Книга Мануэля - Кортасар Хулио (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗

– Они были страшные, страшные, – вопила Гадиха, – затащили нас в машину, их было четверо, Бето не мог с ними справиться, а шофер будто сонный был, наверняка его отравили уколом стрелы с кураре, я, знаете, читала про такое, да погодите, дайте же мне объяснить, я должна высказаться, клянусь, их было четверо, и охранник Бето стал доставать револьвер, и, подумайте, самый тощий из них приставил ему к голове дуло, вы же не хотите быть убитым за сто тысяч франков в месяц, ну как вам это нравится, но погодите же, сейчас все объясню, такая грубость, с Бето чуть не стащили пиджак, а в машине сидели еще двое, и когда мы опомнились, я и Бето уже сидели сзади, а эти негодяи прямо лежали на нас, клянусь, при поворотax, когда не шевельнешь ни рукой, ни ногой, такие оскорбления, неужто это возможно в Париже, сеньор, да еще рылись в моей сумке из крокодиловой кожи, еще неизвестно, может, вытащили флакон с духами, я точно помню, он у меня был, когда мы ехали на обед, и вот оставили меня в этом глухом районе, вы представляете себе, какие опасности грозят даме ночью, когда кругом бродят негодяи, у которых одно на уме, если бы меня хотя бы оставили с Бето, о Святая Дева, и я все шла, шла, видите, я в нарядных туфлях, и дежурный, вот грубиян, не хотел мне верить, вы должны его наказать, погодите, да, были только эти три конверта, я видела, как их положили в сумку, чтобы я их передала, но я требую, чтобы

– Были только эти три конверта, – ограничился этой фразой переводчик, к большому удовольствию полицейского комиссара. Что до писем, то они были написаны на превосходном французском языке, и уже на Кэ-д'Орсэ начались беготня да совещания, знатный переполох, не говоря о том, что творилось в трех или четырех центрально– и южноамериканских посольствах, это сам Данте не описал бы и в пяти томах.

– Я бы предпочел, чтобы ты не ездила, – сказал Маркос, и Людмила знала, что он знал, что говорить это ей бесполезно, что Веррьер с такой миленькой рощицей, где она однажды бродила с Андресом, что for ever [126] Веррьер, блуп, я еду с вами, Маркос / Ладно, запретить тебе я не могу, но только остальные дурехи восстанут все как одна, уж я-то их знаю / мы приготовим вам обед и будем следить за гигиеной и приличиями / Боюсь, детка, что у вас не будет времени на это, все дело надо провернуть ровно за двадцать четыре часа после того, как мы захватим Гада, вы едва успеете отличиться, приготовив несколько бутербродов / Ты с чем любишь, с мортаделой или с паштетом / Мне все равно, зато Люсьен, наверно, догадается прихватить пару бутылок / Маркос, я вижу, ты еще не вполне оправился от удара / Ты, полечка, еще говоришь о том пинке, после того, что со мной вытворяла / Ох / Что слышишь / А я-то какова, синяки кругом да засосы, уж не говоря о кругах под глазами /

Шале принадлежало матери Люсьена Вернея, даме, которая в данный момент проходила, как каждые полгода, свой курс лечения на водах в Руане; чтобы подготовить необходимое, времени у Люсьена было с избытком, Маркос в темноте произвел осмотр местности, Патрисио тоже походил вокруг, дабы, по выражению знатоков, определить параметры. Ближайшие соседи, все – скучающие пенсионеры, находились в двухстах метрах, за полосой кедров; с парижского шоссе вы сворачивали на дорогу, ведущую в деревню, затем по улочкам вверх и вниз, пока не упрешься в рощу, там дорожка, на которой машина едва умещалась, поворот направо, и вот, меж сосен, шале, обнесенное деревянным забором, и всего с двумя входами. Еще в Париже было решено число участников операции ограничить до минимума, because пенсионеры от скуки, возможно, приглядываются к соседям, однако вскоре выяснилось, что менады требуют такого, чего ни Оскар, ни Гомес, ни Патрисио, ни теперь уже Маркос, медленно вешавший телефонную трубку и глядевший на Людмилу, не могли отвергнуть или запретить, в Буче не было дискриминации, так почему же менадам не поехать и не приготовить бутерброды, хотя холостяки – не зря они были французы – выразили решительное неодобрение, выслушанное остальными с полным равнодушием. Пусть приезжают, сказал наконец Ролан, будет как в воскресенье на стадионе. А теперь вопрос, как быть с тобой, сказал Маркос, и начал доставать сигарету, словно ему было трудно продолжать, как быть с тобой, полечка?

– Что случилось? У тебя такое лицо.

– Оно не раз было таким за эти два года, старушка, и, вероятно, еще и впредь будет раз-другой.

– Скажи, что случилось, – попросила Людмила. Так же Оскар и Эредиа, обговаривая последние детали Веррьера, глядели на Сусану, в чьей руке, печальная, как она сама, вялой тряпочкой повисла «Монд».

– Ламарку убили, – сказала Сусана, настроившись на то, чтобы переводить без скорбных комментариев, – бразильские власти официально сообщили о смерти революционного главаря.

– Прости меня, если я скажу, что не знаю, кто он, – сказала Людмила, – но я это вижу по твоему лицу. Прости меня, любовь моя.

– Не может быть, мать твою блядскую растак, – сказал Эредиа, выхватив у Сусаны газету и тут же ее возвратив. – Продолжай читать, этого не может быть, но все равно читай.

– Он спал под деревом вместе со своим заместителем Хосе Кампосом Барретасом и своей подругой Ярой Явельберг, когда их окружили два десятка бойцов центра службы внутренней безопасности.

– Внутренней безопасности, – сказал Эредиа, оборачиваясь и вглядываясь из-за занавески в темнеющий сад и ряд кедров.

– Ах, – сказала Людмила, нащупывая бутылку, затерявшуюся среди бумаг и диванных подушек. – Извини, Маркос.

– Согласно официальной версии, Хосе Кампос открыл огонь, но был сражен пулеметной очередью. Вторым пал Карлос Ламарка. По этой же версии, Яра Явельберг, убедившись, что бежать невозможно, покончила с собой.

– Все так ясно, так красиво, – сказал Оскар. – Ни словечка лишнего.

– Я тоже не был с ним знаком, – сказал Маркос. – Бразилия далеко от Кордовы, полечка.

Эредиа, спиной ко всем, все смотрел в сад. Оскар думал, что эта ночь будет очень долгой, Сусана вырезала заметку и спрятала ее в папку. Ночь, однако, пролетела быстро, Люсьен Верней сперва нахмурился, увидев, как входят Людмила и Гладис, огорченная непростительным отсутствием мате в одном пригородном французском доме, это просто возмутительно, а Людмила ждет, что Гомес объяснит Люсьену Вернею распоряжения Маркоса; по очереди играют в шахматы Оскар и Эредиа, Эредиа и Гомес, Гомес и Моника, менады хлопочут на кухне, пока светло, а когда все вокруг погасят свет, как бы пенсионеры не заинтересовались, шепотом распределяются обязанности и посты, Эредиа дает мат в восемнадцать ходов, да не выпивайте же все сразу, вы, дикари южноамериканские, моя бабушка подарила это вино моей матери на день рождения, его надо смаковать по глоточку, nom de Dieu, Гомес и Моника ничья. По дорожке проехала машина, все пригнулись, словно по команде «ложись», и совершенно зря, их и так не было видно, затем секунда, когда не знаешь, то ли муравьи опередили, то ли полиция их выследила по бирюзовому пингвину и речам в Орли, Люсьен Верней объяснил, что это машина одного из пенсионеров, затем, в восемь часов, первая партия бутербродов и вино, это бургундское, пять лет спало в погребе, вы не очень-то увлекайтесь, от него двоится в глазах / Ладно тебе, скряга, здесь, что ни возьми, все времен Пипина Короткого, посмотрим, не потеряла ли вкус эта салями из-за передряги под Ватерлоо / Весь вкус хорошей салями в ее аромате – для тех, кто достиг такого уровня цивилизации, что способен его уловить / Вот тебе, получай, объяснения ищи Ларуссе / Я не должен тебе это говорить, но если ты не займешься этим слоном, капут тебе будет, дорогуша / Занимайся своими фигурами, уж я как-нибудь проиграю без твоей помощи / Согласен, посмотрим, как ты сходишь теперь / Ух, черт / Зажигайте сигареты подальше от окон, я на жалюзи не надеюсь / Все предосторожности Джеймса Бонда выполнены / Идем, сказала Людмиле Сусана, пошли на кухню.