Осени не будет никогда - Липскеров Дмитрий Михайлович (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
– Ну, вижу…
– Это – бультерьер, – приезжий порылся в авоське, отломил от батона кусочек копченой колбаски и протянул Биллу. – Я – собачник, я знаю…
Крыс увидел приближающуюся человеческую руку с куском вкусно пахнущей колбасы и подумал, что все-таки человеком быть хорошо. Человек дает крысе колбасу, а крыса не может дать колбасы человеку… Он осторожно взял с пальцев угощение и мигом проглотил.
– Я же говорил, – радовался житель теплых мест. – Нормальная собака! Причем дорогой породы!
«Хороший человек», – подумал Билл, облизнувшись.
– Товарищи! – закричали в толпе. – Никто собаку не терял?
– Да какая это собака! – провозгласил некто в клетчатой кепке осипшим баритоном. – Крыса! Крыса самая настоящая! Мутант!
– Сам ты мутант! – оскорбился гагринец.
– Папаша! – огорчился владелец кепки. – Я три года в ветлечебнице отработал. Я что, крысу от буля не отличу!
– Какой я тебе папаша! – разозлился гость столицы. – Ты вдвое старше меня! Мне еще тридцати нет!
– А я всех папашами называю, – оправдался сипатый.
– Вот и канай отсюда! Ишь ты, сыночек!
Здесь должна была случиться драка. Многие в толпе на радостях аж приплясывали, ожидая, как клетчатый гагринца уделает.
Билл с маятой в животе следил за развитием событий, но ему совсем не хотелось, чтобы били южанина, а потому он попытался по-своему вступиться за колбасу дающего. Решил залаять по-собачьи, поднял голову к высоким крышам и запищал отвратительно на всю площадь Курского вокзала. Все вложил в это писк Билл. И непонятную тоску, и плач по исчезнувшей подруге, и предчувствие скорой смерти…
– Пи-и-и-и-и-и!!! – пронеслось по Москве.
– Действительно, крыса, – отшатнулся приезжий.
– Во, козел! – сплюнул кепка. – Говорил же, ветеринар я…
От такой здоровенной крысы толпа с омерзением сделала шаг назад.
Вдруг послышался голос с другого края толпы:
– А були как раз так и скулят! Лаять були не любят… У меня у самого буль…
В первые ряды протиснулся субтильный молодой человек с физиономией, сплошь высеянной угрями.
– Одно лицо с моим! – подтвердил он.
– Еще один кретин! – поразился тип в клетчатой кепке.
– Попрошу! – погрозил тощим пальцем выступающий. – Еще одно оскорбление, и…
– И что? – двинул грудью вперед предупрежденный.
– Милиция! – закричал субтильный. – Сержанты!
Владелец кепки тотчас растворился в суете московского вокзала, а субтильный смело двинулся к Биллу со словами:
– Я его себе возьму! Иди сюда, собачка!
Он протянул руки, одной взял Билла за шкирку, а второй хотел было подхватить под брюхо. Но крыс помнил ласковые пальцы Слизкина, а эти были жесткие и злые.
Видать, медаль у меня забрать хочет, подумал Билл и что есть силы куснул субтильного во всю ладонь.
– А-а-а!!! – заорал собаковод, пытаясь вырвать из пасти конечность.
Билл бы рад его отпустить, но зацепилась плоть за его гнутые зубы.
– А-у-а-а!!! – надрывался укушенный.
Толпа находилась в немом восторге, наблюдая такое за бесплатно! Чуть только сплотились плечом к плечу и рты раззявили. Потом многие кошельков не досчитались. Зато будет что потомкам рассказать.
Засвистел милицейский свисток, Билл рванул головой в сторону, лишив ладонь страдальца унции мяса, поднял тело на четыре лапы и бросился прямо в толпу. Тут все от ужаса повалились друг на друга, кто запрыгнул на палатку с шавармой, кого просто столбняк хватил.
С куском человечьего мяса на зубах Билл скрылся в водостоке, побежал вглубь коммуникаций и долго еще слышал позади шум вокзала. По пути он машинально съел добытый кусок человечины, оценил вкус мяса, как более тонкий, чем колбасный, еще с час побегал, а потом обнаружил с десяток мелких рыжих крыс, которых всех оприходовал в сексуальном плане.
Билл решил жить с ними, но на исходе третьего дня им опять овладела тоска, и он, сам того не понимая, отправился на поиски Мятниковой.
Он долго ее искал, совсем забыв про пищу, а когда увидал в канализационном люке мертвого человека, вспомнил, что голоден, что человечина так вкусна!.. У Билла закружилась голова, он только и успел, что откусить от мертвяка большой палец ноги, проглотить его, а потом лапы подкосились, и он потерял сознание от остаточного метана…
А потом его долго били, но сего он не понимал, так как тело человеческое приобрел, а сознания с таким трудом хватало на произнесение двух имен…
После Билла перевезли в психиатрическую больницу, где какая-то девушка делала с ним что-то совсем непонятное, засовывала в какую-то гудящую штуковину, в которой он спал…
Через две недели профессор Фишин сообщил Сашеньке, что такие номера, какой она обнаружила в голове странного пациента, принадлежат специальным компьютерным чипам, стимулирующим мозговую деятельность.
– У животных, – добавил профессор. – Его скоро заберут у нас, так что придется подыскать для диссертации другой объект!.. Военные…
Сначала Сашеньке захотелось расплакаться, но она взяла себя в руки и решила, что будет заниматься пациентом с резцом в голове. Дядька в больнице с незапамятных времен, и можно попытаться вернуть его из состояния овоща хотя бы в сознание идиота.
Совсем скоро Сашенька Бове вышла замуж за Зураба, а Душко вручили орден Мужества и повысили в звании до старшины. Он служил справно и частенько навещал Сашеньку, подтягиваясь для нее аж по триста раз… Служил он на месте Пожидаева, которого с почестями проводили на преждевременную пенсию. Был большой банкет, на котором инвалиду вручили новенький стеклянный глаз, почему-то зеленого цвета. Родной-то был коричневым!.. Плакала растроганная Алия Марковна, приобретшая недавно в зоомагазине щеночка королевского пуделя.
А потом Тверское отделение потрясло известие, что полковника Журова переводят работать в министерство, с большим кабинетом и личной секретаршей. Для орального секса, считали все.
Как он ее любил! Вова Рыбаков, алкоголик с детских лет, более не потреблял спиртных напитков. Он любил ее, а на другое не хватало времени.
Мятникова привела его в порядок, почистила, помыла, стала доставать из почтового ящика корреспонденцию, которая поступала в таком количестве, что трудно было всю ее переварить. Оказалось, что Владимир Рыбаков самый известный русский художник из ныне живущих, о нем написана даже исследовательская книга.
Впрочем, Лиля никаких работ в доме не нашла, кроме ангела на стене. Зато она обнаружила банковский чек на Вовино имя из самого старого швейцарского банка на фантастическую сумму. Кто ему подарил такие деньги, так и не удалось выяснить, сколько бы Мятникова ни обращалась с запросами в разные заграничные инстанции.
Вскоре листья, превратившиеся в бумажные чеки, вновь оборотились в свое прежнее состояние, только этой осенью деревья стояли какие-то обглоданные. Те товарищи, которые нарвали себе бумагу с веток, вскоре вместо нее обнаружили обычные осенние листья. Но как они пахли!..
А он не пил и потому не рисовал. Он понимал, что если пить, то не любить…
А еще потом Вова Рыбаков умер. Сделал он это во сне, его душу подхватил ангел, слетевший со стены, и понес ее в рай.
Похороны были печально-светлыми, чудесно говорили представители Союза Художников, какие-то неизвестные Мятниковой друзья Вовы… Она почти не плакала, так как плакала навзрыд совсем незнакомая пожилая женщина с лицом, похожим, на ангельский лик со стены.
– Успокойся, дорогая! – утешал женщину пожилой офицер. – Я прошу тебя, Милочка!..
Рядом с могилой Вовы имелась совсем старая, усыпанная сплошь свежими осенними листьями, на которой еле прочитывалась фамилия – Скуловатова и еще одно слово – … биологии. Остальное было затерто. Впрочем, на могилу эту внимания никто не обратил…
На сороковины Мятникова уже знала, что беременна. Она решила, что сохранит чек до совершеннолетия будущего ребенка, а уж потом пусть Билл сам решает. Давая своему будущему ребенку это имя, она нисколько не думала о правильности выбора, была уверенна, что это американское name сделает ее отпрыска счастливым.
