Тридцатник, и только - Джуэлл Лайза (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Ха, — ухмыльнулась Надин и с деланной небрежность пояснила: — все не так. Диг — мой одноклассник и друг.
Ей хотелось слушать и слушать про то, как Диг на нее смотрит, и как они выглядят вместе, и какая они завидная пара. Сейчас ей это было необходимо.
— Так почему ты не наложишь на него лапу? — поинтересовалось Сара. — Он что, голубой?
— Диг? — Надин хлопнула себя по ляжкам. — Да ты в уме? Он глубоко гетеросексуален. Даже чересчур, если на то пошло.
— Тогда в чем дело? Только не говори, что он увяз в длительных отношениях с женщиной, которая ему совершенно не подходит!
— Ничего подобного! Диг — серийный однолюб, как и я.. разве что его связи еще короче моих.
— Значит так, — подытожила Сапа, — вы оба свободны, хорошо друг к другу относитесь, вы — лучшие друзья и знакомы тысячу лет? — Надин кивнула. — Тогда почему, черт возьми, вы не любовники? Немногие пары могут похвастаться столь тесными отношениями. — Надин почувствовала, как на нее накатывает истерика.
— Он что, тебя не возбуждает, ни капли? — Пиа игриво ткнула Надин в бок.
Надин собиралась по привычке уничижительно фыркнуть, как она это делала много раз в ответ на подобный вопрос: «Ростом не вышел». Она всегда ссылалась на низкорослость Дига и вдобавок отпускала шутку по поводу его тощих ног, большой брови, торчащих волос, и все смеялись, и предмет разговора казался исчерпанным. Но сегодня… сегодня ей хотелось быть честной. Ей требовалось облегчить душу, перевалить на кого-нибудь тяжесть ужасного открытия: она влюблена в своего лучшего друга. А Диг и вправду классный. Кто бы сомневался. И какой у него глубокий взгляд, и как изгибаются губы, когда он улыбается! Он не высок, но выше Надин. И у него длинные густые ресницы, и классная задница. Он сексуален, как черт. И всегда таким был.
Надин взглянула на Пиа с проказливой улыбкой.
— Ну-у, — протянула она, и все три девушки завизжали от удовольствия, — в общем, он милый. — Кровь прилила к лицу Надин, стоило ей закончить эту фразу. Она вдруг почувствовала странную легкость и присоединилась к довольному смеху подружек. И резко оборвала смех, когда сообразила, что едва не обмочилась, по крайней мере, была очень к тому близка. — Ой, — она заткнула себе рот рукой, — простите, девочки, природа громко требует своего.
— О нет! — огорчилась Пиа. — Только не сейчас. Не уходи. Ты ведь только что призналась, что тащишься от своего лучшего друга!
Надин встала, прямая, как доска, крепко сжав каждый мускул:
— Надо, девочки, правда. — Она переминалась с ноги на ногу, пока Пиа отодвигалась от столика, уступая ей дорогу, а потом рванула по ковровым эмблемам отеля в просторный мраморный холл, стараясь не слишком бросаться в глаза.
Ноги Надин слегка подкашивались, когда она огибала столики и кресла с многолюдном баре. Она была пьянее, чем думала, и чувствовала себя обрюзгшей и растрепанной. Ступала она тяжело, словно на ногах были не туфли, а кирпичи, а прохладный холл с высоким потолком показался громадным, как каток. Пробираясь к туалетам, Надин не сомневалась, что снующие по холлу бизнесмены с щегольскими портфелями и неулыбчивыми лицами пялятся на нее — раскрасневшуюся, слегка испуганную девушку с рыжими волосами и в странном платье, неуверенно ступающую по мраморному полу. Надин словно попала в иной мир, словно сошла с экрана прямо на улицу в солнечный день.
Она толкнула плечом дверь туалета и обрадовалась, обнаружив зеркальную комнату пустой. Анемичных испанок в бумажными салфетками в руках и в помине не было. Надин ринулась в ближайшую кабинку, подняла подол и принялась бороться с трусиками, не в состоянии нащупать запропастившуюся куда-то резинку. Она запаниковала, чувствуя, как ослабевает мочевой пузырь, готовый взорваться прежде, чем она сядет. Наконец сдернула трусики и плюхнулась на сиденье, с невыразимым облегчением отпустив мускулы на волю.
— А-а-а, — радовалась Надин, — а-а…
Выйдя из кабинки, она столкнулась со своим отражением в зеркале и захихикала. Сама не зная, почему: то ли оттого, как жутко она выглядит (встрепанная, с затуманеным взглядом) то ли оттого, как крепко набралась (если собственное отражение в зеркале вызывает у тебя смех — верный признак сильного опьянения).
Но хихиканье было также и нервной реакцией на то, что произошло в баре: ее комментарий по поводу Дига, внезапный всплеск эмоций. Она призналась едва знакомым девушкам, что считает Дига «милым», самой себе она не признавалась в этом с восемнадцати лет.
— Так это правда? Ты запала на Диге? — спросила она свое отражение, пытаясь скорчить серьезную мину, но опять закатилась от смеха. — Правда? Ты его хочешь? Хочешь увидеть его голым? хочешь увидеть его член? — Она ударила по мраморной поверхности и громко расхохоталась. — Как ты относишься к члену Дига, Надин? Хочешь взять его в руку? И поцеловать? Поцеловать его блестящую головку? — Она чуть не свалилась от смеха и ухватилась за мраморную полочку. — Так как?… А хочешь, чтобы он тебя поцеловал? Тебе понравится, если Диг возьмет в ладони твое лицо и поцелует в губы?
Надин глянула исподлобья на свое затуманившееся отражение: красные пятна на физиономии, расплывшиеся черты, всклокоченные волосы, разъехавшиеся глаза — женщина в зеркале выглядела ее старшей, растолстевшей и не очень изысканной сестрой.
— Я хотчу тьебя, Диг, — произнесла она, подражая акценту Греты Гарбо, — хотчу тьебя. — Она снова захохотала, а потом уронила голову на грудь. — Боже, — простонала она, — Диг, это правда. Я хочу тебя. О чтоб тебя! — Ее голова была слишком мала, чтобы вместить все, что на нее свалилось.
Память услужливо подсовывала открытки с видами из прошлого. Одна открытка помечена 12 сентябрем 1987 года: на сумеречной Бартоломью-роуд Диг вскакивает на ограду, молотит кулаками воздух, не ведая, что за ним наблюдают. А вот овалы и росчерки, которые она рисовала в своем старом дневнике, будучи подростком: Надин Райан Надин Райан Надин Райан. И старый воздушный змей Дига, тот, что он подарил ей после пикника на Цветочном холме: Диг и Дин, 13 сентября 1987 г. (сердечко, рис) навеки.
Виды сменяли друг друга. Вот они запускают змеев на пляже с Дигом и его отцом. Ждут автобуса дождливым субботним утром, чтобы ехать в Ноттинг Хилл на музыкальную толкучку. Стоят в очереди в «Электрозал», зачесанные назад волосы слиплись от геля. Прощаются на закате в день окончания школы, а за Каледонским парком горит автомобиль, с тех пор неразрывно связанный с воспоминаниями о выпускном вечере — разбитое сердце и сгоревшая машина.
Надин припомнила квартиру Дига, расставленные с маниакальной аккуратностью безделушки, сверкающую чистотой кухоньку, взбитые диванные подушки и проветренные одеяла. Она представила, как он внезапно вскакивает с дивана посреди фильма, чтобы подобрать с пола пушинку. Вспомнила, как трогательно он радовался, когда в двадцать семь лет оставил родительский дом и купил собственную квартиру; вспомнила кошмарные выходные, проведенные в «Икеа», многочасовые дискуссии о сравнительных достоинствах коврового покрытия и деревянных полов и бесконечные, изматывающие поиски определенного оттенка бежевого.
Она вообразила их, сидящих рядом на диване, обтянутом синим вельветом, попивающих перед телевизором пиво из больших бутылок, с сигаретами в руках; припомнила тепло соприкоснувшихся бедер, тяжесть его головы на ее плече, сладковатый пивной запах изо рта, когда Диг поворачивается к ней с каким-нибудь шутливым замечанием. Десять лет она воспринимала, как должное, тепло, покой, близость.
Все то, что теперь Дилайла своими ухоженными коготками пытается у нее выцарапать.
Раздумья укрепили Надин, исполнили решительности и мужества. Она не позволит Дилайле снова одержать победу; нет, больше такое не повторится.
Прищурившись, Надин глянула на часы: четверть девятого. Следовательно, в Лондоне четверть восьмого. Порывшись в кармане, нашла ключ от номера, толкнула дверь туалета и твердым шагом направилась к лифтам. Она больше не стеснялась стука своих каблуков по твердому мрамору. Улыбка витала на губах, пока бесшумный лифт поднимал ее наверх.
