1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Коваленин Дмитрий Викторович (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Минуло полчаса, но из дома никто не вышел. Наконец появилась женщина лет сорока пяти, которую Усикава уже наблюдал не раз, села на велосипед и куда-то уехала. Эту жиличку Усикава называл про себя «Женщина Без Шеи», поскольку из-за тройного подбородка шеи у нее практически не было. Еще через полчаса Женщина Без Шеи вернулась; корзина ее велосипеда была забита пакетами из супермаркета. Поставив велосипед на стоянку, она в обнимку с пакетами вошла в подъезд. Затем вернулся из школы первоклашка. Его Усикава окрестил Лисенком, потому что глаза у парнишки ближе к вискам были чуть поддернуты кверху. Но никого похожего на сборщика взносов из «Эн-эйч-кей» на крыльце так и не показалось. Усикава не понимал, что происходит. Выход из этого дома только один. И Усикава не отвел от него взгляда ни на секунду. Если энэйчкеевец не выходил — значит, он все еще в доме?
Забыв об усталости, Усикава следил за подъездом долго и пристально. Не отвлекался даже по малой нужде. Когда стемнело, над выходом из подъезда загорелась лампа. Но сборщик взносов не выходил. В седьмом часу вечера Усикава сдался, отправился в туалет и помочился. Определенно, этот тип еще в доме. Зачем — логикой не постичь. Но похоже, он решил остаться в здании на ночь.
Морозный ветер пронзительно завывал между обледеневшими проводами за окном. Усикава включил обогреватель, закурил. И задумался о загадочном «сборщике взносов». Отчего этот тип говорил так дерзко и вызывающе? Откуда его уверенность в том, что в квартире кто-то есть? Почему он так долго не выходит из дома? И если не вышел до сих пор — где он сейчас?
Оторвавшись от фотоаппарата, Усикава сел на пол, оперся спиной о стену и уставился на оранжевую спираль обогревателя.
Глава 17
Звонок телефона раздается в субботу. В очень ветреную субботу, часов в восемь вечера. Аомамэ сидит на балконе в куртке-пуховике, укутав ноги пледом, и сквозь прутья балконной решетки наблюдает за детской горкой в свете фонаря. Руки держит под пледом, чтобы не коченели. Безлюдная горка напоминала скелет исполинской рептилии, вымершей в ледниковый период.
Может, так долго сидеть на вечернем холоде вредно для Кровиночки? — думает Аомамэ. — Или такой слабый, как сейчас, еще не опасен? Ведь даже если мое тело мерзнет снаружи, околоплодные воды — точно так же, как кровь, — сохраняют тепло. Да и в мире, увы, полным-полно мест куда холодней и опаснее — никакого сравнения с этим уютным балконом. Но даже там женщины покорно рожают детей. А этот холод я должна превозмочь, чтобы встретиться с Тэнго.
Две луны — одна большая и желтая, другая поменьше и зеленоватая — висят, как всегда, бок о бок в зимнем небе, где то и дело кружат и уносятся вихрем снежные хлопья разных форм и размеров. Белые, густые, четко очерченные, эти хлопья похожи на ледовую крошку, ползущую по реке к морю в пору весеннего паводка. А если долго глядеть на вечерние облака, что несутся непонятно откуда и неведомо куда, начинает казаться, будто и тебя саму уносит куда-то на край света. В настоящую Арктику разума. Где дальше на север уже нет ничего. Только Хаос и Великое My.
Из-за неплотно задвинутой балконной двери трелей телефона почти не слышно. К тому же Аомамэ утопает глубоко в своих мыслях. И все же эти звуки доносятся до ее слуха. Сначала три звонка, секунд через двадцать — еще один. Тамару! Отбросив плед, Аомамэ отодвигает заиндевевшую стеклянную дверь, возвращается в комнату — темную, но хорошо обогретую — и снимает окоченевшими пальцами трубку.
— Пруста не читаешь?
— Продвигаюсь с трудом, — отвечает Аомамэ, словно отзываясь на условный пароль.
— Не нравится?
— Дело не в этом. Просто, как бы лучше сказать… По-моему, он пишет о каком-то другом мире, совсем не таком, как наш.
Тамару молча ждал продолжения. Похоже, он не спешил.
— Кажется, будто читаешь подробный доклад о каком-нибудь астероиде за несколько световых лет от нас. Все детали выписаны четко и ясно. Но происходящее там никак не связано с тем, что случается здесь. Слишком далеки эти миры друг от друга. И чтобы читать дальше, приходится то и дело возвращаться и перечитывать заново.
Аомамэ умолкает, подыскивая слова. Тамару терпеливо ждет.
— Но мне не скучно, вовсе нет! Все описания очень яркие, образные; кажется, я способна постичь природу этого одинокого астероида. Но все-таки продвигаюсь с трудом. Словно гребу в лодке против течения. Погреб немного — и отдыхаешь, задумавшись; а как отдохнул — замечаешь, что лодку отнесло течением обратно. Но сейчас такое чтиво мне, пожалуй, подходит. Нынешней мне так гораздо лучше, чем постоянно бежать за сюжетом куда-то вперед. Как объяснить… Такое чувство, будто Время в романе движется неправильно и постоянно искривляется. Стань в нем прошлое будущим, а будущее — прошлым, все равно ничего не изменится… Она пробует сформулировать еще точнее:
— Когда читаю, кажется, будто я вижу чей-то сон. И ощущаю все вроде бы в реальном времени. Но что такое тамошнее реальное время, уловить не могу. Сами чувства вроде близки и понятны, но зазор между реальностями все-таки слишком огромен.
— А может, Пруст так и задумывал?
На это, разумеется, ответа она не нашла.
— Как бы там ни было, — добавил Тамару, — в нашей реальности время движется непрерывно — и только вперед. На месте ничто не останавливается, и в прошлое возврата нет.
— Да, конечно. Наше реальное время движется только вперед.
Сказав так, Аомамэ переводит взгляд на балконную дверь. А так ли это? Неужто Время и правда движется только вперед — и больше никак?
— Всему приходит срок, — говорит Тамару. — 1984 год закончится уже совсем скоро.
— Похоже, «В поисках утраченного времени» я в этом году дочитать не успею.
— Неважно, — отвечает Тамару. — Можешь читать сколько хочешь. Роман написан более полувека назад. Никакой срочной информации там не содержится.
Может, конечно, и так, думает Аомамэ. А может, и нет. Слишком уж нестабильно это Время, чтоб ему доверять.
— Кстати… С тем, что у тебя внутри, все в порядке?
— Пока без проблем.
— Это главное, — говорит Тамару. — Ты уже слышала, что какой-то лысый уродец ошивался возле «Плакучей виллы»?
— Слышала. Что, опять появлялся?
— Да нет, в последнее время вроде не видно. Пару дней послонялся вокруг да и сгинул. Но зато успел обойти всех риелторов по-соседству. Прикидывался, что ищет жилье, а сам собирал информацию о нашем приюте. Видок у него и правда — страшнее некуда. И одевается, точно пугало. Все, кто с ним говорил, прекрасно его запомнили. Восстановить картину было несложно.
— То есть на сыщика не тянет?
— Внешне — никоим образом. С такой наружностью, как у него, сыском не занимаются. Голова огромная и приплюснутая, как у Фукускэ. Но и на дилетанта не похож. Все данные собирает самостоятельно. Соображает, куда пойти, как и о чем выспрашивать. По-своему умен. Важных деталей не упускает, лишних движений не делает.
— Что же он выведал о приюте?
— То, что это прибежище для избиваемых жен, что оно предлагается бесплатно и содержится на средства Мадам. Не исключаю, он уже в курсе того, что Госпожа была членом твоего спортклуба и что ты довольно часто появлялась у нее дома. Именно этими вопросами я бы на его месте интересовался прежде всего.
— Хотите сказать, его хватка не хуже вашей?
— Такие навыки доступны каждому, кто способен много работать и при этом мыслить логически.
— Не думаю, что на свете много таких людей.
— Немного, но есть. Обычно их называют профессионалами.
Аомамэ садится на стул и трогает пальцами кончик носа, все еще холодный от мороза.
— Но возле усадьбы он больше не вертится? — уточняет она.
— Он знает, что его внешность врезается в память. И что камеры наблюдения включены. Разнюхал все, что успел, и сгинул. Теперь копает дальше где-нибудь еще.
