Никто не знает тебя - Лабускес Брианна (книги без регистрации txt, fb2) 📗
Она никогда не выпячивала себя, не лезла в гущу событий и всегда оставалась в тени, не замечаемая встревоженными родителями. Определить, кто в детской ватаге играет первую скрипку и какова расстановка сил, занимало у нее не более минуты.
Везде и всюду она выискивала легкую добычу.
Но необязательно нападала. Порой она тешилась с жертвой, как, например, с той же Эйнсли, и никто — ни Рид, ни Виола, ни ее жертва не знали, когда она нанесет смертельный удар. С детьми, по мнению Рида, Виола обращалась словно с подопытными кроликами, обеспечивая себя исследовательской работой на годы вперед.
Когда же Виола нападала, бросок ее был стремителен и безогляден. Невероятно, но Рид предпочитал именно такие, внезапные порывы дочерней ярости. Кратковременная боль казалась ему лучше продолжительной агонии.
Но вот братьям Виола избрала иную участь, затеяв с ними долгую, бесконечно долгую игру. Не проходило и дня, чтобы сердце Рида не холодело от ужаса при мысли об этом.
И когда симпатичная учительница Виолы, обеспокоенно заглядывая ему в глаза, положила руку ему на плечо и спросила, не принести ли воды, он кивнул и увязался за ней. Немного пофлиртовав, он игриво втолкнул ее в чулан, где на десять блаженных минут избавился от висевшего на шее жернова неудавшейся жизни и почувствовал себя человеком, способным хоть на какое-то действие.
Учительница, имя которой Рид не потрудился запомнить, совсем потеряла голову, напрочь забыла о Виоле и замяла дело, всучив ему пару брошюрок. Рид чуть не рассмеялся ей в лицо. Чем эта макулатура ему поможет? Посоветует три легких шага на пути к укрощению доморощенного садиста-психопата?
Два дня спустя Рид сел в вагон метро и проехал по фиолетовой линии до конечной станции. Народу было мало, но он послонялся, нога за ногу, по платформе, прежде чем увязаться за несущимися к выходу пассажирами.
Убедившись, что никто его не преследует, он миновал четыре квартала, зашел в почтовое отделение и вытащил из жилетного кармана ключ.
И немало удивился, увидев поджидавшее его послание. Открытку, как обычно, и довольно курьезную.
С плакатно улыбающейся коровой в ультрамодных солнцезащитных очках.
Он долго стоял, ухмыляясь глупой корове, затем перевернул открытку и прочел сообщение, написанное знакомыми каракулями. Сведений об отправителе и его местонахождении, разумеется, не было.
Рид покинул отделение, воровато оглянулся, шмыгнул в переулок и спрятался за мусорным баком.
Щелкнул зажигалкой и поджег картонный прямоугольник. Глупая корова медленно исчезла в огне, а ее остатки подхватил и разметал ветер.
41. Гретхен. Наши дни…
Высадив Маркони, Гретхен заперлась дома в комнате, превращенной ею в кабинет, уселась на пол и веером разложила перед собой материалы по делу Виолы Кент.
Когда ее осенило, что с ними не так, стрелки на циферблате показывали три часа ночи. Не отрываясь от бумаг, Гретхен машинально набрала номер Шонесси, и детектив ответил после первого же гудка.
— Надеюсь, у тебя хорошие новости, — раздраженно загудел он на удивление бодрым голосом.
— Ой, вот только не заливай, что ты не тоскуешь сейчас в задумчивости над стаканом чего-нибудь высокоградусного, — осадила его Гретхен.
Если бы он спал, он ни за что не поднял бы трубку так скоро.
— Чего тебе? — вздохнул Шонесси, не желая вступать в перепалку.
«Интересно, — подумала Гретхен, — а провел ли он в мире и спокойствии хотя бы одну ночь за время службы в полиции?» Груз ответственности, лежавший на его плечах, Шонесси тащил, словно тяжкий крест. Гретхен подобного отношения к работе не разделяла, но принимала как данность.
— Лена взялась за это дело не из чувства вины, — с непоколебимой убежденностью произнесла она.
«Я наломала дров, Грета».
— Она взялась за него, чтобы засадить Виолу за решетку.
— Не понял, — помолчав минуту, признался Шонесси.
— Материалы других Лениных дел содержат скрупулезно подобранную и исчерпывающую информацию, а материалы дела Виолы — всего-навсего сухое изложение фактов.
— Возможно, у нее на Виолу была заведена еще одна папка.
— Возможно, — согласилась Гретхен, хотя подобное никак не укладывалось у нее в голове. — Но зачем ей прятать папку с доказательствами, если ее содержимое и так станет достоянием общественности в течение ближайшего месяца?
— Ну, кто ее знает, может, она готовилась ко всему заранее, не менее чем за месяц?
— Лена из материнской утробы уже всецело подготовленной вышла, — давясь смешком, возразила Гретхен.
— Ясно, — фыркнул Шонесси, видимо представив себе этот процесс во всей его неприглядной красе. Гретхен усмехнулась. — Неприятно, конечно, признавать, но звучит логично.
— Итак, Лена действует как сообщница, убивает Клэр, подставляет Виолу, а затем берет ее дело, чтобы коварный план не полетел к чертям собачьим из-за какого-нибудь не в меру дотошного адвоката.
— Потрясающе.
— Я всегда потрясающа, — заверила его Гретхен. — Таким образом отводится подозрение и от Рида Кента. Ибо в противном случае, если бы он не нанял дочурке бесподобного адвоката, у людей зародились бы нехорошие предчувствия.
— Но «бесподобный адвокат» несомненно ратовал бы за смягчение приговора. — Тон Шонесси, в отличие от тона Гретхен, особым благоговением не отличался, однако некая удовлетворенность в нем, к радости Гретхен, сквозила. Все-таки хорошо спланированное убийство не может не вызывать восхищения. — Значит, ты полагаешь, именно Лена и убила Клэр Кент?
А как же «чертовски веские причины»? Не успела Гретхен ответить, как Шонесси рассмеялся.
— Господи, да кого я спрашиваю, — сдавленно хихикнул он. — Ты же веришь, что любой человек способен на убийство любого.
— А ты — нет? — огрызнулась Гретхен: похоже, Шонесси забыл, с кем имеет дело.
— А я — да, — легко согласился Шонесси и внезапно затих. Заинтригованная, Гретхен решила не прерывать молчания первой. — Слушай, можно тебя кое о чем спросить?
— Спросить можно, вот только ответа я не гарантирую. И не спрашивай всякую глупость.
— Зачем тебе это? Не именно это дело, с ним все понятно, это личное, но… зачем тебе все остальное?
— Консультирование? — уточнила Гретхен.
С Шонесси она обычно не церемонилась. Он ожидал от нее наихудшего, и она не собиралась изображать из себя ту, кем не являлась. Наверное, поэтому она и воспринимала его как самого близкого друга — одного из немногих оставшихся. И от этой мысли ей становилось невыносимо грустно.
— Ну, отчасти из-за тебя.
— Из-за меня?
— М-да… — утвердительно протянула Гретхен, слегка взбудораженная тем, что Шонесси все приходится разъяснять. Ну почему он не понимает очевидных вещей! — Меня очень задевала твоя одержимость.
— Я не назвал бы это одержимостью, — буркнул детектив.
А Гретхен назвала бы. Назвала бы болезненной, хоть и не маниакальной одержимостью. Вообразив, что без его присмотра она кого-нибудь убьет, Шонесси взвалил на себя обязанность приглядывать за ней, и со дня смерти тетушки Роуэн они, можно сказать, не разлучались. Она выросла на его глазах, с младых ногтей пожиная плоды несправедливости и предвзятости.
— А чем тогда? Убежденностью в моей виновности? — спросила она. Эмпаты вечно лакируют эвфемизмами горькую правду. — Ты упорно доказывал, что я убила тетушку Роуэн. И постоянно околачивался рядом, боясь, что я еще кого-нибудь ухайдакаю.
При словах «околачивался рядом» Шонесси поперхнулся, закашлялся, но прервать Гретхен не осмелился.
— И я подумала: дай-ка я отплачу тебе той же монетой, поражу тебя в самое сердце и стану полицейским консультантом. Причем таким, с кем тебе придется работать по долгу службы, — с трудом скрывая самодовольство, выпалила Гретхен.
С какой поистине звериной жестокостью топтали они чувства друг друга: она — его, а он — ее. Как чудовищно тесно переплелись их судьбы. Как страшно. И как красиво.
