Улей - Села Камило Хосе (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
— И вы поженитесь?
— Да, когда будет возможность. Он говорит, что хочет испытать меня, вступать в брак — это, говорит он, как дыню покупать, сперва надо на вкус попробовать. Думаю, что он прав.
— Может быть. А что он делает, твой друг?
— Да знаешь ли, милая, сейчас он, по правде говоря, делать-то ничего не делает, но со временем что-нибудь подвернется. Верно ведь?
— Ну ясно, обязательно подвернется.
Отец Марибели когда-то, много лет назад, держал скромную корсетную мастерскую на улице Ко-лехиаты, но корсетную эту пришлось продать, потому что его жене Эулохии взбрело в голову, что выгодней открыть дешевый бар на улице Адуана. Бар Эулохии назывался «Земной рай», и дела в нем шли неплохо, пока хозяйка не спятила с ума и не сбежала с гитаристом, беспробудным пьяницей.
— Какой стыд! — говорил дон Браулио, папаша Марибели. — Моя супруга связалась с таким подонком! Да он уморит ее голодом!
Бедняга дон Браулио вскоре скончался от пневмонии, и на его похороны явился в строгом трауре и с сокрушенной миной тот самый Пако Сардина, который сожительствовал с Эулохией в Нижнем Карабанчеле.
— Ну, что такое человек? Прах! — говорил Сардина на похоронах брату дона Браулио, прибывшему на погребение из Асторги.
— Да, да!
— Единственное, чем мы владеем, — это жизнь. Не правда ли?
— О да, вполне согласен, единственное, — отвечал дон Бруно, брат дона Браулио, когда они ехали в автобусе по Восточному шоссе.
— Брат ваш был хорошим человеком, упокой Господь его душу!
— Еще бы! Не был бы он хорошим, он бы душу из вас выколотил.
— И то правда!
— Я думаю! Но я всегда говорю: в нашей жизни надо быть терпимым.
Сардина не ответил. А про себя подумал, что дон Бруно — вполне современный человек.
«Вот это мне нравится! Мировой дядька, по-настоящему современный! Хотим мы или не хотим, а таков дух времени, ничего не попишешь!»
Дона Рикардо Сорбедо не очень-то убеждали аргументы его подруги.
— Может, и так, малышка, но пока эта музыка тянется, мне ведь надо чем-то наполнять желудок, как ты думаешь?
— Все равно побереги нервы, не горячись, не стоит того. Вспомни поговорку: самая страшная беда, и та не на года.
Когда происходил этот разговор, дон Рикардо Сорбедо и Марибель сидели в кабачке на улице Майор, напротив Управления полиции, за двумя рюмками белого вина. У Марибели завелась песета, и она предложила дону Рикардо:
— Зайдем куда-нибудь, выпьем белого. Надоело мне бродить по улицам и мерзнуть.
— Ладно, пойдем куда хочешь.
Парочка поджидала друга дона Рикардо, молодого поэта, который иногда угощал их кофе с молоком и даже с булочкой. Друг дона Рикардо, юноша по имени Рамон Маэльо, не то чтобы купался в роскоши, но и голодать по-настоящему не голодал. Жил он в семье и всегда как-то устраивался, чтобы в кармане было несколько песет. Родители его снимали квартиру на улице Аподаки, над галантерейной лавчонкой Трини, и хотя поэт не ладил со своим отцом, уйти из дому все же не решался. Здоровье у Рамона Маэльо было слабое, уйти из дому означало бы для него верную смерть.
— Слушай, ты думаешь, он придет?
— Конечно, придет, Рамон — парень серьезный. Немного похож на лунатика, это да, но серьезный и услужливый, он обязательно придет.
Дон Рикардо Сорбедо отхлебнул глоток и задумался.
— Скажи, Марибель, чем оно отдает? Марибель тоже отпила глоток.
— Ей-Богу, не знаю. По-моему, вино как вино.
Уже несколько секунд дон Рикардо чувствует невыносимое отвращение к своей подруге.
«Курица безмозглая», — думает он.
Марибель этого не замечает. Бедняжка никогда ничего не замечает.
— Посмотри, какой чудный кот. Наверно, он очень счастливый кот. Правда?
Черный, лоснящийся, откормленный и отоспавшийся кот со степенным и мудрым, словно у аббата, видом прогуливался по фундаменту, старинному почтенному фундаменту, выступающему не меньше чем на ладонь.
— А мне кажется, что это вино отдает чаем, вкус у него — точно как у чая.
За стойкой несколько водителей такси потягивают вино из стаканов.
— Смотри, смотри, просто удивительно, как это он не падает!
В углу другая парочка молча держится за руки, нежно глядя в глаза друг другу.
— Когда в желудке пусто, тогда, наверно, все отдает чаем.
Между столиками ходит слепой, распевая дурацкие куплеты.
— Какая у него очаровательная шерстка! Так и отливает синевой! Ах, что за кот!
С улицы, когда открывается дверь, задувает холодный ветерок и доносится грохот трамваев, от которого становится еще холодней.
— Да, чаем без сахара, чаем для желудочных больных.
Оглушительно звонит телефон.
— Это не кот, а канатоходец, такой кот мог бы выступать в цирке.
Официант за стойкой, обтерев руки фартуком в зеленую и черную полоску, берет телефонную трубку.
— Чаем без сахара, из такого впору сидячие ванны делать, а не вливать его себе внутрь.
Парень за стойкой повесил трубку и выкрикнул:
— Дон Рикардо Сорбедо!
Дон Рикардо махнул ему рукой.
— Меня?
— Вы дон Рикардо Сорбедо?
— Да, я. Мне что-то передали?
— Да. Рамон просил вам передать, что он не может прийти, у него заболела мама.
В булочной на улице Сан-Бернардо, в маленьком конторском помещении сеньор Рамон беседует со своей женой Паулиной и доном Роберто Гонсалесом, который из благодарности за пожалованные ему хозяином пять дуро пришел на следующий же день кое-что доделать, привести в порядок документы.
Супруги и дон Роберто ведут разговор, сидя у маленькой печурки, от которой пышет теплом. На плите кипятятся в консервной банке несколько лавровых листиков.
У дона Роберто нынче веселое настроение, он смешит хозяев анекдотами.
— И тогда худой возьми да и скажи толстому: «Вы свинья!» А толстый обернулся и отвечает: «Эй, вы что думаете, от меня всегда так пахнет?»
Супруга сеньора Рамона помирает со смеху, она зашлась икотой и, закрывая себе глаза обеими руками, кричит:
— Молчите, ради Бога молчите!
Дону Роберто хочется закрепить свой успех.
— И все это говорится в лифте!
Женщина закатывается от хохота, слезы струятся из ее глаз, она откидывается на спинку стула.
