Птица у твоего окна (СИ) - Гребёнкин Александр Тарасович (мир книг .TXT) 📗
– Не уверена, что это Пушкин. Скорее, Лермонтов…
– Да какая разница. Для меня они, Таня, все одинаковы. Люблю мужественную, сильную литературу, а стихов никогда не читал… Ты, знаешь, не понимаю я их. Может это и недостаток, но, этих сусальностей я не люблю. Ну, разве что Маяковский. … Вот это был мужик! И в универе я с трудом читаю, то, что из литературы дают.
– Из литературы сейчас под мое настроение больше подходит: «Печаль моя светла…»
– А! Вообще мне кажется, что эта филология на нашем факультете на фиг не нужна! Кстати, меня избирают секретарем комсомольской организации факультета.
– Поздравляю.
– Это очень выгодно, понимаешь? Это уже шаг по пути туда. … Наверх. … Ну что ты молчишь?
– Валера, я рада.
– А почему лицо опустила? Таня, я давно хотел тебе сказать… Ты глубокий и неисправимый меланхолик. Твои разочарования, печали и грусти к хорошему тебя не приведут. Пойми это и запомни.
– Глупости. Не могу же я все время беспрестанно радоваться. Я такая, какая есть. И вообще сейчас у меня хорошее настроение.
– Что-то не очень видно! Ну ладно, не сердись. Просто ты еще не привыкла ко мне.
– Может быть.
– Любой брак с этого начинается. Притирка. Совместная жизнь в браке сложна.
– Ты, Валера, мне иногда кажешься каким-то чужим.
– Почему?
– Говоришь ты хорошо, вроде бы все умно и логично, а на душу не ложится, сердцем не воспринимается… Это трудно передать…
Воцарилось молчание. Звезды постепенно исчезали на небе, заволакиваясь тучами.
Валерий сел рядом, тяжело вздохнул, а потом спросил немного раздраженно:
– Может, ты скажешь, что уже и не любишь меня?
– Не знаю. Любовь это другое, более возвышенное.
– Вообще, прекрати эти вздорные разговоры о любви! Это твои поэты выдумали! А люди просто друг другу нравятся и все. Уважают друг друга. На этом уважении и строится брак… будь он трижды неладен!
Таня посмотрела ему прямо в лицо и тихо спросила:
– А как ты считаешь, меня ты уважаешь?
– Я о тебе забочусь. Делаю подарки. Ты хорошо живешь, у тебя, Таня, есть и машина, и квартира, и деньжата кое-какие водятся…
– Но ведь уважение, это когда считаешься с другим человеком, уважаешь его мнение, желания, устремления.
– Значит, я должен прислушиваться к малейшим твоим желаниям и исполнять их!
– Нет, но видеть во мне человека. Мне тоже что-то нравится, что-то вызывает отторжение. У меня есть свое мнение. А ты видишь только себя.
Валерий встал. Какое время Таня смотрела в его широкую спину. Затем полуобернувшись, он сказал:
– Странные твои речи, Таня. И ты вся такая острая и колючая. Ты много думаешь о себе, много из себя строишь…
Он зашагал к дому.
Вечером Таня лежала в холодной постели, и слезинки танцевали в ее глазах. Валерий еще полтора часа назад ушел, не сказав ни слова.
«Ну почему я была так остра с ним? Ведь он по – своему не такой уж плохой человек. У него есть своя цель, свои ценности. Просто мы разные. Но, почему? А может это так и нужно…».
За окном гудел ветер, швыряя голые ветки в окно, и где-то далеко заливались собаки.
***
Валерий открыл ключом дверцу и сел за руль. Ехать домой не хотелось, а к Тине ехать уже было поздно. Он медленно тронулся, бесцельно петляя по улицам, размышляя.
Валерий давно сознавал, что кризис в отношениях с Таней приведет рано или поздно к катастрофе. Сознавал, но ничего поделать не мог, ибо стена непонимания росла с каждым днем, и сломать ее не было никакой возможности. Активный, живой от природы, общительный, он не понимал эту тихую, углубленную в себя и очень содержательную девушку.
Куда-то делось то чувство, которое он испытывал, ухаживая за нею. Он вспоминал их первую встречу в коридоре университета. Вспоминал, как испытал к ней сначала вроде симпатии, а потом и всепоглощающую страсть. В этой темноволосой девушке он почувствовал душу, но осознать и понять ее не смог. О богатстве ее души он думать не хотел. Его всегда покоряла ее внешность. Он был очарован красотой ее карих, доверчивых глаз, роскошью ее волос, гибкостью и правильностью рисунка ее фигуры. Охваченный страстью, он порою забывал обо всем, пытаясь добиться своей цели, но добиться этого смог лишь после свадьбы. Пустив в ход все свое очарование, переступая порою через самого себя, Валерий завладел ею. В ту первую ночь, он действовал со страстью неопытного юнца, хотя до этого уже знал женщин. Ему импонировал ее страх перед ним, ее покорность. Он помнил, как она стояла, чистая и открытая, а он быстро, не помня себя, овладел ее телом и причинив ей боль… С тех пор он регулярно срывал свежие плоды с юных и гибких веток, и сейчас, думая об этом, он чувствовал запах ее волос, аромат ее прекрасного тела.
Но затем его раздражала ее молчаливость или, наоборот, наивная восторженность. Она была совсем далека от жизни, «витала в облаках», и уж совсем не умела «поддержать компанию» в гостях, не разделяла его увлечений. Забьется в какой-либо уголок с книжкой, и вытянуть ее было невозможно. Промучившись два года, Валерий понял, что ошибся. Для него счастьем стали дни, проведенные вне дома.
В это третье лето их совместной жизни они уже не поехали отдыхать вместе, что было ранее их традицией.
Но начало этого, третьего совместного их года для Валерия ознаменовалось еще одной страстью – он познакомился с Тиной.
Тина была старше Тани, давно и тайно была влюблена в Валерия. Он знал об этом. Тина казалась ему умнее и практичнее Тани. Трезвая и рассудительная, Тина умела поддержать разговор, показывая недюжинную эрудицию … В отношениях интимного характера она оказалась достаточно опытной и страстной. Он был без ума от ее легкого, спортивного, упругого, как пружина тела. Они встречались, когда Георгий уезжал в командировки. Тина как магнитом притягивала Валерия, и он в ней души не чаял…
Валерий выехал на набережную и остановился. Вышел из машины, вдыхая свежесть. Гладкая вода блистала золотом. Он стоял у парапета, наблюдая, как рыбаки ловили рыбу, тянули бечеву, звенели крючками и блеснами. Внизу о камни билась пустая бутылка.
В последнее время, после принятия в партию, жизнь обретала смысл, и Тина добавила в нее новые краски. Он теперь много уже не требовал от Тани, как это было раньше, в дом пришло видимое спокойствие. Но после очередной порции любви с Тиной на стареньком кожаном диване, внутри стояла какая-то горечь, не дававшая ему покоя…
В центре он остановил машину и в телефоне – автомате набрал номер Тины.
***
За эти два с половиной года семейная жизнь для Тани не была сплошной и страшной обузой, цепью сплошных неприятностей. Таня постепенно привыкла, несколько притупилась боль в груди, жизнь стала ровной, размеренной. Мягкая и уступчивая от природы, Таня быстро научилась выполнять обязанности по дому, даже преодолевая нежелание, подчиняя свою натуру собственной волей к дисциплине, вырабатывая в своем сознании святое чувство долга. Конечно, все было – и подгоревшие пироги, расползавшиеся сырники, и плохо выстиранное, пожженное в некоторых местах неумелой глажкой белье, и паутина в углах, и пыльная работа с сапкой на огороде, и тяжеленные сумки с продуктами, когда казалось, что отвалятся руки… Но все это было преодолимо.
Трудно было преодолеть растущие, входящие в привычку холодность и равнодушие в отношениях с мужем. Он больше не терзал Таню бесконечными гостями, не требовал от нее составить ему компанию в поездках, не надоедал выполнениями супружеских обязанностей. Он просто оставил ее в покое.
Он стал редко бывать дома, и поначалу Таня даже радовалась, но постепенно подобное их совместное существование начало ее тревожить. Она ждала неизбежной летней поездки к морю, где будет время поговорить и одновременно боялась ее.
Известие Валерия, что он достал только одну путевку и поедет отдыхать один, даже обрадовало ее. Она вздохнула облегченно, представив, что поедет к бабушке, на тихую Русалочью речку, где обжигающе прекрасна и таинственна природа.
