубой выходки моего отца, который обвинил нас в распутстве и в безответственном браке.

— Взгляни на это по-другому, — посоветовал тебе Коут. — Подумай, как счастлив будет малыш, у которого такие юные родители.

— И подумай о генах, — сказал я тебе. — Какой совершенный набор! Но ты возразила: — Я устала думать об этом ребенке.

— Хорошо, тогда вы оба взгляните на это по-другому, — нашелся Коут. — Теперь вам не нужно принимать никаких решений.

— Никто и не принимал никаких решений, — возразила ты бедному Коуту, который только хотел подбодрить нас. — Богус никогда на мне не женился бы, если бы не этот ребенок.

Но я лишь сказал:

— Вот мы и в Вермонте. — Мимо окон пробегали ржавые конструкции моста через Коннектикут.

Ты никак не хотела оставить эту тему, Бигги, хотя мы не раз обсуждали с тобой это, и у меня не было никакого желания начинать все сначала.