Южная Мангазея - Янев Киор (книги серии онлайн .txt, .fb2) 📗
«Девушки в униформе» / «Madchen in Uniform» (Саган, 1931)
Пятнадцатилетка Мануэла, постукивавшая в привольном поместье коленками газели, уже с поволокою — на верёвочке через имперский портик в Берлине. Резная колоннада валов печатает полосы на её униформе. Закрытый интернат отжимает девичьи эмоции точно центрифуга. Благодаря лошадино-учительским силам попавший в оборот сельский полуфабрикат вздымается облаком гормонов и феромонов. Его поддувают юбочные меха дам-попечительниц банши знаний немецкого ампира. Маршевые лестнице — змеевики самогонного аппарата, готовящего рафинированное упоенье для прусского юнкерства. Однако хромой рычаг надзирательницы Нордек заржавел. На выпуске в чистейшей прелести чистейший образец попадает избыток поцелуйных пряностей и шиллеровских дрожжей. Вместо холодного мерцания медицинского спирта в полногрудом свадебном флакончике бурлит золотое Аи.
«М» (Ланг, 1931)
Во всех смыслах самый-самый немецкий фильм вышел под значком метро, с подзаголовком «город ищет убийцу».
Воздушный шар в виде летучего тролля, подаренный главным героем, психопатом Беккертом невинной овечке, девятилетке Эльзи, сдувшись, напоминает карту Германии на столе полицейского инспектора Лохмана с суженным зрачком-Берлином. Город глядит сам в себя. Тревожная дрожь охватывает его от бельэтажей до подвалов, где с падших женщин. Герты и двух Елизабет, облетает пудра. Там мерцают фиолетовые флакончики и старинные зажигалки на газовом шланге. Причудливые блёстки и стёклышки подобны тем, которыми когда-то набивались потайные «секретики» и воробьиные склепики. Под детскую считалку про «черного-черного человека в черной- черной комнате». Повзрослев, она превращается в призывный посвист, "в пещеру горного короля". Под его такты из бюргерских квартир мимо витрин воскресших игрушек в берлинские подземелья устремляется паника, что вот-вот из тёмного угла выскочит второе я психопата Беккерта, на которого и ополчаются все защитные силы города, от вахмистров-самоваров до подонков веймарского общества.
«Трёхгрошовая опера» / «Die Dreigroschenoper» (Pabst, 1931)
В отличие от пунктирного существования Джекила-Хайда: день — хороший, день — злой, хлыщеватый жульман Meкки Мессер ведёт две одновременные жизни. Первая — тайные разбои и копуляции Мессера в тесном городском лабиринте. Второе его воплощение — в шарманке. Это доступные всякому взору картонные иллюстрации того, что первый, плотский Мессер делает в данный момент, содрогаемые ветром под вой шарманщика на городской ярмарке, так что немудрено, что и телесная ипостась Мекки провоцирует окружение разражаться балаганной арией в самый неподходящий момент. Его расщепленная, облегченная жизнь моментально подхватывается вертихвостным подолом Полли, дочери Пичема, короля уродов. У каждого из которых все силы отданы гипертрофии одного члена — руки, уха, глаза — за счёт остальных. Так как Полли венчает эту силовую пирамиду, все составные формы принцессы идеально развиты. Сия прельстительная мощь увлекает лёгкого Мекки сначала на танцевальное дно, а затем на голый чердак, вольно подхватывая из встречных антиквариатов и галантерей аксессуары брачного чертога с дружкой — главполицаем. В дальнейшем Мекки перелистывается с крыши в тюрьму и бордели, Полли же, заменённая нищими на настоящую королеву, становится начальницей карточного банка, где тасует всех, собранных как бумажки, персонажей трехгрошовой оперы.
«Белокурая Венера» / «Blonde Venus» (Штернберг, 1932)
В завешенном ивами омуте дрезденского пруда группа американских студиозусов натыкается на выводок кабаретных нимф, охраняемый драконистым шофером. Это одно из тех заветных мест, где бледные немецкие барышни делаются белокурыми бестиями. Впрочем, обычно возгонки не получается — не хватает солнечной радиации и водоворот возвращает лишь взволнованных бюргерш. Однако отъезд из Германии благоприятствовал довершению мутации одной из прудовых плавуний, певички Хедены. Она стала женой прогуливавшегося студиозуса, химика Эдварда. Герой был предварительно столь основательно вымочен в лабораторных солях радия, что несколько лет супружеской жизни подвергал жену воздействию слабого облучения. Пока не настал час решающей трансформационной процедуры. Хелен, как в сауне, оставила последнюю животную выпарку в шкуре орангутанга, забравшись в неё в бродвейском шоу. Из шкуры вылупилась Белокурая Венера — совершенное божество с рудиментарной сеточкой человеческих нервов. Чуть позванивающих при заводе музыкальной карусели — игрушки Джонни, малолетнего сына Хелен. Героиня обрела сверхчеловеческие свойства. Она неуловляема детективами и любовными связями. Манипулирует ими, переливая мафиозные энергии из богатого мачо Ника в отработанного мужа, отправленного на дозарядку в Дрезден.
«Шанхайский экспресс» / «Shanghai Express» (Штернберг, 1932)
Что делать, если цветущий вид подруги в сыром английском саду кажется пресноватым? Нужно подвергнуть его пряному воздействию заморских почв. Что и проделал садовладелец, колониальный доктор Харвей, бросив свою возлюбленную посреди микробного роения революционного Китая. Там даже земля тлеет под ногами. И произошла метаморфоза. Подобно Фениксу, из малокровной англичанки через пять лет образовалась шанхайская Лилия — бутон в перьях на пронизывающем рыхлую страну стебле шипастого экспресса. Солдатские штыки цепляют сочную пристанционную живность, красотка, кажется, вскоре распустится в столице мандаринов. Однако революционная длань срывает цветы удовольствий. Героиня может стать лилией долины нового Китая. Но его любвеобильный вождь получает удар в спину от дрожащей кучки европейских пассажиров и гейш. Там же случился и доктор Харвей, обретающий второе зрение. Экзотической Лилии предстоит возвращение в метрополию.
«Голубой свет» / «Das blaue Licht» (Рифеншталь, 1932)
Киностихотворение Лени Рифеншталь совершенно. Оно не просто вариирует древнюю идею магического кристалла, но создает его вещественный зародыш благодаря форме фильма — монтажу. рифмующему все грани.
В вечновлажную долину Доломитовых Альп с замшелыми селянами в грибных шляпах с поднебесной скалы ниспадают узкий водопад и подобный ему лунный луч. Луна насквозь просвечивает доломитовую пещеру на вершине скалы. Благодаря особой констелляции пещерных кристаллов луч голубеет и сгущается. В полнолуние он обретает способность воздействовать на грибную жизнь младых селян. Застигнутые им начинают ползти вверх по скале, переходя к древесной стадии существования, неспособной удержаться на отвесном склоне. В память сорвавшимся у подножья скалы устанавливаются деревянные болваны. Местные кумушки обвиняют в головокружительном зове иную стихию — горянку Юнту в балетной юбке, ежемесячно низвергающуюся в деревню. У Юнты нет грибной шляпы и есть человеческие качества. Голубой луч развил в горянке сверхчеловеческую подвижность. Избежав избиения с помощью бродячего художника Виго, Юнта возвращается в горы. Виго, следуя за ней, достигает пещеры кристаллов. Желая обогатить местные нравы, он открывает путь селянам, пещеру разоряют. Юнта в отчаянии устремляется на вершину скалы. Оказывается она, как курица, выносила за пазухой новый кристалл. Из последних сил Юнта устанавливает его над пропастью и срывается. Сквозь кристалл, кульминационный пункт фильма лучи гнева льются на деревню и на одеревеневших зрителей.
«Завещание доктора Мабузе» / «Das Testament des Dr. Mabuse» (Ланг, 1933)
Десять лет случай арестанта — доктора Мабузе вызывает брожение студенческо-профессорской среды на психфаке декана Баума. Перегонным аппаратом этого брожения служит молниеносный нос Мабузе — ускоритель внешних энергий. Он закачивает их в лихорадочный череп узника — бумагомараки рецептов для рейха террора. Вскоре обычные, хладные связи меж клетками мозга начинают искрить, создавая его огненный образ, подобный шаровой молнии. Она отделяется от серого вещества и мерцающий Мабузе может проникать сквозь стены, находиться в параллельных пространствах и подсаживаться в другие тела. Эти другие, вроде профессора Баума, становятся преступниками. Преступают социальные барьеры, рвут человеческие связи по указаниям летучего пахана, записанными на грампластинки. Шайка грабит банк, жжёт провиант, травит бюргеров и взрывает химфабрику. Окружающая живая и неживая материя превращается в тесто, которое Мабузе прошивает своими импульсами. Это его новое тело, обретшее городские масштабы. Рушась, Берлин подзаряжается пожарами, распространяющимися вширь, пока не находятся два изолятора Инженер Кенг, надутый половой истомой, смягчает очередной взрыв, напустив воды в карцер — ловушку для девственниц. Вместе с коммисаром Ломаной, укутанным в жировую подушку, они непредвиденными преградами загоняют едкий мозг в психиатрический угол, в голову пациента-эксполицая, в которой тот, завертевшись как волчок, теряет выход, вновь становясь экспонатом для студенческих лабораторных работ.
