Повесть без начала, сюжета и конца... - Липатов Виль Владимирович (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
– Ну как дела, Нинка? Слышала, как я разделала на все падежи эту дуру стилягу?
– Про стилягу слышала, а вот дела мои вовсе не хороши.
– Что так? – несказанно удивилась директриса и даже забыла о папиросе.– У тебя, у Нинки Савицкой, плохо идут дела?! Расскажите об этом моей прабабушке.
– И все-таки…
В директрисином кабинете во всю ивановскую светило теплое солнце, четыре желтых квадрата лежали на желтом полу, и в них кружились желтые пылинки; в кабинете пахло, как всегда, так сложно, что хотелось чихать, а огромный глобус на шкафу, казалось, медленно вращался, показывая меридианы и широты.
– Твой – молодец! – видимо, поняв причину визита Нины Александровны, энергично произнесла Белобородова.– Такого главного механика сплавной конторы, как твой, Таежное еще не знало. Ты мне на слово поверь: я в поселке абориген. Он истинный молодец, твой-то! И пьянчужек прибрал к рукам…
Теперь от директрисы Белобородовой надо было ждать маленькой или большой гадости, чего-нибудь такого, что должно было подпортить человеку настроение, но Нина Александровна не стала вооружаться, а только вздохнула.
– У Сергея Вадимовича появилась кровь и опоясывающие боли,– сказала она.– Он не хочет ложиться в больницу. Может быть, ты мне поможешь, Анна Ниловна, сволочь его к хорошему рентгенологу?…– Она на секунду замялась.– Понимаешь, мне нет ходу в райбольницу…
Директриса слезла со стола, аккуратно уместившись во вращающемся кресле, прежним энергичным голосом посоветовала:
– Ты вот что сделай, Нинуха. Ты наплюй на всех врачей, а лечи-ка своего капустным соком… Лучший капустный сок в поселке делает мать Серафимы Иосифовны, будь она неладна со своей вечной кормежкой! Вот ты и научись у нее делать сок да пои своего каждый день вместо воды… Он у тебя за месячишко на ноги встанет!… Ты почему молчишь?
– Да потому что Сергей Вадимович не хочет пить капустный сок.
– Как это не хочет?
– А вот не хочет, и все… Говорит, что ему смешна бабушкина медицина и язву вообще не надо лечить…
Она прикусила язык, так как не могла, оказывается, объяснить директрисе Белобородовой способ лечения язвы, изобретенный самим Сергеем Вадимовичем. Ведь если бы она сказала, что муж намерен, как он шутил, лечить язву самоотверженной работой на благо любимой родине, Белобородова приняла бы это за неуместную шутку.
– Значит, не хочет пить капустный сок? – сердито спросила Белобородова.– И ты его не можешь заставить?
– Не могу и не хочу… Я вообще боюсь оказывать любое давление на Сергея Вадимовича…
Белобородова сосредоточенно курила, пускала в потолок сизые бесформенные клубы дыма и отчего-то казалась отсутствующей. Так она молчала минуты три, затем, глубоко вздохнув, потушила папиросу о плечо Нефертити – такая пепельница стояла на рабочем столе Белобородовой.
– Я понимаю тебя,– незнакомым голосом сказала Белобородова.– Какое давление ты еще можешь оказывать на мужа, если, и не желая этого, давишь на него одним своим присутствием… Мне это ох как знакомо, Нинка! Ты же ведь не думаешь, что я нарочно своего Карпова превратила в Белобородова. Бог мой! Что с тобой, Нинка?
– Ничего.– Нина Александровна усмехнулась.– Уж очень похоже мы с тобой мыслим, Анна Ниловна…
– Я об этом знаю давно… Ты еще подле своего на свадьбе сидела, а я уже думала: «Ох трудно будет Нинке!»
Миллиарды пылинок хороводились в солнечных квадратах, пощелкивали старинные часы с кукушкой, глобус по-прежнему, казалось, вращался да вращался, а потом из-под шкафа взял да и вылез школьный кот сибирских кровей, с голубыми фарфоровыми глазами. Кота звали Васькой, он как огня боялся звонков и перед каждым из них, абсолютно точно чувствуя время, прятался в затишек; сейчас кот направлялся к дерматиновому дивану, под которым можно было пересидеть электрический звон.
– Кис-кис-кис,– машинально позвала Нина Александровна.– Вот он какой важный, этот кот Васька!
Когда кот, не вняв призывам Нины Александровны, спрятался под диван, Белобородова, торжественно распрямившись, сказала:
– Говори мне спасибо, Нин Александровна!… Я своего уговорила собрать жилищную комиссию двадцать шестого марта. Вот будет тебе славный подарочек ко дню рождения!
Ожидая взрыва радости, директриса наклонилась вперед, чтобы понять, в каком масштабе благодарна ей Нина Александровна за содеянное добро, но Нина Александровна сидела неподвижно – все глядела и глядела под диван, куда забрался кот Васька, словно хотела спрятаться туда же. Тогда Белобородова тихо и серьезно сказала:
– Завтра же утащим твоего на рентген… Я буду не я, если Ларин не предстанет перед Каспарадзе!
3
Нейлоновая кофточка в темноте светилась голубым электрическим светом, от нее и от самой Нины Александровны летели искры. Вообще рентгенологический кабинет и мир были переполнены электричеством: утром в пальцах Нины Александровны слиплись листы бумаги, за полчаса до этого Нина Александровна, прикоснувшись к плечу Борьки, почувствовала легкий укол, защелкал полиэтиленовый мешочек, в котором хранилась гречневая крупа, а вот сейчас, в районной больнице, электрические искры снопами летели от белого халата рентгенолога Каспарадзе – приятеля, собутыльника и поклонника первого мужа Савицкой… Замедленный, важный, ко всему безучастный, он курортным шагом прогуливался по кабинету, не замечая Ларина и Савицкую, вполголоса разговаривал сам с собой. При этом Каспарадзе время от времени делал отстраняющий жест обеими руками, словно на него надвигался тяжелый грузовик.
– Повышенной кислотности у Сергей Вадимовича нэт, пониженной тоже нэт, нулевая кислотность не проклевывается… Таким образом, я считаю язву, Нына, только и только нэрвического происхождения. Такие язвы довольно часто встрэчаются в наш нэрвический вэк. Очень часто! Я бы даже сказал, слишком часто! А подумав, добавил бы: даже очень слишком часто!
Расхаживая, Каспарадзе шуршал халатом, в рентгеновском кабинете было темно, но Нина Александровна адаптировалась и видела, как халат Каспарадзе обрамляется голубыми искрами. Да, да! Весь белый свет был переполнен голубым потрескивающим электричеством, и только один человек был лишен электрического заряда – Сергей Вадимович Ларин, который полуодетый сидел на холодной белой кушетке, задумчиво почесывая умеренно волосатую грудь, вполуха слушал Каспарадзе. Электрического заряда в нем не было оттого, что, просидев в конторе день деньской, к вечеру он был весь разряжен, как старый аккумулятор. А Каспарадзе продолжал мыслить вслух и фланировать по кабинету:
– Я склонен присоэдиниться к мнэнию больного, утверждающего, что его труд не является источником нэрвического раздражения, а скорее всего способствует повышению тонуса.– Он отстранил ладонями невидимую опасность.– Конкретно говоря, я склоняюсь к тому, что нэрвический раздражитель находится вне сферы производственной деятельности больного, тем паче что он соблюдает диэту даже в командыровках… Я правильно вас понял, больной?
– Точненько! На плотбищах я ем только молочную пищу. На Сергее Вадимовиче были забавно огромные и длинные сатиновые трусы, шелковая майка на спине продралась, волосы торчали в разные стороны; разглагольствования Каспарадзе он почти не слушал, ответив на его прямой вопрос, принялся с инженерным видом разглядывать рентгеновскую установку. Потом заявил:
– А установочка-то уполне современная. Я думал, что меня будут просвечивать на допотопной, а тут, понимаете ли, передовая техника из приятной мне соцстраны! Вот тебе и деревянный город Пашево!… Так чего вы от меня добиваетесь, товарищ Каспарадзе?
– Я от вас добиваюсь согласия лечь в больницу, а от вашей жены трэбуется единственное: установить источник постоянного раздражения…
– Хорошо,– за себя и за Сергея Вадимовича сказала Нина Александровна и поднялась.– Спасибо. До свидания.
Когда Нина Александровна и Сергей Вадимович вышли из районной больницы, на дворе стояла уже настоящая весна и шофер дядя Коля похаживал вокруг «Волги» в одной клетчатой ковбойке, но в зимней шапке. Они сели в машину, дядя Коля взял с места большую скорость, чтобы не буксовать на раскисшей дороге, и вскоре приехали в Таежное, где Сергей Вадимович категорически объявил:
