Белый отель - Томас Дональд Майкл (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Они молча пошли вдоль берега. Обе не знали, что сказать. Наконец Лиза нарушила молчание, сказав, что сожалеет об ожогах на лице матери.
– Да, но я их заслужила; кроме того, здесь очень хорошо лечат.
Дочь узнала этот голос, которого не слышала полвека, и грудь ее затрепетала.
Женщина напряженно всматривалась в лицо Лизы, начиная узнавать черты своего ребенка. Заметив распятие у нее на груди, она сказала:
– Это мое, так ведь? Я рада, что ты его сохранила.
Их по-прежнему одолевали смущение и неловкость.
Лиза, чтобы нарушить болезненное молчание, спросила, каковы условия в поселении матери – та жила в Кане.
Мать отвечала с печальной улыбкой:
– Что ж, это ни в коем случае не нижний круг.
Лиза тоже вежливо улыбнулась, но была озадачена. Она вспомнила, что у матери была раздражающая привычка никогда-не отвечать на вопросы прямо.
– Твоя тетя собирается приехать сюда, – сказала мать.
– О! И когда?
– Скоро.
По-над водой пролетел ворон с куском хлеба в клюве.
– И Юрий тоже, совсем скоро.– Задумчивые, красивые карие глаза матери искоса глянули на Лизу.– Тебе стоит узнать своего брата поближе. Конечно, он ревновал, когда появилась ты, я в этом уверена. Ты совсем другая, а он удался в отца, это очевидно.
Лиза взяла мать за руку. Их руки неловко ощупывали друг друга.
– Здесь твой отец, ты знаешь об этом? – спросила мать.– Он живет один.
– Один? Это на него очень похоже! – сказала Лиза, и ее колкость заставила их обеих рассмеяться и разбила наконец лед отчужденности.
– Ты видишься с ним? – спросила Лиза.
– О да.
– Поцелуешь его за меня?
– Да, конечно. Кстати, его родные – и мои тоже – все тебя целуют и очень хотят с тобой повидаться.
Молодая женщина радостно кивнула. Они приноровились идти в ногу, медленно ступая по песку.
Лиза открыла было рот, собираясь задать вопрос, но промолчала. Было еще слишком рано. Кроме того, этот вопрос, по сути, диктовался чистым любопытством; знать на него ответ не было насущной необходимостью. Единственно важной вещью была смерть, а теперь она знала, что об этом речи не шло – ее мать не умерла, а эмигрировала.
Но словно по наитию, мать вздохнула и спросила:
– Ты, наверное, знаешь, что случилось?
– Я знаю голые факты, не обстоятельства. Но если не хочешь, не надо об этом говорить. Правда, это не важно. Я бы точно так же поразилась, если бы вдруг узнала, что ты ходишь на собрания монахинь.
Мать засмеялась.
– Ну, это вряд ли! Нет, я не против того, чтобы поговорить об этом. Твой дядя – чудесный человек. С Магдой ему приходилось нелегко. Он был здоровым и нормальным, но ее желания простирались совершенно в противоположном направлении. Она очень мало могла для него сделать. Не стоит винить ее за это, она ни о чем не догадывалась, пока не стало слишком поздно. Мы обе были ужасно невинны, когда вышли замуж. И молоды. Невежественны, как мотыльки. Ты понимаешь?
– Да, – сказала Лиза.– Да, это начинает становиться понятным.
– Она знала, что происходит между нами, по крайней мере в самом начале, и, по-моему, даже испытывала огромное облегчение. – Мать встревоженно взглянула на дочь.
– Значит, – сказала Лиза, чувствуя, как проясняется мгла, – когда вы все трое... она действительно хотела?..– Она взглянула на мать, покраснела и снова стала смотреть в сторону.
– Да, пожалуй. Это было ее предложение. Нам с Францем было очень неловко. Но позже она захотела все это прекратить – думаю, из-за того, что оставалась одинокой, а это усиливало ее ревность, – и нам с твоим дядей пришлось встречаться тайно. Это был непростительный грех.
– А отец знал?
– Знал, но никогда об этом не упоминал. Мы не спали вместе с тех пор... практически с тех пор, как родился Юрий. Ну, это не совсем так – конечно же! Однажды, при голубой луне... Он был очень занят. У него была работа, подпольная деятельность, любовница. Ему было все равно, что я делаю, пока соблюдались внешние приличия.
Солнце нестерпимо жгло, и Лиза начала чувствовать дурноту. Исповедь матери истощала ее силы. Она спросила, нельзя ли им присесть; скала неподалеку отбрасывала небольшую тень. Они сели, прислонившись спинами к раскаленному камню.
– Как ты себя чувствуешь? – встревоженно спросила мать, и Лиза сказала, что ей стало немного нехорошо из-за прогулки под раскаленным солнцем. Тогда мать спросила, не хочет ли она пить, и, когда, Лиза ответила утвердительно, расстегнула платье и обняла дочь за плечи, привлекая ее к своей груди. Первые освежающие капли охладили кровь Лизы, и голова у нее перестала кружиться. Она отняла губы и благоговейно положила руку на полную белую грудь матери, увенчанную розовым соском.
– Я помню ее! – сказала она с улыбкой. Мать улыбнулась в ответ со словами:
– Пей, сколько хочешь. У меня, слава богу, всегда было вдосталь молока.
– Но откуда?..– спросила Лиза, и мать со вздохом объяснила:
– Сюда присылают очень много сирот, а кормилиц всегда не хватает. Я таким образом могу приносить пользу.
Лиза с удовольствием приникла сначала к одной груди, потом к другой. Рука ее, обнимавшая мать под платьем, ощутила жесткие грани, и она улыбнулась про себя, подумав о том, что мать до сих пор носит старомодный корсет. Когда она напилась и мать запахнула платье, Лиза расстегнула блузку и, в свою очередь, дала матери пососать из груди. Чувствуя прикосновение ее губ к своему соску, она испытывала ни с чем не сравнимое счастье. Поглаживая все еще густые светлые волосы матери, она сказала, что завидует ей, – ведь у нее были грудные дети! Застегивая блузку, она покраснела от вопроса матери и объяснила, что молоко у нее появилось благодаря молодому лейтенанту-англичанину. Она сказала, что он ей очень нравится, и ей кажется, что его нужно накормить и утешить, он пробуждает в ней материнские чувства.
Освеженные и восстановившие силы, они поднялись и продолжили свою прогулку вдоль берега озера. Мария Конопницка сказала:
– У меня ощущение, что то же самое я испытывала к твоему дяде. Я никому не собиралась причинить незаслуженную боль. Хотела лишь утешить его. Конечно, мы отчасти обманывали самих себя.
– Да, я видела, как ты его утешала! – с лукавой улыбкой сказала молодая женщина.
– Я знаю! О, это было ужасно! Мы чуть сквозь землю не провалились со стыда! Оставалось только молиться, чтобы ты оказалась слишком маленькой, чтобы что-то понять, но, очевидно, это было не так. Лиза, милая, мне очень жаль. Видишь ли, мы понятия не имели о том, что ты все еще на яхте. Соне было строго наказано...
– Я не тот раз имею в виду: я говорю о беседке! – Она улыбнулась дразнящей улыбкой, но мать выглядела озадаченной.
– Мы никогда ничего не позволяли себе ни в беседке, ни где-либо еще, где нас могли увидеть. Почти всегда это было на яхте, если отец был занят работой, а твоя тетя предпочитала остаться дома. Мы всегда были очень осторожны.
Она вдруг сделалась пунцовой, как закат за холмами.
– Постой! Ах да, теперь я вспомнила! Да, всего один только раз! О, как это было глупо с нашей стороны! И ты нас видела? Мне кажется, ты тогда и ходить не умела! Да, конечно, я помню! Я рисовала на берегу, так ведь? Мысли блуждали... Это, наверное, была ужасная картина! Был очень жаркий день, правда? Почти как сегодня. Потом твои дядя и тетя спустились на берег, и Магде захотелось полежать на солнце, а мы с Францем пошли прогуляться по парку. Да, о Боже! – Она улыбнулась, и румянец на необожженной стороне ее лица стал еще сильнее. – Мы только целовались, так же?
Лиза энергично и озорно потрясла головой.
– Вы были только наполовину раздеты!
– Правда? О Господи! Так оно и было! Я помню! Мы, должно быть, сошли с ума! – Она вдруг звонко рассмеялась, и Лиза увидела жемчужно-ровные зубы, так хорошо ей знакомые.– Должна признать, что между нами было очень сильное сексуальное влечение. Конечно, я пыталась убедить себя в том, что влюблена навеки. Знаешь, как это у Пушкина: «В день свиданья / Под небом вечно голубым, / В тени олив, любви лобзанья / Мы вновь, мой друг, соединим», – ну, и все в таком духе. Нам, женщинам, всегда трудно признать, что сексуальное желание – это главное. Ты, наверное, сочла бы это более простительным, если бы у нас была бессмертная любовь; но, если честно, я не могу этого сказать.
