Пока подружка в коме - Коупленд Дуглас (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Мы молчим. Я жду, пока Венди заговорит первой.
— Я по тебе скучала. Ты так помог мне тогда, в прошлом году, когда все это началось. А потом пропал. Почему?
— Я знал, что вернусь.
Она медленно подходит ко мне вплотную.
— Джаред, скажи мне, как это — быть мертвым? Я не хочу показаться бестактной, но мне страшно. А с другой стороны, я ведь врач. Я, когда училась, и потом, уже в больнице, всегда, когда видела покойников, думала: «Вот смерть, а что после?» Потом настал конец света, и что? Что я продолжаю видеть вокруг себя? Мертвые тела. Тут ведь больше ничего нет. Мы устроили «санитарную зону» вокруг наших домов, но дальше везде сплошная братская могила.
— Смерть, Венди, — это не смерть. Ну, по крайней мере, не вечная темнота, если ты ее так понимаешь. Но пока я не могу сказать тебе больше. Все это слишком серьезно. Придется подержать язык за зубами.
— А как насчет рая?
— Ладно, это я тебе могу устроить.
Глядя прямо мне в глаза, она говорит:
— Там, в больнице, — тебе было страшно? Я к тебе столько раз приходила. Печенье всякое таскала, сама пекла. Ты был такой милый, но по глазам было видно, что мыслями ты где-то далеко. Ты до конца не потерял обаяния — даже когда потерял надежду.
— Я был слишком молод, чтобы бояться смерти всерьез. Но рак оказался моим личным Испытанием, и я о нем не жалею.
— Фигня. Врешь ты все.
— Ладно, поймала. Боялся я, до усёру. А чего же ты хотела? Носятся все вокруг тебя, фальшиво-бодренькие рожи корчат, печеньем заваливают, мишками плюшевыми. А я — как бы мне при этом ни было страшно — вынужден волей-неволей в ответ изображать такое же идиотски храброе выражение на лице. Ничего не попишешь. Это как… как закон такой, что ли.
— Джаред, а ты… ты хоть иногда… ты обо мне вспоминал? — Она, как бы защищаясь, скрещивает руки.
— А как же. Чего спрашивать-то? Сама прекрасно знаешь. Свидание-то у нас того — пролетело, так я тебе и не всучил свой подарочек.
— Ты любил Черил Андерсон?
— Кого — Черил Андерсон?
— Только не строй удивленную физиономию. Язычок-то у нее был длинный.
— Ну, знаешь… Да, мы нравились друг другу, очень. Но это была не любовь, правда. Я держался всегда уверенно, даже развязно. Все думали, что я просто половой гигант. Приходилось оправдывать ожидания. Здорово было, хорошие времена. Сейчас, конечно, все по-другому.
— Как?
— У меня нет телесной оболочки. Впрочем, если постараться, я могу ее на время заполучить. В некотором смысле.
Венди начинает хлюпать носом.
— Джаред, возьми меня отсюда. Пожалуйста! Возьми меня на руки, унеси к солнцу. Мне так одиноко. Самоубийство? Я об этом все время думаю. Но нет, я не смогу. Жизнь потеряла всякий смысл. Мир разрушается, ломается, рассыпается на глазах. Посмотри на деревья — они коричневые! Что это: радиация с какого-нибудь взорвавшегося корейского реактора? Или китайского? А может, украинского? Черт! Возьми меня с собой, забери отсюда! Джаред, привидение ты или нет? Докажи!
— Венди, я не могу забрать тебя с собой. Но я могу сделать так, что ты не будешь одинокой.
— Нет, не хочу! Я хочу… я хочу уйти.
— Ты только представь себе, Венди. Мир без одиночества. Все испытания покажутся легче.
Венди задумывается. Она всегда была умницей, и она не может не признать мою правоту.
— Да, — (всхлип), — ты прав. Молодец, возьми с полки пирожок. А лучше скажи, почему нам приходится быть одинокими. Это так тяжело, так ужасно. Это… подожди…
Венди берет себя в руки, вытирает слезы и говорит уже ровным голосом:
— Значит, ты меня с собой не возьмешь?
— Нет, Рад бы, но не могу. И ты сама все понимаешь.
Она садится на ствол поваленного дерева, переводит дыхание. Она явно о чем-то напряженно думает, принимает какое-то важное решение. Вот, сделав несколько глубоких вдохов, она поднимает взгляд и смотрит поверх папоротников и кустов на меня — на мертвого шестнадцатилетнего мальчишку. При этом плащ слегка расходится у нее на груди, и мне видны кружева на белье. Она посмеивается и вдруг сбрасывает плащ, предоставляя мне любоваться своим бледным, не самым стройным телом.
— Ну что? Привет, Джаред, добро пожаловать ко мне — к новой Венди. Как тебе мое бельишко? Ничего я в нем, нравлюсь?
— Венди, ты — часть этого мира. Такая же, как любая ромашка, как ледники, как землетрясения и дикие утки. Тебе было уготовано родиться и жить. Ты уж поверь мне. А то, что ты… ты мне нравишься, так это слабо сказано. Ты меня так завела! Ты шикарно выглядишь.
— Джаред, ты можешь меня полюбить?
— В каком смысле?
— В любом, только чтобы мне больше не было одиноко.
Кожа у нее вся в мурашках, соски напряглись.
— Спрашиваешь,
— Ну так иди ко мне.
Я срываю с себя футбольные доспехи — все эти щитки, накладки, нижнюю футболку. На мне остаются только наплечники.
— Плечи забыл, — говорит она.
Я делаю последний шаг к ней.
— А теперь, Венди, — тсс! Почувствуй, как я прохожу сквозь тебя.
— Тсс — тихо, Джаред!
Черт, охренеть. Здорово как! Нет, блин, это даже лучше, чем пол в доме Карен.
Венди смеется, потом затихает.
— Ничего смешного, — говорю я. — В последнее время мне не часто удается этим позаниматься. Кайф-то какой!
Я останавливаюсь, замираю в ее теле. Над нашими головами в верхушках деревьев о чем-то галдят вороны. Я прохожу сквозь нее и словно получаю ответы на давно мучившие меня вопросы; ощущение такое, будто я «завис» в некоем моменте истины. Я оглядываюсь — она стоит неподвижно, подняв лицо к небу, наслаждаясь этим ощущением. Ее чувства все еще заперты в другом мире.
Я снова надеваю спортивную форму, повисаю в воздухе перед Венди и еще несколько минут наблюдаю за ней, пока ее тело и разум оттаивают. Ее взгляд фокусируется на мне, и она говорит:
— Хорошо, правда?
— Да.
— Я об этом думала с семьдесят восьмого.
— Ты умеешь ждать. С тобой было здорово.
— Теперь ты уйдешь?
— Я тебя не бросаю. Но сейчас мне действительно нужно идти. И вот еще…
— Не надо. Я догадалась. Я беременна?
— Да. Откуда ты знаешь?
— Это профессиональный навык. Я всегда распознаю беременных.
Она молчит. Мысли ее витают где-то далеко; затем:
— Спасибо тебе, Джаред.
Я поднимаюсь — вверх, вверх, к верхушкам деревьев и еще выше — в небо.
— До свидания, Венди.
Джейн висит за спиной Меган, которая медленно ведет мотоцикл по улицам города-призрака. Ей приходится объезжать поваленные деревья, опасаться собак и следить за непредсказуемой, мгновенно меняющейся погодой.
Я заглядываю в ее мысли, и то, что мне там открывается, завораживает меня. Наименее сформировавшаяся как личность, она и все перемены пережила легче, чем остальные. Она спокойно переезжает лежащий поперек дороги скелет, словно какую-нибудь ветку; закурив сигарету, бросает еще горящую спичку в окно ближайшего дома и даже не оборачивается, чтобы взглянуть на то, как в нем начинается пожар.
Погода сегодня отличная — солнышко, свежий воздух. Редкий день, когда ветер не воняет горелыми автомобильными покрышками; дым с этой гадостью постоянно приносит нам ветром из Китая, через Тихий океан.
Меган едет по Стивенс в направлении Рэббит-лейн. Вдруг на нее обрушивается ощущение одиночества; приступ настолько неожиданный, острый и сильный, что я могу сравнить его разве только с внезапно налетевшим торнадо. Меган вдруг осознает, что за весь год ни разу не заглянула в дом, где жила Дженни Тайрел. Она не знает, что там увидит, но чувствует, что должна туда попасть.
Волосы у Меган отросли и свисают на сторону, как не до конца сложенные птичьи крылья. Тряхнув ими, она толкает калитку дома Тайрелов. Лужайка перед ним, как и все остальные, превратилась в заросший луг. Рождественские украшения пообтрепались за год, резной край крыши стал терять «зубы». Машины стоят, покрытые слоем пыли, колеса спущены. Машина, припаркованная около дома, — верный признак того, что в доме будут «протёчники». Так и есть: мистер и миссис Тайрел сидят на полу в гостиной, вокруг — альбомы с семейными фотографиями, свадебное платье миссис Тайрел, бутылка вина. Тела мумифицировались, и в доме не пахнет.
