Чужое сердце - Свинаренко Антон (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
– Особенно если церковь сама переживает кризис идентичности, – дополнил Флетчер. – Вы наверняка помните, как епископ Ириней Лионский решил объединить христиан, определив, кто из них верит по-настоящему, а кто только притворяется. Кто несет слово Божие, а кто… ну, несет что попало.
Флетчер написал у себя в блокноте «БОГ = СЛОВО = ИИСУС» и развернул надпись так, чтобы я смог ее прочесть.
– Ириней придумал эту чудесную формулу. Он сказал, что люди не могут уподобиться Богу, ибо и жизнь, и смерть Иисуса вовсе не походили на жизнь и смерть простого человека. Это-то и легло в основу православия. А все, что не укладывалось в это уравнение, автоматически становилось ересью. Если ты почитаешь Господа неправильно, ты пролетаешь. В каком-то смысле это было первое реалити-шоу: кто здесь самый чистый христианин? Он осуждал всех, кто применял творческий подход к вере, вроде Марка Эфесского и его последователей – Марка, который извергал невнятные пророчества и которому являлась богиня в облачении греческих букв. Он осуждал группы, державшиеся лишь одного Евангелия, – к примеру, эбеонитов, симпатизировавших Матфею, или маркионитов, изучавших исключительно Луку. Ничуть не лучше были группы вроде гностиков, у которых текстов развелось слишком много. Ириней постановил, что четырьмя основополагающими Евангелиями станут Матфей, Марк, Лука и Иоанн, и верить надлежит только им…
– …ибо во всех содержится пересказ Страстей Христовых, а церкви это было нужно, чтобы евхаристия имела смысл.
. – Точно, – кивнул Флетчер. – Тогда Ириней обратился к людям, которые еще не решили, к какой группе примкнуть. Сказал он, в общем, следующее: «Все мы знаем, как тяжело решить, где истина, а где обман. Мы облегчим вам задачу – мы сами скажем, во что вы должны верить». Те, кто согласился, были истинными христианами. Те, кто отказался, таковыми не являлись. И через несколько лет на базе убеждений, навязанных Иринеем, сформировался Никейский символ веры.
Все священники прекрасно понимают, что в семинарии информацию преподносят в католическом ключе, что, однако, не отменяет ее неоспоримой правдивости. Я всегда считал католицизм религиозным примером закона «выживает самый приспособленный»: с течением времени уцелели лишь самые мощные, доподлинные идеи. И вот теперь Флетчер уверял, что самые мощные идеи были подавлены.… так как ставили под угрозу существование православия. Что уничтожили их потому, что когда-то они с православием конкурировали на равных.
Иными словами, церковь выживала и процветала не потому, что ее воззрения были нужны человечеству, а потому, что всех достойных соперников она бесцеремонно устранила.
– Получается, книги Нового Завета – это лишь решение, когда-то принятое редактором, – заключил я.
Флетчер кивнул.
– Но на чем основывались подобные решения? Евангелия – это не слово Божье и даже не пересказ из первых уст апостолов. Это просто истории, которые наиболее убедительно поддерживали навязываемые официальной церковью каноны.
– Но если бы Ириней не сделал этого, – возразил я, – христианства вообще могло бы не быть. Ириней объединил множество разрозненных верующих с их разрозненными позициями. Когда ты живешь в Риме в сто пятидесятом году нашей эры и тебя могут арестовать за поклонение Иисусу, хочется все-таки знать, что твои соратники в последний момент не отвернутся и не скажут, что теперь они верят во что-то другое. По большому счету, даже сегодня важно понимать, кто верует, а кто просто сошел с ума. Возьмите любую газету – и убедитесь, как часто злобу, предрассудки и эгоизм выдают за Слово Божие, обычно подкрепляя неправду взрывчатыми веществами.
– Ортодоксальная вера исключает элемент риска, – согласился Флетчер. – Мы говорим тебе, что правда, а что нет, и тебе уже не нужно волноваться, ничего ли ты не напутал. Проблема в том, что стоит начать, и ты уже делишь людей на группы. Кому-то ты благоволишь, кто-то попадает в немилость. Какие-то Евангелия становятся любимчиками, другие пылятся под землей на протяжении тысячелетий. – Он взглянул на меня. – На каком-то этапе организованная религия перестала заботиться непосредственно о вере и озаботилась властью, необходимой для поддержания веры. – Флетчер вырвал листок с уравнением Иринея и, скомкав, выбросил его в урну. – Вы сами сказали, что цель религии – сплачивать людей. Но удается ли ей это? Или же она – полностью отдавая отчет в своих действиях, злонамеренно и предумышленно – стремится людей разобщить?
Я набрал полные легкие воздуха – и выложил все, что мне было известно о Шэе Борне.
Люсиус
Уснуть ни у кого не получалось, несмотря на все усилия.
У толпы своя кислотность, и меняется она, что примечательно, в мгновение ока. Люди, разбившие лагерь у стен тюрьмы (те самые, которых каждый вечер показывали в региональных новостях с заголовками типа «Мистер Мессия – день 23»), откуда-то прознали, что Шэй ранен и лежит в больнице. Но теперь возле лагеря недремлющих приверженцев Шэя вырос довольно шумный лагерь тех, кто считал это знаком и наказанием Господним.
Почему-то особенно шумными они становились с наступлением темноты. Звучали оскорбления, затевались драки. Территорию тюрьмы по периметру патрулировала национальная гвардия, но даже она не могла заставить их замолчать. Сторонники Шэя пели псалмы, силясь заглушить вопли оппонентов («Иисус будет жить! Борн умрет!»). Я слышал их даже в наушниках; голова раскалывалась.
Выпуск новостей в одиннадцать часов оказался натуральным образцом сюрреализма. Увидев тюрьму и услышав раскатистые возгласы толпы на улице, эхом отзывавшиеся в телевизоре, я испытал нечто вроде дежа-вю – только вот происходило это прямо сейчас.
«Бог един!» – кричали люди.
В руках они держали плакаты: «Мой друг – Иисус а не Сатана».
«Пусть умрет за свои грехи!»
«Шэю Борну не видать тернового венца!»
От адептов Шэя их отделяли вооруженные охранники, курсировавшие по кордону, как по реальной черте между религиозными взглядами.
– Как вы видите, – сказала журналистка, – общественная поддержка Шэя Борна и его беспрецедентного решения в свете его госпитализации понемногу сходит на нет. Недавно проведенный опрос показал, что лишь тридцать четыре процента населения штата по-прежнему считает, что суд должен позволить Борну стать донором. И лишь шестнадцать процентов убеждены, что совершенные им чудеса имели божественную природу. Следовательно, подавляющее большинство – восемьдесят четыре процента нью-хэмпширцев – согласны с преподобным Арбогатом Джастусом, который вновь согласился побеседовать с нами в прямом эфире. Вы и прихожане вашей церкви находитесь здесь уже почти неделю и оказали заметное влияние на настроения в обществе. Как лично вы относитесь к госпитализации Борна?
Преподобный Джастус так и не удосужился сменить свой зеленый костюм.
– Девяносто девять процентов населения штата считает, что ты должен сжечь эту уродскую одежду, – вслух произнес я.
– Дженис, – ответил преподобный, – мы с моими братьями и сестрами в Автомобильной Церкви Христа в Господе, разумеется, молимся о скорейшем выздоровлении Шэя Борна, который подвергся варварскому нападению в тюрьме. Тем не менее молитвы наши обращены лишь к единственному подлинному Господу – Иисусу Христу.
– Вы хотите что-нибудь сказать тем людям, которые по-прежнему с вами не согласны?
– Конечно. – Он приблизил лицо к объективу камеры. – Я же вам говорил.
Журналистка снова взяла микрофон.
– К нам поступила информация, что Борна выпишут из больницы уже через несколько часов, но врачи отказались комментировать его состояние… – Внезапно с обеих сторон поднялся оглушительный рев, и репортерше пришлось прикрыть микрофон рукой. – По неподтвержденным данным, – продолжила она сквозь воцарившийся гомон, – к черному ходу только что подъехала карета «скорой помощи»…
Камера метнулась в сторону и поймала мужчину, ожесточенно лупящего женщину в фиолетовом костюме. На помощь поспешили вооруженные гвардейцы, но к тому моменту стычки между лагерями распространились по всей стоянке. Кордон истончался, и вскоре понадобилось подкрепление. На экране мелькнул подросток, которого кто-то топтал ногами, затем мужчину ударили прикладом винтовки и он потерял сознание.
