Дорога на две улицы - Метлицкая Мария (читать полную версию книги .TXT) 📗
Он удивился – это кого же она так боится? Мужа нет, живет вроде с родителями. Их, что ли? Ну совсем смешно!
Поднялись. Выпили. Кстати, она отметила, что кофе он варит отлично.
Поболтали о том о сем. И… строгая начальница, его леди-босс, уснула! Прямо в кресле, поджавши ноги.
За те десять минут, пока он варил свежую порцию кофе на крошечной кухне.
Он растерялся. Потом бережно взял ее на руки, уложил на диван и укрыл одеялом.
Она что-то пробормотала, почмокала губами и – еще крепче уснула.
Артем сел в кресло напротив и задумчиво ее разглядывал. Сейчас, при тусклом свете низкого торшера, она показалась ему совсем девочкой – тоненькой, хрупкой и мечтательной.
К середине ночи, когда окончательно затекли спина и ноги, он примостился на краю дивана – не раздеваясь и накрывшись старым махровым, еще отцовским, халатом.
Через полчаса, почувствовав, видимо, рядом живую душу, Ольга положила руку ему на грудь.
Он, молодой и уверенный, расценил это как приглашение.
Ночью все было просто волшебно – ну, по крайней мере, ему так показалось.
А вот утром… Ольга Борисовна была смущена и немного зла.
Даже желчно осведомилась:
– Доволен?
Он покраснел, как мальчишка, и уточнил:
– В каком смысле?
– В прямом, – усмехнулась начальница.
– В прямом – да, – набрался наглости он, думая в этот момент, что нужно срочно подыскивать новую работу.
Она быстро оделась и вышла, едва кивнув.
На работе оба усиленно делали вид, что ничего не произошло. Правда, он отмечал, что железная леди все же краснеет – при близких контактах.
И, кстати, не гнобит и не травит – значит, хороший человек, так получается.
А однажды они столкнулись у входа. Она стряхивала с зонта дождевые капли. Он ее обогнал и поздоровался.
Ольга как-то лихо улыбнулась и лукаво и кокетливо спросила:
– А что кофе ваш колумбийский? Закончился? Или еще остался?
В этот момент оба покраснели. Он сглотнул слюну, кивнул и ответил:
– Есть, а как же. Нового завоза.
– То есть совсем свежий? – уточнила она.
Он кивнул.
– До вечера? – еще раз уточнила она.
И он опять кивнул. Подумав при этом: «Ну и дела! Ни фига себе!»
Она вот ничего не анализировала. Поддалась, так сказать, «чуйствам», и все. Думать себе про все это категорически запретила.
Просто, банально и слегка примитивно – пусть будет. Имею право, в конце концов, и на личную жизнь. А здесь все без заморочек – и ему, и ей понятно, что им друг от друга надо. Значит, без выяснений, истерик, претензий и прочей любовной муры.
На что-нибудь более сложное ни сил, ни желания у нее не было.
От этих мыслей становилось грустновато и не очень ловко. Но… Жизнь, время и нравы, что называется, диктуют свое.
Свое диктуют возраст, здоровье, семейные проблемы и жизненный опыт. Две Ольгины истории, длительные, муторные, тяжелые и абсолютно нерезультативные, давали ей право думать так и так поступать – она так решила.
И все же, сама от себя не ожидая, прикипела к своему «мальчику» довольно быстро и крепко. Женщина, что говорить!
Конечно, «любовь, похожая на сон» не случилась. Были «теплые дружеские отношения». Поездки в города и страны, в пансионаты на выходные, походы в театры, кафе и выставки, – все это называется «личная жизнь». Приятная и необременительная, теперь она у Ольги была. Почти устойчивая, кстати – целых два года.
А на третий… Вот на третий, когда Ольга почти влюбилась и готова была себе в этом признаться, привыкла, прикипела…
Артем Тоболин влюбился. В хорошую девочку. Молодую (естественно) и вполне симпатичную – нового гримера Ксюшу Каминскую.
Ольга заметила перемены эти сразу – как оба, Тема и Ксюша, вспыхивают глазами и щеками, теряются, смущаются и… радуются друг другу.
Ольга и не думала, что все ЭТО будет приносить ей такие страдания. Как только она себя ни ругала – и старая, выжившая из ума дура. И маразматичка, и идиотка. Не помогало. Страдала все равно, сердце рвалось и ныло. А вот окончить эту историю смогла одним махом. Отрезала так, что он от радости чуть не помер. «Свобода!» – читалось в его глазах.
Разумеется, никого не уволила – пусть плодятся и размножаются. Закон природы. И все же видеть все это, наблюдать, отмечать, как светятся их молодые и счастливые глаза, было невыносимо больно.
Себя взяла в руки. Железная ведь леди! Видела, как за ней наблюдают десятки любопытных глаз. Дулю вам! Не получите! Кайф свой не словите!
Ну, как водится, все пошушукались и забыли. И еще оценили начальницу – молодец баба. Не стерва! И характер будь здоров! Ни ухом, ни рылом, как говорится! Вот это выдержка! И приклеилось еще одно прозвище – Железный Феликс.
Но Ольга об этом ничего, слава богу, не знала.
Артем и Ксюша вскоре поженились. Отмечали и на работе – молодые проставились, как положено.
Начальница подарила кофемашину. С намеком? Наверно. Жених смутился и растерялся. Невеста обрадовалась.
Боже! А чего это стоило начальнице… Не будем о грустном. Не будем. Праздник все-таки – свадьба!
Дома тоже приходилось держать себя в «ежовых». Чтобы никаких вопросов. Ни от матери, ни от Машки. Даже здесь не поскулить, не пожаловаться, не поплакать…
А они и не заметили – мать с отцом «буйнопомешанные» на правнуке, Машка в своих делах. Только Гаяне как-то странно на нее смотрела. Впрочем, может быть, кажется? У нее, у Гаяне, всегда в глазах плещется грусть и печаль. В прекрасных, бархатных глазах.
Нет, не показалось – подошла она как-то, вздохнула и провела по Ольгиным волосам:
– Девочка моя! Бедная девочка!
Ольга вдруг прижалась к Гаяне и разревелась.
Та – ни вопроса, ни слова. Просто обнимала и гладила – все.
А что еще, собственно, надо? Ничего. Просто чтобы пожалели.
Хотя бы – иногда.
И еще один осколок в сердце прибавился.
А через полгода, под самый Новый год, умер Борис Васильевич. Скоропостижно – лег спать после обеда и не проснулся.
«Легкой жизни я просил у Бога – легкой смерти надо бы просить».
Похоже, что он ее выпросил, легкую смерть.
Вскоре после его смерти Никоша с семьей уехал в командировку в Японию. Получить в свою лабораторию Николая Луконина, прекрасного специалиста в области дифференцирования тканей, было огромной удачей.
Эти два события, смерть мужа и отъезд сына, которого она недавно вновь обрела, резко и быстро подкосили Елену. Она потеряла интерес ко всему.
Смысл жизни, казалось, был безвозвратно утерян. Ей стало неинтересно даже читать – любимое прежде занятие. Раньше она с удовольствием пересматривала старые советские фильмы – те, что из ее молодости. Теперь, когда Ольга звала ее к телевизору, она отмахивалась: «Ну сколько можно, Леля!» Слегка оживлялась, когда в ее комнату забегал Арсюша. Но скоро утомлялась и просила его увести.
Она не хотела вставать с кровати, совсем потеряла аппетит, и любое общение, даже с любимой дочерью, было ей откровенно в тягость.
И даже скрывать этого она не хотела.
Теперь была только одна радость – звонки от Никоши. Иногда он был очень занят, и тогда трубку брала Катя. Катя подробно рассказывала ей об их жизни, посвящала в успехи Никоши, рассказывала про японскую кухню, которой сначала они были очень увлечены, а потом всем захотелось борща и селедки с черным хлебом. Присылала фотографии Токио – с подробным и тщательным описанием достопримечательностей. Уговаривала Елену приехать к ним погостить.
Елена могла ворковать с ней бесконечно. Даже Ольга смеялась: «Ревную, мам!»
– Какая она чудесная женщина! – заключала после разговора Елена. – Как же Никошке с ней повезло!
Ольга, Машка и Гаяне переглядывались и улыбались. А Машка ехидно, в своем стиле прокомментировала:
– Зрение, Леночка, пораньше надо было проверить!
– Зачем? – изумлялась Елена.
– Чтобы Катю быстрее разглядеть! – вздыхала Машка, сетуя на Еленину непонятливость.
